Анатомия бабника (ЛП) - Мэдсен Синди

Слеза, скатившаяся по ее щеке, заставила меня возненавидеть себя.

— Но знаешь что? Все хорошо. Теперь мне не нужно расстраиваться из-за всего, что будет опубликовано в моей статье. Мне не нужно расстраиваться из-за того, что я увидела на твоем холодильнике записку с информацией для парня, который предоставляет тесты за деньги — о, и все, кто купил эти тесты, пойдут ко дну. Я собираюсь привлечь внимание к хоккейной команде и всему, что, по их мнению, они заслуживают только потому, что провели один победный сезон, — от оценок, которые они не зарабатывают, до разбивания сердец девушек ради развлечения.

От болезненных ноток в ее голосе мое отвращение к себе усилилось, охватывая меня изнутри.

— Да, я заключил глупое пари, и это делает меня мудаком — я не буду этого отрицать. Но это было до того, как я познакомился с тобой, и причина, по которой я вообще это сделал, заключалась в том, что я хотел узнать тебя получше.

— О, это та часть, где я должна быть польщена? Где я бросаю свою работу и снимаю трусики?

— Я выложил тебе все, что знал, — сказал я. — Я рассказал тебе то, чего никогда не говорил Дэйну.

— Да, думаю, тебе следовало с самого начала сказать «не для протокола». В следующий раз, когда будешь играть с репортером, будешь знать, — она начала поворачиваться, но я схватил ее за руку и развернул спиной к себе.

— Мне похрен на эту историю. Пиши все, что хочешь. Просто скажи, как все исправить, — мои вдохи и выдохи прерывались, но в легкие не поступал кислород, и от его нехватки у меня кружилась голова. Все, чего я хотел, ускользало у меня из рук, и это только заставило меня осознать, что я теряю.

У меня оставался всего один шаг. Раскрыть правду и посмотреть, есть ли у нее шанс исправить нанесенный ущерб — посмотреть, действительно ли любовь так волшебна, как утверждают стихи, истории и песни.

— Уитни, я люблю тебя.

Она вырвала руку и влепила мне пощечину, резкий звук эхом разнесся по ночи. В ее глазах блестели слезы.

— Как ты смеешь! Не думаешь, что ты сделал достаточно?

Она покачала головой, а затем бросилась в свою квартиру, захлопнув за собой дверь. Я услышал, как задвинулся засов, и все те трещины, которые образовались ранее, стали расширяться, пока все внутри меня не рассыпалось на части.

Из моих легких вышел весь воздух до последней капли, вылетел изо рта белым облачком, только что был здесь, а в следующий миг исчез. Я и так сделал достаточно. Уитни была одним из немногих хороших людей, которые появились в моей жизни, и я потерял ее.

Хуже того, я этого заслуживал.

Глава 45

Уитни

Я поводила шеей из стороны в сторону, морщась от боли. Я проводила в редакции газеты каждую свободную секунду, начиная с окончания занятий и до тех пор, пока остальная часть кампуса не превратилась в город-призрак.

Я в последний раз перечитала свою статью. Планировалось опубликовать ее в понедельничном выпуске, но, по общему признанию, в воскресенье я была не в лучшем настроении. Как и в понедельник. Да даже во вторник.

Сегодня была среда, и, честно говоря, мое сердце все еще обливалось кровью каждый раз, когда я думала о Хадсоне Деккере. То есть все это время, учитывая, что я писала статью о хоккейной команде, к которой он принадлежал.

Была большая вероятность, что я больше никогда не буду в порядке, но я старалась не думать об этом, потому что разговоры об этом наводили на меня тоску.

Я дошла до конца статьи, которую могла процитировать практически наизусть, и прижала пальцы ко лбу, потирая пульсирующие виски. Было ли это слишком грубо? Проявила ли я журналистскую честность?

Спорно.

Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. После стычки с Хадсоном я вошла в квартиру и прислонилась к двери. Как только моя задница коснулась пола, я разрыдалась, хотя заставляла себя сдерживаться во время разговора с ним.

