Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила

— А у тебя, я вижу, красивый дом. И жена, наверное, красавица?

— Не то слово, и этот проект, между прочим, ее идея. Но о некоторых вещах я даже ей не рассказываю, как ты понимаешь. Разумеется, твое имя нигде не будет упоминаться, я просто хочу понять, что мешает женщинам быть счастливыми даже там, где они не скованы дикими законами.

— Ладно, только имей в виду, что никаких страшных мексиканских историй я тебе не поведаю. У меня не было ни отчимов-насильников, ни абортов в шестнадцать лет, я жила и росла как все, просто рано начала развиваться по женской части. И внешне быстро созрела, и тяга к парням стремительно росла. При этом меня растила одна мать, которая после неудачного опыта вообще запретила себе думать о личной жизни, а вот дочку надеялась благополучно устроить. Только она почему-то вбила себе в голову, что для этого я обязана быть безукоризненно чистой и мечтать только о детишках, а не об их производстве. Ну как это называется: женщина может быть либо матерью, либо шалавой, а в шалавы такие, как она, записывают всех, кому секс интересен чем-то еще. У нас было несколько безобразных ссор на деликатной почве — я думаю, ты и сам поймешь, что раздражает таких мамаш в созревающем подростке. А потом я уехала в Москву учиться, стала жить в общаге и понемногу что-то постигла. Только результат как-то не впечатлял, понимаешь? Мечталось много, а на выходе получалось такое, что я постепенно стала скатываться в настоящую депрессию...

Айвар кивнул, и Лара, переведя дыхание, снова заговорила:

— А дальше, собственно, ты знаешь. Да, врать не стану, я поехала тогда в Эфиопию именно в секс-тур, только без четко осознанной цели. Решила просто некоторое время не думать, и даже к тебе сначала толком не присмотрелась: так, наугад ткнула, мол, давай ты... А потом, когда опомнилась, подумала: так вообще бывает?! Но к этому мы с тобой, конечно, возвращаться не будем, Айвар. Тебе интересно, замужем я все-таки или нет, верно?

— Я ничего такого не говорил, Лара, — усмехнулся Айвар и развел руками.

— Можешь не хитрить, — добродушно ответила женщина,.— Вообще я очень много работаю, постоянно в разъездах, так что ты меня удачно застал, и вся энергия в основном уходит туда. Может быть, когда-нибудь и в Африке контракт заключу, так что мы с тобой еще увидимся. Но друг у меня есть, из этой же сферы. Работаем бок о бок, а встречаемся когда есть настроение, и понемногу радуемся жизни. Да, просыпаемся порознь, но нам хорошо. Жаль, что я не могу объяснить это своей матери, но это уже ее проблемы.

— Мне это очень радостно слышать, — откровенно сказал Айвар. — Ты ничего не должна объяснять, Лара, счастье у каждого свое. Я рад, что дал тебе хоть немного тепла, как ты тогда сказала.

— Да ну тебя! — шутливо отмахнулась собеседница. — Ты меня так и на слезу прошибешь. Спасибо, что позвонил, Айвар, если еще что понадобится, обращайся.

— Это тебе спасибо! Я потом непременно расскажу побольше о нашем проекте. Приезжай, если будет возможность. Надеюсь, к тому времени здесь все будет как мы мечтаем: и нормальные корпуса, и покрытия для медицинских каталок, и подъемники для неходячих, и современный ремонт, и хорошее питание. Когда люди чувствуют запах пирогов и кофе, смертность ощутимо снижается.

— Ты прав, — задумчиво сказала Лара. — Кстати, твою фотографию я храню до сих пор. Пришли еще какие-нибудь, вместе с женой, ладно?

Эту просьбу Айвар охотно выполнил, тем более что они с Налией любили фотографироваться — и в быту, и в медийной деятельности, когда с удовольствием давали интервью независимым изданиям и общались с читателями. Друзья в прессе организовали для Айвара и Налии несколько фотосессий в легком молодежном стиле — он предпочитал сниматься в джинсах и простой белой рубашке, а она в льняном сарафанчике с белыми цветами на голубом фоне и с волосами, заплетенными в длинную косу. В таком образе эта роскошная чернокожая девушка напоминала юных героинь живописи соцреализма, любующихся индустриальными пейзажами из окон типовых новостроек. Нередко они снимались босиком, отдавая должное своему происхождению и бедности соотечественников.

