Инна Туголукова - Всем сестрам по серьгам
И если она правильно понимает эту клушу, все сработает. Ну а ежели нет? Что ж, придется пустить в дело тяжелую артиллерию. Она, правда, пока не знает какую, но об этом подумает после. А пока надо взять себя в руки. Злость и ненависть плохие помощники. Сейчас ей требуется абсолютное спокойствие, точный расчет и жесткий напор, чтобы вырвать обещание и сразу начать действовать — оформлять документы, пока Ленка не передумала, а то ведь советчиков много, напоют в уши, и дело затянется.
Одна отрада, что Ленка — дура. Причем дура порядочная, в смысле честная. А впрочем, во всех смыслах, усмехнулась Наталья. Дура, она и есть дура.
36
— А почему, когда я писаю в ванну, у меня писи тонкие и длинные, а когда в горшок, то толстые и короткие?
— А когда это ты писала в ванну? — рассеянно спросила Мими.
— Когда мне мама ноги мыла. А твои ноги, между прочим, гораздо грязнее, чем мои. Потому что они большие, значит, и грязи на них больше.
Но Мими ее не слушала. Постояв несколько секунд в раздумье, она решительно потащила сестренку вверх по лестнице.
— Куда ты? Куда?! — завопила Анька, хватаясь за перила. — Мама велела на улице гулять!
— Не ори! — прикрикнула Мими, дергая упирающуюся Аньку. — Зайдем на минуточку к тете Лире и пойдем гулять.
— А зачем? — мгновенно успокоилась та.
— Позвоним папе по телефону, чтобы он к нам приехал.
— А зачем?
— Ты что, глупая? Не понимаешь, что эта гадюка хочет отнять у нас квартиру?
— Га-дю-ка, — с чувством повторила Анька и мечтательно вздохнула: — Какое красивое слово…
Мими вдавила кнопку звонка и не отпускала до тех пор, пока дверь не открыла разгневанная Лира Владимировна.
— Вы чего это? — всполошилась она. — Случилось что?
— Теть Лир, можно я позвоню от вас папе?
Не дожидаясь ответа, Мими протиснулась в квартиру и, на ходу сбросив туфли, рванула к телефону. Анька кинулась было следом, но соседка ее перехватила.
— Что у вас стряслось?
— Гадюка хочет отнять нашу квартиру, — пояснила Анька. — А папа приедет, ка-ак даст ей палкой! Она и улетит вверх кармашками!
— Какая гадюка? Уж не Наталья ли к вам пожаловала?
— Наталья, — подтвердила Анька и таинственно сообщила: — А я умею через ветер ходить.
— Ах ты, умница какая, — похвалила Лира Владимировна, прислушиваясь к взволнованному голосу Мими из комнаты. — И Лешки, как назло, нету.
— А где он? — заинтересовалась Анька.
— Кота нашего повез к врачу прививку делать на лето.
— А как его зовут?
— Кота?
— Врача.
— Ветеринар.
— А у нас в саду — Галина Александровна. А я буду жениться на Мишке Севастьянове.
— Вот как хорошо, — порадовалась соседка. — Он твой ровесник?
— Нет, — гордо ответила Анька. — Он мой друг!
— Ну все! — появилась из комнаты довольная Мими. — Сейчас папа приедет, покажет «этой», как родину любить! Спасибо, теть Лир, мы пойдем, а то нам еще Сашеньку надо забрать. Он уж там, наверное, последний остался. А потом встретить папу…
Какое же это было вкусное слово — «папа», какое важное, самое главное на свете! И хотелось повторять его снова и снова, к месту и не к месту. А главное, она теперь имеет на него полное право — все уже знают, что она не врет и не сочиняет. Он и в школе так сказал: «Я отец Людмилы Силантьевой», — то есть ее, Мими. И все это слышали. А то, что он с ними пока не живет, так это Алена виновата, больно гордая. Но даже если и так? Что ж с того? Стоило ей только позвонить, и он бросил все свои дела и едет. Так и сказал: «Уже выезжаю!»
— Папа сказал: «Не волнуйся, дочка! Я уже выезжаю!» — слегка приврала Мими, чуть-чуть, самую капельку. — Пойдем, Анька!
— Да подожди ты минутку! Объясни хоть толком, что случилось!
— Ой, теть Лир! Я так перепугалась! Прихожу из школы, а она в шкафу роется! Представляете? Я в комнате закрылась, а она стала про бабушку с мамой орать. Матом! Потом Алена с Анькой пришли, а она и говорит: «Я, — говорит, — в одной комнате живу, а вы в трех! Убирайтесь, — говорит, — отсюда быстро, я, — говорит, — теперь сама здесь жить буду!»
— Господи, страсти какие! — обомлела Лира Владимировна. — Только этого нам и не хватало! А Надежде Никитичне с Николаем Иванычем ты не позвонила?
— А зачем? — удивилась Мими. — Папа сам ее выгонит. Полетят клочки по закоулочкам, — мстительно пообещала она.
— Ну, ты не больно хвост-то поднимай! Все ж-таки она тебе мать.
— Ничего и не мать! Она мне никто!
— Она курит и в цветки наши тычет, а пепельциной не пользуется, — наябедничала Анька.
— Ну ладно, ладно! Может, мне к вам спуститься, пока отец-то не приехал?
— Спуститесь, теть Лир! — обрадовалась Анька, подталкивая Аньку к двери. — А то Алена у нас больно интеллигентная, «эта» ее зараз обманет…
Когда Шестаков въехал во двор, вся троица, словно нахохлившиеся воробьи, сидела на лавочке у подъезда. Анька спала, приткнувшись под мышку Мими, а Сашенька о чем-то сосредоточенно размышлял, качая ногой в ботинке с ободранным носом. Мими толкнула его локтем и указала глазами на приближающегося Шестакова, и тот, соскочив со скамейки, полетел навстречу, раскинув руки. Андрей подхватил худенькое, легкое тельце, прижал к груди и замер, охваченный нежностью, глубокой, до слез, до горлового спазма.
— Ну, рассказывай, что тут у вас приключилось?
— Злая тетка выгнала нас из дома, — возбужденно сообщил Сашенька, внутренне торжествуя от неминучей теперь победы добра над злом.
— Сейчас мы с ней разберемся, — уверенно пообещал Шестаков.
— Я ка-ак возьму саблю, ка-ак дам ей по башке! — расхрабрился Сашенька и даже зубы сжал от избытка бойцовских чувств.
— Ах ты какой Аника-воин! — засмеялся Андрей. — Но давай мы все же сначала попробуем обойтись без оружия.
Он опустил его на землю и жестом остановил Мими, готовую разбудить Аньку.
— Пусть спит! Я ее сейчас возьму осторожненько…
Но Анька проснулась, едва оказавшись у него на руках, захлопала глазами и умиленно спросила:
— Ты мне приснился?!
Шестаков тихонько дунул ей в ушко, и Анька залилась звонким смехом, закрывая лицо ладошками.
— Что же это вы Алену на съедение оставили? — шутливо укорил он, направляясь к подъезду. — А сами тут на лавочке отсиживаетесь?
— Анька с Сашенькой боятся, — оправдалась Мими. — «Эта» как начнет орать…
— Так чего она все-таки хочет? По какой причине сыр-бор разгорелся? — спросил Андрей, придерживая тяжелую металлическую дверь.
— Говорит, что у нее квартира однокомнатная, а у нас трехкомнатная, и это несправедливо.