Лайла села рядом со мной, обняла меня за плечи и велела Беку принести мороженое. Она помогла мне подняться с пола, и к тому времени, как мы вернулись к дивану, Бек уже стоял там с коробкой и извиняющимся выражением на лице.

Из-за этих истерик мне потребовалось несколько минут, чтобы пересказать случившееся — к счастью, Лайла рассказала Беку о пари, так что мне не пришлось выдавливать из себя эти слова еще раз. Каждый раз, когда я произносила или думала о слове «пари», в моем сердце разматывалась еще одна нитка. Еще чуть-чуть, и оно бы совсем разорвалось.

Когда я закончила, Бек сказал:

— Уитни, я не принимаю его сторону, клянусь, и, если бы я знал о… — он оборвал себя, увидев, как я вздрогнула. — Тогда я бы не оставил тебя там одну.

— Видишь, — сказала Лайла, и они обменялись раздраженными взглядами.

— Но ты бы его видела, — взгляд Бека снова переместился на меня. — Он был в отчаянии, когда думал, что с тобой может что-то случиться.

— Он хороший актер, — парировала я. Если бы кто знал, как сильно Хадсон мог обмануть кого-то, и что это это будет девочка, которая влюбилась в него, когда он с ней переспал, чтобы выиграть пари.

Бек настаивал на том, что он знает Хадсона достаточно долго, чтобы понять, когда тот говорит искренне, и что никто не может изобразить такого рода беспокойство, и теперь его настойчивость снова пришла мне в голову. Когда он сказал это прошлой ночью, надежда — прекрасная, но опасная надежда — всплыла на поверхность. Я хотела, чтобы он оказался прав, хотя я столько раз обжигалась, что я начала сомневаться в искренности всех парней.

Итак, я призналась в том, что скрывала во время своего пересказа. Моя рука задрожала, когда я поднесла ее ко рту, и на глаза навернулись новые слезы — точно такие же, как те, что сейчас подступали к горлу.

Даже Лайла немного смягчилась по отношению к Хадсону, когда я рассказала им, что он признался мне в любви.

— Он сказал тебе, что любит тебя? — спросила она, и взгляд, которым они с Беком обменялись, говорил о понимании, а не о противостоянии.

Воспоминание о том, как он произнес эти слова, запечатлелось в моем мозгу. В тот момент перед моими глазами промелькнуло лицо Хадсона, как это происходило, по крайней мере, сотню раз с тех пор, а затем быстро сменилось тем, каким разбитым он выглядел после того, как я дала ему пощечину.

В то время я гордилась своей реакцией. Я сказала себе, что в следующий раз, когда какой-нибудь парень выставит меня на спор, я не буду стоять как идиотка. Наконец-то я показала парню, какую боль он причинил мне, и доказала ему — да и самой себе — что я не тряпка.

Только… конечно, я хотела причинить ему такую же боль, как он причинил мне, но то, что я увидела на его лице, не заставило меня почувствовать себя сильной и оправданной, как тогда, когда я высказала Тревору все, что о нем думаю.

Нет, с Хадсоном каждое подергивание лица, каждый признак того, что мои словесные удары достигли цели, только отзывались эхом во мне и усиливали мою боль. Я думала, это потому, что все было так свежо и необузданно, и потому, что я заботилась о нем больше, чем о любом другом парне, но несколько дней спустя мысли об этом вызвали во мне приступ агонии.

Сколько бы я ни твердила себе, что Хадсон заслужил каждое мое слово, эту пощечину и язвительную статью, в которой критиковалась его команда, я не могла до конца убедить себя в этом. Возможно, эта ситуация сделала меня слабой. Возможно, даже легковерной. Скорее всего, это сделало меня девушкой, которая не могла перестать любить этого парня, несмотря на все доказательства того, что она не должна этого делать.

Не говоря уже о том, что я тоже не была до конца честна с ним с самого начала. Мне нравилось думать, что, если я опущу некоторые вещи, потому что они были связаны с работой, а я работала под прикрытием, все будет в порядке, но границы определенно были нарушены, и я была далека от образцового поведения.

Я открыла свои последние файлы, и «Анатомия игрока» заменила мою статью, до выхода которой оставалось десять минут.