Дочь моего друга (СИ) - Тоцка Тала

Феликс хоть и срежиссировал всю эту дичайшую фальсификацию, но я не могу считать его виноватым. Папа поступил в отношении него несправедливо, он за это заплатил. А я плачу за предательство Демида.

Вот только ребенок...

На него я тоже не имею никакого права. Но я боюсь, что если Демид узнает, заставит меня сделать аборт, даже на большом сроке. Зачем ему ребенок от предательницы? Папа тоже его подставил, от Покровских Демид не ждет ничего хорошего, он не захочет этого ребенка.

Или дождется пока я рожу, заберет и отдаст в интернат. Как папа меня забрал у мамы и отправил в пансион. А все преступление мамы было только в том, что она его любила и не смогла вынести его измен.

Только папа меня любил, а Демид этого малыша никогда не полюбит.

Этого я точно не переживу. Для меня его ребенок такое счастье, что я запрещаю себе об этом думать. Вдруг тот, кто следит за балансом, решит, что для меня опять слишком много?

— Ари, вон та компания долго ждет, обслужи, — толкает в бок напарница. Имя «Арина» местным выговаривать слишком сложно, так что я для них просто Ари. — Ты и язык лучше знаешь.

С посетителями я общаюсь на английском, в подавляющем большинстве это туристы. Хотя я уже неплохо начала говорить на индонезийском.

— Добрый вечер, вы готовы сделать заказ? — подхожу к компании.

— Арина? Ты? — слышу голос, который предпочла никогда бы больше не слышать. Поворачиваю голову и вижу Феликса, уставившегося на мой живот.

Он изменился. Густые волосы коротко острижены, шея, затылок и руки до самых плеч покрыты татуировками. Я потому и не узнала его сразу со спины.

Но главное, взгляд. Сейчас он далеко не такой хищный, можно даже сказать, растерянный.

— Пожалуйста, сделайте свой выбор, — повторяю, никак не реагируя на его слова. Не могу не думать, какой была бы моя жизнь, если бы я в первую нашу встречу отреагировала так же. Просто его проигнорила.

Феликс замолкает, но продолжает сверлить меня взглядом. Его спутники делают заказ, все кроме него. Он сидит мрачный и отстраненный, хотя буквально только что оживленно беседовал с сидящим рядом парнем.

Записываю все в блокнот и отправляюсь на кухню. Мне выдают готовые заказы, и я напрочь забываю о Феликсе, пока при выходе из кухни чуть не упираюсь в него подносом с блюдами.

— Давай, помогу, — он хочет перехватить поднос, но я возмущенно шиплю:

— С ума сошел? Хочешь, чтобы меня уволили?

— Ты беременная, — он не спрашивает, констатирует факт. Голос звучит подозрительно глухо.

— Уйди с дороги, Феликс, не создавай лишних проблем. Пожалуйста. Меня действительно могут уволить, а я не могу себе позволить остаться без работы, — прошу как можно более убедительно.

Феликс молча отходит в сторону и больше меня не трогает. Но я весь вечер чувствую на себе его пристальный, изучающий и где-то даже задумчивый взгляд.

Ближе к закрытию компания расплачивается и уходит. Я заканчиваю дела, переодеваюсь и выхожу из кафе. Сейчас середина апреля, влажный сезон закончился, не так ощущается тропическая духота. Наверное я когда-нибудь даже полюблю это место.

Если я еще не разучилась любить...

— Арина, постой, — за спиной звучит взволнованный голос. Я бы его даже не узнала. Оборачиваюсь.

— Послушай, Феликс, я очень устала, — на самом деле я едва держусь на ногах. — Буду признательна если ты оставишь меня в покое.

Но он похоже не планирует. Обгоняет и преграждает дорогу.

— Арина, я не знал...

— Прости, забыла поставить тебя в известность, — отвечаю сухо, обхожу его и продолжаю путь. Но Феликсу явно неймется, он снова меня обгоняет и делает попытку взять за руку.

Дергаю рукой и отскакиваю в сторону.

— Оставь меня в покое, иначе вызову полицию.

Он стоит передо мной, перегородив дорогу.

— Постой, давай поговорим.

— Не о чем нам говорить, — не оставляю попыток его обойти. Он расставляет руки в стороны, но больше не делает попыток дотронуться.

