Осколки тебя (ЛП) - Малком Энн
Его крик эхом разнесся по комнате. Я успела схватиться за пистолет, когда мужчина отступил назад и кровь быстро окрасила переднюю часть джинсов. Я сделала удачный выстрел, прямо по яйцам. Молоток с грохотом выпал из его рук на пол. Звук получился не слишком громким, учитывая то, что он сделал со мной. Что он отнял. Но неважно, мне хватило его громких криков.
Достаточно громких, чтобы привлечь внимание Норда.
Обернувшись, он увидел, что его «брат» катается по грязному полу, сжимая промежность и плача. Норд не удивился и не испугался. Я уже заметила ранее, что от отношений этих парней сквозило ледяным холодом.
Норда, похоже, нисколько не волновало, что я направила на него дрожащей рукой заряженный пистолет. Тот самый, которым я кастрировала его «брата». А может он так отреагировал, потому что моя рука дрожала и по лицу струился пот. Моя искалеченная рука по-прежнему была обмотана скотчем.
— О, ты избавила меня от этого, — Норд кивнул вниз на Жадность.
Я стиснула зубы. Пистолет уже должен был выстрелить. Я должна была нажать на курок. Нет смысла вести себя сейчас как глупая девчонка, придерживаясь моральных принципов насчет убийства другого человека. Я чертовски ненавидела, когда в фильмах так поступали — заставляли кого-то переживать кризис в середине сцены, когда он мог бы завалить плохого парня. Хотя, как правило, я всегда была на стороне плохого парня. Они не притворялись, что колеблются. Не притворялись благородными. Я тоже. Так почему же я делала этого сейчас?
Норд не выхватил пистолет. Не стал подходить ко мне. Он ждал, наблюдая, что я буду делать. Играл со своей жизнью. К тому же понимал, что был быстрее писательницы, привязанной к стулу и имеющей только одну рабочую руку.
Это имело смысл.
Значит, я должна была нажать на курок.
Но я не нажала. Мне было слишком интересно. Видимо писательницу ужаса убьет ее же любопытство.
— Собираешься отстрелить яйца и мне? — спросил Норд с любопытством. — Потому что мне кажется, что ты выстрелила туда случайно.
Он посмотрел на лежавшего в луже крови человека, который больше не кричал. Интересно там все четырнадцать процентов крови Жадности? Или лишь сто процентов его мужского достоинства?
— Нет, мне просто нужно было больше возможности для маневра, — ответила я холодным, но слегка дрожащим голосом.
Скорее всего, у меня был шок. Когда все кости в руке переломаны ржавым молотком, это нормально.
— Они идут, — сказал Норд.
— Кто?
— Сент. То, что осталось от Клуба. Хотя с этой главой, я думаю, покончено. — Он замолчал на пару секунд. — Если только кто-то еще не захочет взять молоток.
Я нахмурилась, пистолет в моей руке потяжелел, но я держала его крепко. Пока что. Я могла танцевать этот танец еще очень долго, но в конце концов, мне придется нажать на курок.
— Ты? — спросила я. — Хочешь президентскую нашивку?
Норд улыбнулся. Хотя на его красивом лице улыбка должна была смотреться великолепно, меня затошнило.
— Нет. У меня нет этого в планах. Я всего лишь возвращаю долг.
Я стиснула зубы.
— Долг, который означает не убивать меня?
Он кивнул.
— А ты не мог убить эту свинью до того, как она раздробила мне половину руки? — спросила я с яростью, что просачивалась в мои слова, как кислота.
— Нет.
Я ждала пояснений, хотя прекрасно знала, что Норд не тот человек, который будет объясняться, если сам того не захочет.
— Ты собираешься меня убивать? — спросил он.
Я задумалась. С юридической точки зрения я была в своем праве. Он вполне мог застрелить меня в любой момент. Самооборона. К тому же Норд был членом мотоциклетной группировки, похитил видного американского литератора и наблюдал за тем, как ее пытают. Да, меня бы даже не стали допрашивать.
Нажать на курок — так просто. Норд был нехорошим человеком и точно заслуживал смерти. Если бы за ним не оставался «должок», он бы убил меня без зазрения совести. Но я все равно опустила пистолет. Потому что была просто помешана на злодеях.
