Холли Габбер - Методика обольщения
— Потом они идут осматривать Нотр-Дам. Один говорит: «Да… Крупное здание. Давай так — ты осматривай снаружи, а я изнутри. Так мы быстрее управимся».
Эрик поискал глазами Керри. На лужайке ее не было. Он нашел Керри на кухне: поджав губы, она сосредоточенно кромсала большой ломоть окорока.
— Почему вы ушли?
— Это же ваши гости, Эрик.
Эрик неуверенно потоптался в дверях. Керри явно была обижена, но он не мог понять чем. Попытался зайти с другой стороны:
— Не стоило вам брать на себя обязанности кухарки — я ведь просил…
Получилось только хуже, эти слова задели Керри уже всерьез.
— Я не думала, что взяла на себя обязанности кухарки! Мне казалось, я вам всего лишь помогаю. Оказывается, вот как обстоит дело! Ну что ж… С другой стороны, кто же все приготовит и накроет на стол, как не кухарка?
Она отвернулась и вновь набросилась на окорок с ножом. «Ох уж эти женщины, — тоскливо подумал Эрик. — Любую фразу препарируют и найдут в ней десять скрытых смыслов».
— Керри… Я не хотел вас обижать, просто неточно выразился. Пожалуйста, бросьте вы это дело, идемте со мной. — Эрик секунду помедлил, а потом неожиданно нашел нужные слова: — Мне скучно без вас. Эта компания так угнетает. И вам очень идет розовый цвет. Такое дивное платье… Торжество легкомысленной эротичности.
Лицо Керри мгновенно просветлело. Она продолжала всем своим видом выражать обиду, но немедленно положила нож и стала вытирать руки салфеткой.
— Красивая вещь и должна быть немножко эротичной… Ладно, идите, Эрик. Я вас догоню.
И все же удивительно, почему женщины придают такое значение пустым словам, размышлял Эрик, вновь приближаясь к слегка притихшей компании и пытаясь понять, чем сейчас забавляют себя его гости. Берт, Джулия и Эндрю немного поостыли и, похоже, устали веселиться — они вели какой-то негромкий разговор. Лана, вцепившаяся в Тома мертвой хваткой, общалась исключительно с ним. Джессика походила на сжатую до предела пружину, но было видно, что она контролирует ситуацию.
— Том, вы помните момент, когда впервые почувствовали в себе актерские способности?
— Это что, интервью?
— Нет, — Лана засмеялась, продемонстрировав мелкие, но белоснежные зубы, — это просто вопрос. А если я когда-нибудь буду о вас писать, то непременно согласую все детали и не перевру ни словечка — клянусь! Так помните или нет?
Помню, — медленно ответил Том. — Мне тогда было шесть лет, и я находился на попечении отвратительной старухи, которая тяжко страдала из-за того, что отец запретил воспитывать меня ее методами. Однажды я что-то натворил — сломал, испортил, не важно. И старуха решила добиться от отца хоть какого-то наказания. А он, как назло, в тот день купил песочные пирожные с шоколадной глазурью — я их просто обожал…
— …И обожаешь до сих пор, — вставила Джессика.
— Ага. Я уж не знаю как, но она убедила папу, чтобы мне эти пирожные не давали. А сама целый вечер тарахтела, что ей и папе полакомиться можно, а мне нельзя, потому что я плохой.
— Вот стерва! — искренне возмутилась Лана. — Разве можно было так мучить ребенка!
— Этого ребенка, может, и стоило… — невнятно пробормотала Джессика, разглядывая складки собственного платья.
Том выразительно проигнорировал ее слова.
— Вечером она ушла, а я лег на кровать и начал реветь. Сначала тихо, потом все громче и громче. Честно говоря, больше всего меня обидело то, что папа пошел на поводу у старой бульдожихи». Я ревел, а папа стоял под дверью и слушал.
— И сердце у него, наверное, разрывалось на части, — заметила Лана.
— Наверняка, — не без ехидства подтвердил подошедший поближе Эрик, который всегда воспринимал дядюшкины отцовские восторги с известным скептицизмом.
— Вдруг дверь открывается, входит папа и несет блюдце с пирожным. И очень строго говорит: он не для того покупал сладости, чтобы они зачерствели или испортились, а ему их есть совершенно не хочется. Так что уж придется мне. Вот. А пока я жевал, он немного помялся, а потом сказал: «Пожалуйста, не говори завтра, что я разрешил тебе это съесть. Уж постарайся, изображай страдание». То есть он, конечно, сформулировал это как-то иначе, но я понял. Весь следующий день я так убедительно страдал — моя мучительница была в восторге! И я был в восторге: мне очень понравилось изображать одно, а думать и чувствовать в этот момент совершенно другое. Так все и началось.
— Какая трогательная история! — умилительно пропела Лана, округлив глаза.
— Да, история дивная, — согласилась Джессика. Она поднялась, потрепала Тома по плечу и поцеловала в висок, открыто демонстрируя Лане, кто законный владелец этой игрушки. — Как раз для печати. Когда лет через двадцать кто-нибудь возьмется писать твою биографию, Томми, попросишь вынести это в предисловие.
«А она молодец, — подумал Эрик, — уже не первый раз поощряет его увесистыми комплиментами, вуалируя их откровенность язвительной иронией».
В этот момент в дверях дома появилась Керри. Разочарованная Лана, понявшая, что здесь ей ничего не обломится, отправилась к приятельнице. Джессика тоже ушла — оставлять Тома наедине с Эриком она не боялась. Том, не выпускавший из руки стакан, немного захмелел, но держался с завидной самоуверенностью, старательно удерживая улыбку.
— Что-то ты, Эрик, выглядишь довольно кисло. Примерно так.
Том проиллюстрировал слова позой и выражением лица. Перевоплощение длилось буквально мгновение, но Эрик снова почувствовал острую зависть: с таким блестяще непосредственным артистизмом достаточно щелкнуть пальцами, чтобы любая девушка свалилась от восторга у твоих ног.
— Очень похоже. Мама говорила, ты сейчас снимаешься в каком-то новом фильме? И вроде снова в одной из главных ролей?
— Уже отснялся — премьера в октябре. Да, Эрик, похоже, я попал в обойму. Дело пошло. Картина называется «На свету» — в таком жанре я еще не работал. Эдакая психосексуальная драма о запутанных любовных отношениях преподавательницы колледжа, ее пожилого супруга-профессора и молодого студента. Студент — это я.
— Спасибо за пояснение, сам бы я не догадался. А с кем у тебя любовь — с преподавательницей или с ее мужем-профессором?
Том подавился очередным глотком и зафыркал.
— Актуальный вопрос. С ней, с ней. Сначала я произвожу впечатление чистого и непорочного ангела, а в итоге оказываюсь редкостной мразью. Там ближе к концу есть одна жуткая сцена, я даже боялся играть ее на полном накале — вдруг не смогу выйти из образа? Вот приду после съемок домой и тресну Джесси вазочкой по голове или изнасилую ее каким-нибудь извращенным способом… Правда, эту сцену снимали буквально по секундам шесть часов подряд: когда я добрался до дому, то уже был не в состоянии кого-либо насиловать… Я обязательно приглашу тебя на премьеру, Эрик. Ты же любишь развлечения для интеллектуалов.
