Холли Габбер - Новая методика обольщения
К концу рабочего дня хандра достигла масштабов настолько угрожающих, что Эшли приняла радикальное решение отправиться в близлежащий, хорошо известный ей бар «Амадеус» и при помощи разнообразных напитков чуть-чуть, на самую капельку, затуманить ясность рассудка.
В это время в «Амадеусе» почти никого не было. Для начала Эшли категорично попросила двойной виски безо льда (бармен посмотрел на нее с неподдельным изумлением) и только затем порцию любимого клубничного «Дайкири». Она задумчиво смаковала очередной глоток ароматнейшего коктейля, когда сбоку надвинулась чья-то тень, и кто-то огромный и массивный тяжело опустился на соседний табурет. Заранее сжав губы, на всякий случай готовая, дать достойный отпор, Эшли кинула косой взгляд на прибывшего и узрела уже знакомые апельсиновые волосы и ослепительную улыбку.
— Вечер добрый! — приветливо изрек «пожарный», придвигаясь поближе. — Видите, одним столкновением дело не ограничилось. Я вас со спины узнал, сразу, как вошел.
— Я потрясена вашей зрительной памятью, — мрачно пробурчала Эшли.
— А вас сложно не запомнить. Вы на кого-то безумно похожи… На какую-то популярную персону. Не могу вспомнить…
— На Джерри Холлиуэлл из «Спайс Герлз». Это говорят мне все, кому не лень.
— Точно! — Рыжий торжествующе ударил увесистым кулаком по стойке, и Эшли опасливо отодвинула в сторону свой бокал. — Точно… Только у нее, волосы покороче.
— Были. Сейчас она их отрастила.
— Ну, возможно. Я не особо слежу за сменой имиджа этих девиц… Вкусная штука? — Рыжий кивком указал на бокал с коктейлем. Эшли, не вынимая изо рта соломинку, кивнула. — Сладкая, наверное. Пахнет как фруктовая шипучка. В детстве, я ею опивался. А сейчас я больше пиво люблю — темное, горькое… Да… Что-то вы немногословны. И выглядите какой-то грустной. Может, я вам мешаю? Так скажите, я уйду — безо всяких обид.
Эшли пожала плечами, продолжая жевать соломинку.
— Тогда не уйду. А может, у вас неприятности? Это бывает… Говорят, даже открытие электричества сопроводилось крупной неприятностью для Вольты, — его здорово шарахнуло… Кстати, меня зовут Кевин ОТрэди. А как вас зовут?
Поскольку рыжий приправлял каждое второе слово добродушной ухмылкой, его настырность не слишком раздражала.
— Эшли Ремпл.
— Очень приятно, очень. Так вы мне поведаете, какой пост занимаете в нашей исполинской фирме?
— Самый невыдающийся, — в патентном отделе. Оформляю документы на товарные знаки лекарств, авторское право, даже на упаковки. Составляю договоры с другими компаниями — уступка прав, переуступка прав… Сплошная юридическая рутина. А чем вы занимаетесь?
— Колдую в лаборатории фармакокинетики.
— Истязаете мышек и хомячков?
— Нет, это не наша специализация. Мы с коллегами оцениваем биодоступность определенных лекарственных препаратов.
— А если, объяснить попроще?
— Попроще… Ну, например, для лечения некоего заболевания используется препарат А, а мы испытываем препарат Б того же типа. Значит, нужно доказать его большую эффективность, целесообразность замены А, на Б.
— И как же это доказать?
— Надо постараться. Мы ведем бесконечные испытания субстанции, высчитываем проценты этой самой эффективности, скорость наступления фармакологического действия, его стойкость, степень безвредности. Делаем сравнительные анализы, обрабатываем данные из клиник… В этом, в сущности, и заключается моя работа. Мы проводим испытания in vitro — то есть в пробирке, а уж потом идут испытания in vivo — то есть в живом организме, на ваших любимых мышках и хомячках.
