Ирина Степановская - Вслед за Ремарком
«Что-то еще случилось», – подумала она, но спрашивать ничего не стала,
– Заводи, – вместо приветствия буркнул ей Роберт, и она хоть и ничего не сказала в ответ, но тут же подумала, что никогда нашим мужикам еще не достигнуть уровня «трех товарищей», хотя бы во внешних проявлениях воспитанности. Она завела. Собака при звуках работающего двигателя, прихрамывая и припадая при каждом шаге, отодвинулась в сторону. Лапу она по-прежнему держала на весу.
– Что с собакой? – Нина внимательно смотрела на страдающего пса.
– Не знаю. Может, зашибли ненароком вчера во время потасовки. Ну, поехали, некогда! – Вид у Роберта был такой, словно Нина докучает ему с какими-то бабскими пустяками.
– Нет, подожди. Так нельзя. Может, у нее лапа сломана, придется к ветеринару везти! – Нина решительно заглушила двигатель и вышла из машины. Умный пес с готовностью поковылял к ней навстречу.
Нина присела на корточки и стала ощупывать лапу.
– Потерпи, потерпи, маленький, – приговаривала она, – Давай вот в эту сторону лапку повернем, теперь вот в эту… Нет, вроде ничего не сломано. Вот, возьми бутерброд! – По дороге в школу она заглянула в булочную и в кафетерии выпила кофе и съела бутерброд с ветчиной. Второй бутерброд она предусмотрительно завернула в салфетку на всякий случай. Она теперь взяла за правило подкармливать собаку и замечала, что к началу занятий хитрый пес всегда вертелся около ее машины. Отвлек ее от этих дел хлопок двери со стороны пассажира.
– Слушай, у нас занятие или что? – Роберт еле сдерживался, чтобы не закричать. – Или ты садишься в машину и мы наконец едем, или я тебя высаживаю и еду по другим делам!
Нину возмутил его тон.
– Чего это вы разорались? – выпрямилась она, – В конце концов, это занятие мной оплачено, как и все остальные, и я что хочу, то и делаю! Хочу – езжу с вами по одним и тем же улицам, хочу – собак кормлю!
– Вот все вы такие, богатенькие! – медленно проговорил Роберт. – Думаете, если платите за занятия, так вам все можно? Высаживайся на хрен, никуда с тобой не поеду! – Он открыл дверцу заднего сиденья и выкинул прямо на асфальт ее сумку и синий шарф. Один его конец попал в лужу.
– Ах вот вы как? – буквально рассвирепела Нина. – Еще будете мои вещи кидать! Да я и сама больше с вами заниматься не буду!
Ее ужасно обидело, что вместо того, чтобы еще раз похвалить ее за вчерашнее, все-таки она первый раз в жизни участвовала в драке и действительно оказала Михалычу помощь, Роберт обращается с ней как… как… Она не могла подобрать слов от возмущения. Как со своей собственностью, которая все простит! А вот и нет! Она не позволит так с собой обращаться! Есть уже один, который считает ее своей рабыней!
– Да я и сама больше к вам в машину не сяду! – закричала она. – Тоже мне преподаватель! Зануда вы, вот вы кто! И преподавать вы не умеете! В группе у вас вечно шум и кавардак, и мямлите вы так, что у вас никто никогда и ничего не может разобрать!
Роберт, пока она кричала, стоял перед ней и только ошеломленно моргал ресницами.
– Ну ты и гнида! – в конце ее тирады наконец произнес он. – То говорила «вы – мой гуру», а как подучилась немного, так у меня вечно шум и кавардак! Чтобы духу твоего больше на занятиях не было, и на экзамен не смей приходить! Иди сдавай куда хочешь! Можешь жаловаться на меня хоть самому президенту! До экзамена не допущу!
– А вы бы и так не допустили! У меня, по вашей милости, до сих пор площадка не отработана! – повернувшись к нему, уже тише, но так же яростно сказала Нина. – Пока вы меня по улицам мотали, другие на площадке тренировались. Вон Михалыч своих учеников сначала все фигуры отработать заставил, а потом уже на улицу выпустил! А вы, наверное, сами ни одной сделать не можете! – Последнюю фразу она сказала, конечно, сгоряча, в запале и зря. Естественно, Роберт блестяще мог выполнить все фигуры, иначе какой же он был бы преподаватель? Но то, что ученики Михалыча, а все видели это, ползали по площадке, отрабатывая технику, а ученики Роберта начали обучение сразу с улицы, тревожило не одну ее. Учащимся площадка почти всегда давалась тяжелее, чем улица, и это обстоятельство порождало их беспокойство. Роберт же с Михалычем считали, что чем хуже условия, в которых ученики работают на площадке, тем легче им потом будет ездить самостоятельно. Камнем же преткновения для многих оказывалось упражнение, которое называлось «Эстакада». Заключалось оно в том, что ученик должен был самостоятельно въехать на довольно значительное возвышение в виде крутого мостика, остановиться на нем прямо на середине подъема, на крутизне, не допуская отката назад, потом тронуться с места, завершить подъем и, осторожно скатившись с другой стороны, вывернуть на прямую. На мостике, покрытом снегом или коркой льда, выполнить это упражнение было невозможно. Нина волновалась именно из-за него. Несколько раз она задавала Роберту вопросы по этому поводу, но он или отмалчивался, или отшучивался, или говорил, что она успеет. На самом деле он действительно ждал первого снегопада, чтобы научить Нину выполнять это упражнение в трудных условиях. Во-первых, и экзамен ей, как и всем ученикам группы, пришлось бы сдавать уже зимой, а во-вторых, Роберт всегда придерживался теории, что если тяжело в учении, то легко в бою. Нинины слова задели его за живое.
– Я не могу сделать фигуры на площадке?
– Наверное, не можете, если не учите этому! – Нина возмущенно трясла головой, хотя гнев ее стал потихоньку улетучиваться. Она поняла, что сморозила глупость. Разъяренный Роберт уселся в машину и с силой захлопнул дверцу.
– Ну, смотри! – И он поехал.
Да, действительно, на автомобиль, передвигавшийся по площадке словно игрушечный, было любо-дорого посмотреть. Все фигуры Роберт исполнял тютелька в тютельку, не просто на «отлично», а на самую превосходную степень, какую только можно было вообразить. Апофеозом всему была «Эстакада». Он въехал на нее не передом, как это полагалось по правилам, а задом, остановился ровно посредине подъема, не откатившись вниз ни на сантиметр. Затем, чуть слышно газанув, он легко тронулся с места и так же легко достиг вершины моста. Задержавшись на мосту сколько нужно, будто покрасовавшись на нем, он так же задом съехал вниз, аккуратно и очень точно развернулся и тут уже газанул как следует, взял с места в карьер и быстро укатил за ворота, за пределы видимости Нининых глаз. Нина осталась во дворе одна, не считая собаки. Пес, который тоже следил за всеми передвижениями автомобиля, теперь отчетливо понял, что больше уже ни от кого ничего ожидать не приходится, потянулся, зевнул, встав вдруг как ни в чем не бывало на все четыре ноги, и деловито потрусил к беседке, очевидно, по каким-то своим, собачьим, делам. Нина глянула ему вслед и возмущенно всплеснула руками:
