Грустная дама червей - Бочарова Татьяна Александровна

51

В больничном коридоре приторно пахло чем-то едким, было пустынно и тихо.

Карина сидела на лавочке, обитой полопавшимся синим дерматином, глядя в окно. Напротив нее на посту, склонив в свете лампы утомленное лицо, также безмолвно и неподвижно сидела дежурная — немолодая, некрасивая женщина. Со стороны казалось, что она замерла или заснула. Однако время от времени дежурная что-то помечала в лежавших на столе бумагах, и тогда становилось ясно, что она не спит, а работает.

Карина не могла определить, который час. Лелю увезли на второй этаж в операционную. С того момента, как ее погрузили в лифт, время словно остановилось, и Карина не понимала, прошло ли сорок минут или два часа.

Большое окно, занавешенное короткой белой больничной шторкой, на глазах потемнело, и по отделению поползли сумерки. Откуда-то появилась санитарка, щелкнула выключателем. Загудели лампы дневного света, вспыхнули и засияли кафельные стены. Карина вздрогнула и очнулась.

И тотчас с визгом распахнулись двери лифта. Вышла пожилая женщина в очках и марлевой повязке и, оглядев пустое приемное отделение, направилась к Карине:

— Вы приехали с Ляшко Еленой Николаевной?

— Я. — Карина встала, чувствуя все ту же ватную слабость в ногах. — Как она?

— Ее прооперировали. Ребенок дышал при рождении. Но шансов у него почти нет. Он сильно недоношенный.

— Как — сильно? Ей же оставалось максимум четыре недели!

Пожилая покачала головой:

— Больше, гораздо больше. Срок не точно установлен. Да и не в недоношенности дело.

— А в чем? — испуганно спросила Карина.

— В том, что у матери было сильнейшее кровотечение. Малыш наглотался крови, вод, отсюда отек легких, гипоксия… — Женщина говорила спокойно, ровным, усталым голосом.

Наверное, она привыкла так говорить, потому что делала это не первый раз. И не второй. А бог знает какой. Сыпала медицинскими терминами, словно была уверена, что Карина прекрасно знает и понимает все врачебные тонкости.

— Он может выжить? — спросила Карина.

— Теоретически — да, но практически — вряд ли. Он очень слаб. Мы его отправили в специализированную детскую больницу. Там есть необходимое оборудование, там ему постараются помочь.

На минутку Карине стало легче: все-таки есть шанс. Наука сейчас творит чудеса. Надо будет заплатить, достать любые лекарства — они с Олегом сделают что угодно. Может, выживет ребеночек. А Леле, наверное, уже лучше — и кровотечение должно было остановиться, и…

Карина взглянула в лицо пожилой докторше. Оно по-прежнему оставалось бесстрастным и спокойным, но в глазах ее Карина заметила едва уловимую тень.

— Вы кто ей? Сестра? — спросила женщина, и Карина вновь почувствовала отступивший на время озноб.

— Нет, я соседка, подруга.

— Муж ее где? В городе?

— Нет, муж далеко. В командировке.

— Звоните ему, чтобы срочно летел в Москву. Срочно, понимаете?

— Да, хорошо. А что с ней? Что с Лелей — что-нибудь страшное? Скажите мне, я должна знать. — Карина умоляюще заглянула врачихе в лицо.

— Да, — ответила та, и тон ее голоса стал мягче, участливее. — Да. Все плохо. Если есть еще близкие — мать, отец, родственники, — пусть быстро едут, а то могут не успеть. Кровопотеря огромная. Сердце слабое. Мы делаем что можем. Почему она находилась дома? Ей давно пора было лечь в больницу. Предлежание плаценты, в карте черным по белому написано — показана госпитализация на сроке тридцать недель.

— Госпитализация? — хриплым шепотом переспросила Карина. — В карте?

— Ну да. Звоните, — врач кивнула на стол дежурной, где стоял телефон, и бесшумно двинулась к лифту.

Значит, Леля умирает, так же как и ребенок. Не помогли ей Каринины молитвы, которые та шептала про себя в машине «скорой помощи» и здесь, сидя в приемном отделении.

Но почему — она? За что она?! Карина кинулась к телефону. Звонить! Но кому звонить? Лелиной матери в Зеленоград? Она не знает телефона. Олегу? Отсюда невозможно позвонить в другой город. А выйти, добежать до почты Карина не может — как она оставит здесь Лелю?

Господи! Она даже сумочку с собой не взяла, а там — записная книжка с телефонами оркестрантов.

Карина в отчаянии взглянула на дежурную. Придется все-таки бежать на почту; а у нее и денег нет. Одолжить?

Она наугад сунула руку в карман дубленки, нащупала там две смятые купюры и какой-то потрепанный клочок бумаги. Извлекла все это на свет божий.

Деньги оказались десятками. Карина развернула сложенный пополам блокнотный листок. Посреди страницы крупным, размашистым почерком было написано: «302-15-40. Тамара».

Тамара. Сестра Вадима, парикмахерша. Тогда в поезде она дала Карине свой телефон, а та сунула бумажку в карман дубленки и позабыла о ней.

Карина взглянула на круглые настенные часы — без четверти семь. Сестра Вадима должна уже быть дома. По крайней мере, на это есть надежда.

Она подошла к столу, набрала номер. Послышались долгие, тягучие гудки.

Никого нет. Очевидно, Тамара еще не вернулась из салона. Что делать дальше?

— Але, — внезапно произнес тихий, далекий голос.

— Это Тамара? — спросила Карина.

— Нет, — ответила трубка.

— А можно Тамару?

— Можно. — Послышался какой-то щелчок, и дальше воцарилось молчание. Наконец более громкий и энергичный голос сказал:

— Я вас слушаю.

— Тамара, — закричала в трубку Карина, боясь, что ее плохо слышно. — Это говорит знакомая Олега и Лели Ляшко. Меня зовут Карина, вы мне в поезде отдали ноты Вадима, когда тот заболел перед поездкой в Суздаль. Помните? — Карина перевела дух, стараясь преодолеть подступающие к горлу рыдания.

Трубка молчала.

— Вы слышите меня?

— Слышу, — ответила Тамара своим бодрым голосом, — я вас вспомнила. Вы хотите постричься?

— Нет, Тамара, нет. Я звоню вам из больницы. Вы знаете телефон гостиницы в Хабаровске? Надо срочно дозвониться до Олега. У Лели начались роды, и она в очень тяжелом состоянии. Але? Вы меня понимаете?

— Кто в больнице? — переспросила Тамара.

— Жена Олега. Вы знаете его жену Лелю?

— Да, знаю. — В голосе Тамары зазвучала тревога. — Что с ней? Она рожает?

— Она уже родила. У нее сильное кровотечение. Надо, чтобы Олег вернулся немедленно, тотчас. Я не могу отсюда позвонить… — Карина почувствовала, что больше говорить не в состоянии, и замолчала.

— Але! — раздалось из трубки. — Что с вами? Вы плачете?

— Нет, — всхлипнула Карина, — то есть да.

— Все так плохо? — взволнованно спросила Тамара.

— Да, да? — в отчаянии закричала Карина.

— Я сейчас позвоню в Хабаровск. У меня есть телефон. Не переживайте, я позвоню. Перезвоните минут через пятнадцать.

— Хорошо.

Карина повесила трубку. Дежурная молча открыла шкаф, достала пузырек, накапала из него в стакан, плеснула воды из графина:

— Пейте.

Карина послушно выпила едко пахнущую жидкость и вернулась на свою скамейку.

Минуты еле ползли, словно стрелки на часах склеились и с трудом отлипали друг от друга и от циферблата. Она едва дождалась, пока они преодолеют четверть круга.

На этот раз трубку взяли сразу.

— Але! — прокричала Тамара Карине в самое ухо. — Я дозвонилась. У них отменились два последних концерта, и они уже вылетели. Чартерным рейсом, полтора часа назад. Вы меня слышите?

— Да, — сказала Карина, — я вас слышу.

— Они будут в Москве через семь часов. Простите, я забыла, как вас зовут?

— Карина.

— Карина, скажите мне адрес больницы. Я сейчас к вам приеду.

— Спасибо, — сказала Карина с благодарностью.

От мысли, что кто-то будет с ней рядом совсем скоро, ей стало немного легче. Она продиктовала адрес со слов дежурной.

— Ждите. Я выезжаю, — успокоила её Тамара и прибавила: — Все будет хорошо.

Карина положила трубку на рычаг.

…Все будет хорошо. Леля не может вот так просто взять и умереть.