— Не любимых. Я их терпеть не могу… — пробормотала Эшли, заметившая, что ее бокал опустел, а сама она слегка захмелела. Но это ее даже обрадовало: ощутив неожиданный прилив раскрепощающей, дурманящей свободы, она вдруг захотела откровенно поделиться с этим славным малым всеми накипевшими обидами, излить ему душу. Тем более он дал ей повод.
— Так отчего вы такая грустная, Эшли?
— Я сломала каблук, поняла, что жизнь проходит мимо, и получила заряд резко отрицательных эмоций от бывшего мужа, который вздумал мне позвонить.
— Что ж, каждый из поводов для уныния вполне весом. Заказать тебе еще один коктейль? Справишься? Ну, хорошо. Значит, ты поссорилась с бывшим муженьком…
— Поссорилась! — язвительно хмыкнула Эшли, пододвигая к себе второй «Дайкири». — Просто покорно позволила ему утыкать меня булавками. Да, раньше мы ссорились. Но следует признать, Кевин: это были не те сладостные ссоры, которые приняты между любовниками. Все его не устраивало, ко всему он придирался, из любого пустяка раздувал историю. Назойливый, кичливый пустослов… Регулярно доводил меня до слез, до истерики, а потом говорил: «А почему ты так серьезно воспринимаешь каждое мое слово? Мало ли, что я говорю!»
— Да, печально. Уж если чем в браке и стоит заниматься регулярно, так не ссорами…
— А нашего сына он называет «твой мальчик»! Он даже не в состоянии оценить, насколько этот мальчик умный и здравомыслящий! Воспринимает Марка как дрессированную обезьянку… А сам готовит, какие-то идиотские репортажи про автогонки, про теннисные турниры, которые никто не смотрит… Считает себя гением, состоявшейся по жизни личностью — только потому, что лично знаком с кем-то из братьев Шумахер. Или с обоими сразу. А зачем он рассказывал мне про ресторан в виде мельницы?
— Знаешь, Эшли, ты бы остановилась. Тебя удивительно быстро развозит.
— Вот допью и остановлюсь, — пробормотала Эшли, безуспешно пытаясь ухватить губами убегающую соломинку, — и каждый раз он говорит, что я толстая. Разве я толстая?
— На мой вкус, в самый раз. Не свались с табуретки. Может, пойдем отсюда? Звонок бывшего мужа — еще не повод, накачиваться всякой дрянью.
Неохотно отставив бокал, Эшли с трудом сползла на пол и неуверенной походкой направилась к выходу. Кевин поддерживал ее под локоть. Не сумев попасть в дверь с первого раза, Эшли бросила на Кевина тоскливый взгляд:
— Да прав он. Я слишком толстая…
— Ты просто аппетитная, как горячий оладушек, с клубничным джемом. Идем, идем, держись за мою руку. Надо же, как тебя разобрало… Давай я довезу тебя до дому. Я-то по этой жаре пил только минералку — если, конечно, ты заметила. Хотя вряд ли…
— Ты повезешь меня на пожарной машине? — нечленораздельно поинтересовалась Эшли, цепляясь за руку Кевина, покрытую золотистой шерстью.
— Ага. С включенной сиреной. Садись, оладушек, поехали.
* * *Утром Эшли проснулась в жутком состоянии: у нее раскалывалась голова, ее подташнивало, и она не могла избавиться от ощущения, что ее желудок провел всю ночь на дискотеке. Добредя до ванной и взглянув на себя в зеркало, Эшли издала протяжный стон: ресницы были склеены не смытой с вечера тушью, крылья носа украшали полоски слипшейся пудры, нерасчесанные перед сном длинные каштановые волосы спутались и свалялись. Но, — что самое ужасное — она не могла вспомнить, оставался ли Кевин у нее на ночь, и произошло ли между ними хоть что-нибудь. Отмокая в ванне, она усердно припоминала последовательность вчерашних событий: они вместе вышли из бара, сели в его машину, доехали до дому. Он, несомненно, дотащил ее до квартиры, потому что в сознании брезжило воспоминание, как он помогает ей снять туфли. Дальнейшее растворялось в густом тумане забвения, и сколько Эшли ни пыталась различными путями проникнуть в недавнее прошлое, ей это так и не удалось.