Все, что рассказала Лара, Айвар позднее передал в своих тезисах в очень тактичной форме и после этого к нему стали обращаться за поддержкой совсем юные девчонки в Аддис-Абебе, как в письмах, так и по радио. Вместе с женой они понемногу становились большими друзьями и советчиками у молодежи, что, конечно, вызывало неоднозначную реакцию в обществе. Но больше всего сил Айвар отдавал организации, основанной усилиями комитета и Российского Красного Креста для помощи тяжелобольным в регионах, в том числе нищим и бездомным. В ней он разрабатывал меры медико-санитарной опеки над такими людьми и нередко сам в них участвовал на выездах. Забот с этим контингентом хватало, но Айвар настаивал, что бросать его на самотек нельзя, так как будут разрастаться очаги заразы и все больше народа станет страдать от паразитов, лихорадок, дифтерии, тифа, туберкулеза. Поэтому в наиболее тяжелых районах стали появляться убежища для бродяг, где можно было вымыться, пройти санитарную обработку, а также пункты вакцинации.

Айвар понимал, что в развитии этого процесса многому нужно учиться у Запада, и ему весьма пригодились советы Даниэля. Тот уже имел двоих детей и был настоящей правой рукой в бизнесе тестя. Они со старым другом частенько переговаривались по видеосвязи, а порой пересекались за границей и с удовольствием ходили вместе с женами в фешенебельные рестораны и театры. Там все четверо, одетые по самой изящной западной моде, статные и дружелюбно улыбающиеся, производили впечатление настоящей молодой интеллигенции.

Но и в Эфиопии жизнь казалась Айвару настоящим афродизиаком, с тихими звездными ночами и яркими городскими праздниками. Они с Налией, несмотря на незаурядный ум и образованность, в глубине души сохраняли простосердечную африканскую жизнерадостность и обожали гулять по огромным рынкам и крохотным лавочкам, колесить по Африке от Египта до ЮАР, любоваться древними храмами и стремительно растущими небоскребами.

Конечно, за всем этим постоянно маячили неприглядные образы настоящей Африки, которые казались супругам то обездоленными и беспомощными жертвами, то непримиримыми и агрессивными соперниками. Их работу нельзя было назвать легкой, но благодаря взаимной поддержке они долгое время не теряли куража. Если им приходилось уезжать поодиночке, то они никогда не забывали положить друг другу в багаж какие-нибудь приятные мелочи в знак внимания и напутствий, а как только удавалось связаться по телефону, переговаривались или обменивались посланиями.

Айвару эта часть работы нравилась больше, чем все привилегии и официоз в столице. Там, в бедных и диких регионах, он ощущал себя близким своему народу, без всякой шелухи из социальных условностей. Многие местные медики уже хорошо его знали и радовались как дети, когда он приезжал с лекарствами из государственных закупок и посылками от благотворительных организаций, а иной раз и проводил мастер-классы по экстренной и стационарной помощи. Были и менее приятные дела — наводить порядок там, где все вопросы привыкли решать взятками, усмирять хулиганов и пьяниц. В этом Айвар тоже преуспевал, и пускать кулаки в ход по-настоящему ему приходилось редко.

Все жалобы на плохое финансирование, убогую инфраструктуру и нехватку персонала для больниц Айвар учитывал для будущих проектов и реформ. Вскоре, к его радости, правительство начало активно осваивать запасы подземных вод, бурить скважины и строить больше очистных сооружений. А молодые политики смогли протолкнуть инициативу, чтобы гуманитарная помощь из-за рубежа частично состояла из пресной воды. Это было базовым условием для «чистого» образа жизни, и после этого Айвар смог поставить вопрос о введении уроков гигиены в деревенских школах. Ему доводилось видеть в бедных регионах детей с жуткой грязью под ногтями и даже личинками насекомых, гнездящимися в ротовой полости, и он всегда настаивал на скрупулезных школьных медосмотрах и санитарных обработках.