Мария Барыкова - Тайна семейного архива
– Деньги вперед, – скрипуче заявил шофер.
– А, черт с тобой! – Сергей отдал ему пачку купюр. Кристель же, удивленная таким диким разговором, ждала, когда можно будет скрыться не только от всего мира, но и от самой себя в кольце жарких рук под тяжело опущенными плечами.
Блаженная, немая темнота наступила, и нежила, и длилась. Когда Кристель немного пришла в себя и смогла оторвать лицо от джинсовой рубашки, то увидела, что машина несется не по призрачным ночным улицам, а по пустому шоссе, вокруг которого стеной стоит густой лес.
– Сережа, разве мы едем не… к Сандре? – еле слышно прошептала она, не решаясь произнести «к тебе».
– Нет, мы едем куда глаза глядят, – усмехнувшись, ответил он. – На север, в лес, места везде много.
И Кристель успокоилась, представив какой-нибудь очаровательный отельчик на берегу тихого озера, где Сергей решил подарить ей их настоящую встречу. Было около часу ночи. А спустя еще полчаса машина затормозила на пустом месте, они вышли, и шофер, покрутив пальцем у виска, зло развернулся и умчался обратно. Ни мотеля, ни гастхауза нигде не было видно – их окружала непроглядная, уже начинавшая остывать ночь.
– Ну, теперь еще пару километров пешком, и все будет хорошо, – бодро проговорил Сергей и, взяв Кристель за руку, шагнул с шоссе прямо под сосновые ветки. – Не бойся, это Пянкюля, такое местечко, раньше было финское, а теперь вот уже полста лет наше. Я здесь проводил каникулы в детстве и знаю его как свои пять пальцев.
Кристель шла за ним, и постепенно страх уходил, сменяясь детским ощущением сказки. Она шла, как Мальчик-с-пальчик за великаном, под ногами пружинила хвоя, порой сладко и призывно пахло какими-то ночными цветами, вероятно, с болот, свистели птицы, а где-то далеко, в прозрачной ночной тишине катилась бойкая каменистая река. Уже не выдерживая этой слишком реальной нереальности, Кристель замедлила шаг и спросила, звучанием человеческого голоса возвращая себя в настоящий мир:
– Сережа, неужели отель так далеко и к нему нет подъезда?
В ответ она услышала громкий раскатистый смех, словно на ее вопрос рассмеялся сам лесной царь.
– Какой отель? Хорошо, если тут сохранилась хоть пара изб, ну, домов! Кстати, мы уже почти пришли. Видишь ручей? – Он махнул рукой в темноту, и, прислушавшись, Кристель уловила легкий плеск. – Посиди здесь, я скоро вернусь.
Она покорно опустилась на сухой мох, понимая, что ее единственное спасение – верить безоглядно всему, что бы ни говорил и ни делал Сергей. Ручей журчал почти успокаивающе, и Кристель даже вспомнила про свои грязные руки. Она протянула их навстречу лепечущей воде, и тут же в ужасе и омерзении отдернула: пальцы натолкнулись на что-то твердое и скользкое. Тогда она заставила себя закрыть глаза и ждать, не двигаясь и не думая.
Сергей пришел не скоро, но очень довольный, обнял ее вздрагивавшие плечи и сообщил, что ему удалось договориться с одной бабкой и она отдает им на ночь дровяной сарай с печкой. Ничего не понимая, Кристель постаралась спрятаться под его курткой и жалобно спросила:
– Сережа, что там в ручье, омерзительное?
– Да, наверное, банки.
– Банки?!
– Ну да, со всякой едой. Холодильников нет, вот и ставят в ручей, в холод.
– Господи! – прошептала Кристель, и сказка развеялась окончательно.
В сарае – низком деревянном доме без окон, с зияющим вместо двери проходом, было холодно и повсюду валялись поленья, щепки, какой-то мусор. Однако Сергей, не задумываясь, бросил на пол куртку, усадил на нее Кристель, разжег крошечную печку и положил на импровизированный столик из доски банку черной икры и неизменную бутылку водки.
– Здорово, правда? – спросил он, любуясь на все это великолепие и радуясь как ребенок.
– О, да, – с трудом вытолкнула Кристель из застывших губ, со страхом ожидая, что вот сейчас, среди этого мусора, на земляном полу, он будет брать ее, нечистую после долгой дороги, а она станет обнимать и трогать его липкими, грязными руками, потом натягивать белье прямо на следы любви… И она чувствовала, как к горлу подкатывает тошнота.
Но Сергей просто сел рядом и, обнимая ее одной рукой, другой угощал и поил, рассказывал при этом что-то веселое, интересное, живое. Кристель пила русскую водку, заедала, черпая икру выструганной Сергеем щепочкой. Его мягкие губы пахли икрой и лесом, а руки, которые она целовала, – спиртом и хвоей. И все тело его было торжеством природы, не знающей ни сомнений, ни уловок, ни грязи. Что-то больно кололо ей спину, но она уже ничего не замечала. В его теле, вдавливающем ее в землю, слилась вся ненасытная, алчная тяжесть мира, и в миг его победного стона Кристель вдруг широко открыла глаза, увидела через прореху в крыше поднимающееся бледное солнце и громко закричала, уже не боясь ничего:
– Люблю! Люблю! Люблю!
В ответ где-то протяжно и страстно замычала корова, заголосил петух, ветер пронесся над ветхим сараем, остужая разгоряченные тела, а Сергей, оторвавшись от нее, как человек, плодотворно и с удовольствием поработавший, вытер со лба пот, сел, прислонившись спиной к поленнице и весело сказал:
– Помнишь Рильке?
Кристель молча улыбнулась этому вопросу, заданному так, будто Райнер-Мария был ее хорошим приятелем и они расстались всего каких-нибудь полгода назад. В последний и единственный раз она читала его еще в школе. Не слушая ответа, которого, вероятно, и не требовалось, Сережа закрыл глаза и с выражением неги на сразу помолодевшем лице стал читать стихи. Закончив, он рассмеялся:
– Рильке, между прочим, и по-русски писал. Эх ты, немка! Вставай, поехали чемоданы забирать.
* * *Сандра, нисколько не удивившись, что Кристель появилась только утром, одна, в помятой одежде, быстро оглядела ее с головы до ног и уточнила:
– С Сережкой все в порядке?
– Да.
– Мойся, переодевайся и поехали к Елене, они ждут еще с вечера.
Стоя под душем и стараясь не глядеть на отваливавшуюся тут и там кафельную плитку, Кристель пыталась понять, что же теперь делать дальше. Ночной морок все больше уходил под беспощадным светом дня, а ощущение телесного блаженства смывалось горячими струями воды. Ничего не изменилось, она только окончательно убедилась в том, что без Сергея не мыслит себе жизни. По-прежнему им не было сказано ни слова о чувствах, по-прежнему дома его ждала Елена, и по-прежнему Кристель не знала, когда и где увидится с ним снова. Неужели она должна сама начать этот разговор? Но что она может сказать, что предложить? Остаться с ним здесь невозможно, даже если он разведется. Оформить вызов к себе? Кристель понимала, что Сергей просто не сможет там жить. И эта ужасная, соблазняющая, исподволь жалящая сердце мысль о ребенке…
