Диана Чемберлен - Любимые дети, или Моя чужая семья
Я хотел рассказать Кимми о своем сне с палочными человечками, но промолчать об одиноком Ките, только писать пришлось бы слишком много. Все же я попытался.
– Энди? – неожиданно сказал мистер Дрекслер.
Я так удивился, что вскочил, и телефон упал на пол.
– Спрячь телефон, – велел он.
Я поднял телефон. Решил напечатать эсэмэску позже, но не хотел, чтобы меня вызвали к директору, так что спрятал телефон в карман. Кимми поймет.
Домой после уроков меня привезла ма, потому что сегодня она дежурила в начальной школе. Я ей все рассказал о снах с палочными человечками.
– Какой радостный сон! – воскликнула она после того, как услышала о волейболе и славных людях.
– Если не считать, что я увидел одинокого мальчика, тоже палочного, на крыльце мисс Сары. Думаю, это был Кит. То есть, не настоящий Кит, потому что это палочный мальчик, но… не знаю, как это объяснить.
– Во сне ты почувствовал, что этот мальчик – Кит. Палочный человечек представлял Кита.
Ма всегда понимала, что я хочу сказать.
– Точно, – кивнул я.
– Нам всем грустно из-за Кита. Последние полтора года ему трудно пришлось, – вздохнула ма.
– Потому что мисс Сара исчезла. И потому что он пострадал при пожаре. И потому что узнал, что он наш кузен.
– Да, – согласилась ма. – Уверена, что и это его потрясло.
– Мне нравится иметь кузена, – решил я. У меня никогда не было раньше кузенов. И здорово было повторять «у меня есть кузен». Даже если повторять можно одному человеку: Кимми. Жаль только, что этим кузеном оказался Кит.
Когда мы вернулись домой, я сказал ма, что хочу покататься на велосипеде, а она велела быть дома к обеду. Ей не нравилось, когда я летом ездил по шоссе. Потому что машин было слишком много, но теперь все в порядке. Я почти не встречал машин. Я – хороший велосипедист, потому что ноги сильные из-за плавания. Я поехал в банк в Серф-Сити. У меня была своя кредитная карточка, с которой было позволено снимать двадцать долларов за один раз. Но когда на экране спросили, сколько ты хочешь, я подождал, пока не покажут несколько цифр и даже сотню. Хотя мне не позволяли снимать так много денег, я нажал кнопку напротив сотни. И получил несколько двадцаток. Пять. Пять раз по двадцать будет сто, так что все верно. Потом я сел на велосипед и поехал к трейлеру Кита и мисс Сары. И тут мне даже страшно стало. Потому что Кит сидел на крыльце, практически на том месте, где был палочный мальчик.
Он был спиной ко мне, когда я остановил велосипед около его машины. И сидел на перилах, в точности как палочный мальчик.
– Привет, Кит.
Он немного дернулся, словно я его испугал.
– Что ты здесь делаешь? – рявкнул он.
– Я во сне видел тебя на крыльце.
Он покачал головой.
– Ты такой странный.
Он спрыгнул с перил и сел у стола.
– Я правда тебя видел.
Не стану злиться на него, хоть он и называл меня умственно отсталым. И зря. Мой мозг умел думать. Если бы мы подрались на крыльце, один из нас мог упасть и умереть.
– Ты был палочным мальчиком, – пояснил я. – То есть этим палочным мальчиком был ты.
– Что ты мелешь, черт возьми?
Он взглянул в сторону берега.
– Я привез тебе деньги.
Я подошел ближе, протянул пять двадцаток, и он уставился на них.
– Это твоя мать передала?
– Нет. Снял со своего сберегательного счета. С карточки.
– Это из ТВОИХ сбережений?
– Да.
– Но с чего это ты даешь мне деньги?
– Потому что ты – мой кузен и нуждаешься в них.
– Не нужны мне твои деньги.
– Это глупо, если ты в них нуждаешься.
– Я не такой глупый, как ты, – усмехнулся он.
Мне так хотелось ударить его.
«Стоп, – сказал я себе. – Думай. Действуй».
– Мне пора. Я должен быть дома к ужину, – сказал я. И стал спускаться.
– Эй, Энди, – позвал он, когда я спустился до середины.
– Что?
Я повернулся. Его лицо было в тени, так что я не видел шрамы.
– Спасибо за предложение, чувак. Но я в порядке.
– Ладно.
Я спустился к велосипеду, держа руки в карманах и перебирая бумажки. Я не знал, что делать с ними дальше. Я знаю, как снять деньги с карточки, но никто не говорил мне, как положить их обратно.
42. КитВсю субботу шел дождь. Не мелкий. Настоящий ливень. Из окна трейлера в двух шагах ничего не было видно, и стоял такой холод, что я подумывал включить отопление. Почему нет? За все платит Лорел. Но это казалось идиотизмом. В конце концов, октябрь едва начался.
День выдался паршивым. Одна из особенностей проживания в трейлере – то, что я не слышал собственных мыслей, когда шел такой сильный дождь. Серьезно. Словно кто-то палил прямо мне в мозг. И притом Маркус пообещал донести на меня в департамент социальной защиты. Успел ли он? Прошло уже двадцать четыре часа, и ничего не случилось. Но я все еще тревожился. Что вот-вот появится социальный работник и потащит меня в интернат. Или, что еще хуже, к каким-нибудь улыбчивым приемным родителям, которым заплатят за то, чтобы они были приветливы со мной. Я пытался дозвониться Джен, попросить, чтобы она приехала сюда или позволила приехать к ней. Но она не брала трубку. У нее ведь определялся номер, верно? Почему же она не отвечает? Мне не нравились мысли о том, что она может быть с кем-то еще. Может, этот день и ее уморил? Я о шрамах в ее душе. Может, она просто не хочет больше видеть меня?
На душе было так паршиво, что я вытащил кассету, которую записала моя мать, пока я лежал в больнице. Психотерапевт помог ей ее записать, и она должна была помочь мне расслабиться. На записи мать сначала говорила о том, как сильно любит меня, что я должен быть сильным и тому подобное. Дальше шло насчет того, как я чувствую, что расслабляются сначала мои ступни, потом ноги и так далее. Сначала я действительно вытащил кассету, чтобы расслабиться. Но потом понял, что в действительности хотел услышать мамин голос. Большая ошибка. Невыносимо было слышать мамино «я люблю тебя» и все такое. Я не говорил ей этих слов век-другой. Иногда я бываю таким кретином…
Вот так я и провел весь день, лежа в консервной банке под барабанный стук дождя по крыше, жалея себя, тоскуя по матери. Часов в семь, когда стемнело, я услышал, как хлопнула дверца машины. Вскочил с кровати и выглянул в окно. Из-за дождя и темноты было почти невозможно что-то разглядеть. Но кто-то открыл дверцу машины, и в свете, исходившем изнутри, я увидел три… ТРИ патрульных автомобиля. В глубине души я знал, что это не связано с матерью. Они приехали, чтобы потащить меня туда, где я не хотел быть.
Какой-то момент я не мог пошевелиться. Потом услышал шаги на крыльце, поэтому удрал в комнату матери, где был второй выход. Эта дверь всегда была закрыта, по той причине, что снаружи ничего не имелось. Ни крыльца. Ни ступенек. Только провал в восемь футов до земли.
