Светлана Демидова - Отдай мне мужа!
Ева очень не хотела начинать очередной процесс против Анны. Она плакала и твердила, что не желает ничьей крови, что отдаст сестре все, только бы та оставила нас в покое. Мы с Караянами потратили уйму времени и сил на то, чтобы убедить ее в том, что Анна никогда не оставит ее в покое: ей сколько ни дай, все будет мало. А в запале бросать к ее ногам все состояние – полное безрассудство. Наверно, мы с Жориком никогда не смогли бы уговорить Еву, если бы не Карина. Она несколько вечеров подряд уединялась с Евой в комнате, а мы с Геворгом нервно курили в кухне. В конце концов Ева сдалась, но поставила нам условие, что мы постараемся не вредить ее сестре. Но Анна Полозова не дожила даже до начала судебного разбирательства. Она покончила с собой, приняв дозу все того же яда, которым собиралась отравить Еву и от которого погибла Лиза. Снабжавший ее этим препаратом и помогавший во всем доктор Иконников предстал перед судом, но нас его судьба совершенно не интересовала.
Ева так тяжело перенесла похороны сестры, что я серьезно боялся за ее здоровье. Но Карина сказала мне:
– Потерпи, Игорь. Эта женщина так любит тебя, что преодолеет все, чтобы с тобой остаться в полном здравии и рассудке.
– И ты не осуждаешь меня… за Лизу? – не мог не спросить я. – Вы же дружили…
– Да, мы дружили… – согласилась Карина и задумалась. Потом ласково погладила меня по плечу и добавила: – Лиза передала тебя в надежные руки.
– В какие такие руки?! Ева сама нуждается в бесконечной поддержке! Разве ты не видишь?
– Вижу. Сейчас очень нуждается, но она воспрянет и, поверь мне, будет хорошей женой.
Я смутился, поскольку так далеко старался не заглядывать, и ничего на это не ответил жене друга.
Постепенно Ева успокоилась. Поворотным моментом стал тот, когда Геворг однажды в сердцах сказал ей:
– Перестань ты себя винить и прекрати изводить Игоря! Пойми: поднявшая меч Анна от меча и погибла! За все приходится расплачиваться! Не поднимайте меча, и все будет нормально!
А потом мы с Жориком, то есть с Геворгом Амбарцумовичем, приняли на себя руководство фирмой, основанной отцом Евы и Анны. Я, гнилой интеллигент и вульгарный гуманитарий, как называл меня Караян, никогда не справился бы с этим в одиночку. В конце концов руководить я оставил Жорика – Ева поддержала меня в этом, потому что мои друзья стали и ее лучшими друзьями, а сам я открыл свою газету. Однако после выхода нескольких первых номеров газеты ко мне пришел Пингвин. Его щеки казались еще более обвислыми, чем всегда, а воротник неизменно белой рубашки, торчавшей из-под шарфа, был несвеж и здорово помят. Он самым категорическим образом отказался проходить в комнату, долго мялся в прихожей, несколько раз по своей привычке по-птичьи повел головой, потом будто клюнул воздух и в конце концов обозвал меня поросенком. Еще более гнилой интеллигент, чем я, Пингвин не знал ругательств забористее, чем это, но я не засмеялся, поскольку сразу понял, в чем дело. Моя газета, на финансирование которой у меня было достаточно денег, полностью перекрыла кислород детищу Пингвина, ведь его издание жило лишь на дотации муниципалитета нашего небольшого пригорода. Мне стало стыдно. Я сдуру предложил было Пингвину вариант слияния наших двух газет в одно хорошее добротное издание, но по его глазам понял, что нанес ему еще одну рану в самое сердце. Извинившись, я пообещал придумать что-нибудь другое.
Сейчас у меня свое издательство под названием «Елизавета». Так назвать его потребовала Ева. Разумеется, я не стал сопротивляться. Я издаю всякого рода литературу. Критерий у меня один – высокое качество. Начальником одного из редакторских отделов у меня работает Карина Александровна Караян.
А что же Ева? А Ева пока трудится дома. Мы с ней не только расписались в районном ЗАГСе, но и обвенчались в том самом храме Вознесения Христова, куда я забрел после встречи с Анной в кафе «Рассвет» и где находится удивительный красоты образ Богоматери – Неувядаемый Цвет. Я потом много раз приходил в храм, к этому образу, и просил прощения себе и благополучия нам с Евой. Мы не могли венчаться в другом месте.
У нас родилась дочка Машенька. Ева долго не могла поверить в свою беременность и специально ходила к врачам в разные клиники и консультации, но все подтвердили: она ждет ребенка.
– Герман хотел ребенка, но я не могла забеременеть, – как-то сказала мне она, заглядывая своими египетскими очами прямо мне в самую душу. – Он предлагал мне лечиться, искал врачей, но я не хотела ни лечиться, ни рожать. Ничего не хотела: ни его тела, ни его ребенка. При этом, представь, была уверена, что люблю его самой чистой любовью! Считала, что секс – всего лишь удовлетворение самых низменных потребностей, и потому женщина должна быть выше этого. Наверно, поэтому я и не могла забеременеть. Природа хранила меня для тебя и для твоего ребенка!
Я обнял ее, привлек к себе и интимно прошептал на ухо:
– Знаю, что теперь ты не считаешь секс грязным занятием…
– Не считаю! Сейчас я считаю себя самой счастливой женщиной, потому что люблю мужчину всей душой и всем телом! Ну… если, конечно, можно так выразиться… Как ты считаешь, – она рассмеялась, – можно любить телом?
Я расхохотался в ответ и сказал:
– Можно любить всем, что я тебе прямо сейчас и предлагаю сделать!
– Ой, а разве теперь можно? Я же беременна! Надо же быть очень осторожными.
– Я буду очень осторожен! Даже не сомневайся!!
Когда Машеньке исполнился год, Ева потребовала, чтобы я вернул из Пятигорска сына. Я долго колебался, но потом все же поехал за ним. Мне казалось, что Игнат не захочет жить с чужой женщиной, которая, как ни крути, приходится ему мачехой, а что пишут о мачехах в детских сказках, всем известно. Сын посмотрел на меня долгим Лизиным взглядом и сказал:
– Я очень скучаю без тебя, папа…
Эти простые слова пронзили меня стрелой. Я обнял сына и прошептал ему:
– Прости… У меня были тяжелые обстоятельства…
– Я понимаю, – просопел он в мой джемпер.
Игнат не сразу нашел общий язык с Евой. Поначалу ему казалось, что она излишне придирается к нему. Однажды, когда он в обиде крикнул ей:
– Вы так говорите, потому что я не ваш сын! – она ответила:
– Если бы у меня был сын, я и из него воспитывала бы настоящего мужчину. Но зачем мне еще сын, когда ты у нас уже есть!
Игнат был обезоружен, но еще много времени понадобилось на то, чтобы с Евой у него установились спокойные и доверительные отношения. А вот Машеньку Игнашка полюбил как-то сразу. Впрочем, ее невозможно не любить, как и ее мать! Мою Еву!