Норд выглядел удивленным. Заинтересованным. Не совсем радостным.
— Как хочешь.
Он посмотрел в сторону грязного, покрытого пятнами окна.
— Они скоро будут здесь, потому что несутся сюда в надежде спасти положение. Но ты справилась сама.
Он посмотрел вниз.
— По крайней мере, настолько, насколько это возможно.
Норд наклонил воображаемую шляпу и ушел.
Я позволила ему.
По какой-то причине.
Потому что мы, злодеи, должны были присматривать друг за другом.
~ ~ ~
— Я ухожу, — первое, что он сказал мне, когда я очнулась после операции.
Не то, что он меня любит и рад, что со мной все в порядке, или что он больше никогда не оставит меня без присмотра.
Хотя подобные признания были не совсем в его стиле. Или в моем.
Тяжесть его слов смыли всю вялость после наркоза и тупую боль в костях, которую не могло развеять лекарство в моей капельнице.
Мне не нужно было спрашивать, что он имел в виду, потому что я знала, что это значит.
Сент бросал меня.
Мне захотелось приподняться на кровати, чтобы не чувствовать себя такой же уязвимой, как и в первый день нашего знакомства. Только на этот раз у меня был не вывих лодыжки.
По трещине, по боли, по тому, как деформировалась моя рука, я знала, что она сломана. Мне, конечно, сделали операцию. Я не осматривала ее. Не хватало смелости. Я итак знала, что все плохо, как и знала то, что если посмотрю, то увиденное сломает мою душу так же легко, как молоток сломал мою кость. Это была не просто рука. Это было то, благодаря чему я выживала. Писала. Спасала себя. И она была сломана.
Так что да, у меня не хватало смелости посмотреть на нее.
Вместо этого я посмотрела на Сента, у которого был свой молоток, и он разбивал им другие вещи.
— Почему? — спросила я тихо и агрессивно.
В моем голосе не было ни силы, ни твердости. Сент играл нечестно. Он знал, что я сейчас слаба, но все равно наносил удары. Потому что он такой.
Он посмотрел вниз, туда, куда я не хотела смотреть. Не могла смотреть.
Он вздрогнул.
По-настоящему вздрогнул.
Человек, который видел и совершал многое, вздрогнул при виде того, что было моей изуродованной рукой.
Мне захотелось блевать от его неспособности сохранить маску и скрыть свое отвращение. Но я справилась с собой.
— Ты знаешь почему. Ты достаточно умна, чтобы понять, что все слишком неправильно, даже для нас.
Во рту разлилась горечь.
— Нет. — Я выплюнула это слово, надеясь, что оно расплавит его чертово лицо. — Ты ведешь себя сейчас как эгоист и слабак, и если ты на самом деле такой, то уходи.
Я сделала паузу, чтобы втянуть воздух, который резал, словно тысяча клинков.
— И не возвращайся.
Сент ждал. Ждал большего. Больше оскорблений, больше уродства. И я могла бы продолжить, потому что его слова открыли и сделали глубже колодец моей ненависти. Все равно любовь — лишь более мягкая форма ненависти.
Но я промолчала. Он не заслуживал большего. Особенно моей ненависти. И все же, несмотря на свое состояние, я ждала. Затаив дыхание, и ненавидя себя за это. Каким-то образом в душе еще оставался клочок надежды, который должен был быть уже давно похоронен и разложен. Но Сент взял дробовик и разнес его в клочья, когда повернулся и ушел, оставив меня разбитой и беспомощной на больничной койке.
~ ~ ~
Хотя один важный человек — которого теперь я ненавидела больше, чем саму себя — просто взял и покинул меня в момент, который мог стать самым худшим в моей жизни, другой человек вернулся.
Возможно, именно она и спасла меня. Любопытный факт, потому что по закону жанра спасать меня должен был мужчина.
Но появилась Кэти. Та, чьего появления я ждала меньше всего.
И она спасла меня, оставаясь все такой же бесчувственной и черствой.
Она не плакала над моей травмой, ведь она была врачом, и не такое видела. Я выживу. Вылечусь. Мое тело было создано для этого.