— Феликс, — стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно более убедительно, — послушай, я не держу на тебя зла. Можешь не верить, но я тебя даже понимаю. Мой отец поступил плохо по отношению к тебе, ты отомстил. Все. Все, понимаешь? Давай на этом поставим точку.

— Это, — он сглатывает, — его ребенок? Ольшанского?

— Ну не твой же, — огрызаюсь, но тут же себя одергиваю.

Не стоит на нем отрываться. Это всего лишь восторжествовала вселенская справедливость, бумеранг прилетел обратно, и мы с Феликсом в этом процессе лишь играем отведенные роли. Но как быть с желанием расцарапать ему физиономию? Куда его деть?

— Я не собирался мстить твоему... — он замолкает, и я заканчиваю за него.

— Ребенку. Ты хотел сказать, моему ребенку. Это так сложно произнести вслух?

Феликс яростно растирает лицо, и я замечаю, что когда он не прячется за язвительной маской, то выглядит гораздо моложе. Сколько ему? Двадцать семь? Двадцать пять?

— Если бы я знал, я не стал бы тебя впутывать, — заявляет он со всей серьезностью, но я лишь устало пожимаю плечами.

— Это совершенно пустой разговор, и я не вижу необходимость его поддерживать. Знал, не знал. Это ничего не меняет. Я прошу тебя по-хорошему, уйди с дороги. Если не понимаешь нормальным языком, скажу иначе. Пошел к черту.

Он лезет в задний карман джинсов, достает кожаное портмоне, роется в нем.

— Вот, возьми, — выгребает все до единой купюры и карту, — я переведу туда деньги. Пин код четыре девятки.

Смотрю на купюры в его руке, выбираю десять долларов.

— Это чаевые, твои друзья забыли оставить. Благодарю, — обхожу его и иду дальше.

— Стой, ну пожалуйста! — в его голосе сквозит отчаяние. Оборачиваюсь.

— Мы все платим за свои ошибки, Феликс. Я заплатила, теперь твоя очередь. Откупиться не получится, я не возьму твои деньги. Каждый выгребает за себя. Повторяю, зла у меня к тебе нет. Но и счастья от того, что тебя вижу, я не испытываю.

— Арин, — он догоняет, протягивает написанный на клочке салфетки номер, — возьми, это мой телефон. Если понадобится помощь, обещай, что позвонишь.

Качаю головой, но Феликс вкладывает его мне в руку. Я очень хочу закончить эти препирательства, поэтому сую клочок в карман. Потом выброшу.

Перед тем, как развернуться, замечаю краем глаза, как он садится на корточки, прислоняется спиной к дереву и запрокидывает голову.

На миг даже проникаюсь сочувствием. Наедине со своими мыслями не всегда комфортно, иногда бывает очень даже невыносимо. Я это знаю как никто.

Но ни у кого из нас нет выбора. Единственный спутник по жизни, которого человек не выбирает и от которого невозможно избавиться, это он сам.

***

Сегодня я выходная. Мама с отчимом ушли на свое собрание, а мне поручили пожарить рис. Сажусь его перебирать — он должен быть рисинка к рисинке.

Рано, из окна еще веет прохладой. Надо будет потом сходить погулять к океану. Мне следует больше ходить, а то скоро превращусь в тыкву на ножках. Пока что мой живот напоминает мячик, но талия уже поплыла.

Мама говорит, судя по форме живота это будет девочка. А мне кажется, что родится мальчик. Он уже такой как его отец — неуемный, подвижный, задиристый.

Интересно, каким он будет, мой ребенок? Мне так не терпится поскорее на него посмотреть, что если бы можно было уснуть и проснуться перед родами, с радостью бы согласилась.

За окном слышатся шаги. Поднимаю глаза, и от ужаса хватаюсь за край стола.

По вымощенной дорожке, ведущей к дому, размашисто шагает Демид Ольшанский.

Глава 39

Арина

От нереальности происходящего размазывает. Сердце взмывает вверх и замирает на вылете.

Демид здесь.

Демид идет сюда.

Внутри живота ощущается несильный толчок, пальцы сжимают столешницу так, что белеют костяшки.

Он говорил, что не будет искать.

«Не стану, не бойся», — вот как он сказал. А сам нашел. Что это значит, и значит ли что-то для меня вообще?