Хилари Норман - Гонки на выживание
Она была бледна, темные глаза блестели в лунном свете.
– О, Йозеф, – прошептала она, чуть не плача, – я не хотела, чтобы все так получилось.
– Знаю, – ответил он с горечью. – Думаешь, я не понимаю, Тони? – Он бережно привлек ее к себе и поцеловал, откинув со лба густые тяжелые волосы. – Никто из нас этого не хотел.
Антония безудержно разрыдалась, слезы потекли у нее по щекам.
– О боже! – воскликнула она в отчаянии. – Я не хотела плакать! Я хотела быть сильной…
– Ты сильная. Ты самая сильная женщина на свете.
– Я знаю, ты предпочел бы остаться, невзирая на последствия, – прошептала Антония сквозь слезы, – но Даниэль не может ехать один, ему нужен его отец и…
– И еще ему нужен шанс выжить, – тихо закончил за нее Йозеф. – Что они сделают, когда узнают, что нас нет?
Антония отступила на шаг, ее слезы высохли.
– Они будут рады узнать, что в Нюрнберге стало двумя евреями меньше, – сказала она, силясь улыбнуться.
Йозеф взглянул на дом и увидел на пороге Даниэля – хрупкую детскую фигурку, освещенную падающим из дверей светом.
Антония в последний раз крепко поцеловала мужа в губы на прощание.
– Теперь вам пора ехать, – прошептала она. – Вы должны непременно успеть на первый поезд из Аугсбурга. Но машину не гони, веди спокойно и осторожно, чтобы не привлечь к себе внимания.
Йозеф подошел к двери дома, поцеловал свой правый указательный палец и прижал его к мезузе [5], прибитой к дверному косяку.
– Возможно, никто из нас больше не вернется в этот дом, – сдавленным от волнения голосом проговорил Йозеф, крепко обнимая жену. – Береги нашу девочку, – прошептал он, и по его щекам покатились слезы, пропадая в ее темных волосах. Он поцеловал ее еще раз. – Приезжай скорее, любовь моя.
Опустившись на колени, Антония в последний раз прижала к себе Даниэля.
– Позаботься о папе, – сказала она, а потом, приблизив губы к самому его уху, чтобы Йозеф не услыхал, зашептала: – И если мы с Гизелой еще не успеем приехать, а дядя Зиги скажет, что пора переправляться на лодке в Швейцарию, ты должен сделать, как он скажет.
Он отшатнулся от нее.
– Но, мама…
– Обещай мне! – властно потребовала мать. – Клянусь тебе всем, что у меня есть на свете дорогого, Даниэль, мы приедем, как только Гизела поправится, но и ты должен мне обещать, что не дашься в руки нацистам. Обещай мне!
Даниэль проглотил ком в горле, отчаянно борясь с подступающими слезами, и с мрачной безнадежностью кивнул.
– Я обещаю, мама.
Йозеф взял сына за руку, вновь отвел по дорожке к машине и усадил внутрь. Он успел в последний раз оглянуться в тот самый момент, когда Антония скрылась за входной дверью.
Закрыв за собой дверь, Антония поднялась по лестнице на второй этаж и вошла в детскую. Гизела спала. Антония тронула ладонью ее лобик… Девочку все еще лихорадило, но по крайней мере ей не стало хуже.
Антония долго стояла у двери Леопольда, собираясь с духом. Ей было страшно, но она понимала, что должна сделать это…
4
Выехав из Аугсбурга, они вот уже час были в пути, когда Даниэля вдруг охватило невыразимое ощущение какой-то новой утраты. Он ощупал пальцами шею и обнаружил, что золотая цепочка его матери исчезла.
– Должно быть, она сломалась, пока мы перегружали чемоданы, – сказал он чуть не плача, когда они закончили бесплодные поиски в купе поезда.
Йозеф сел и со вздохом откинулся на спинку сиденья. Ему не хотелось думать о цепочке. Ее потеря казалась ему слишком зловещим предзнаменованием.
– Мы можем попросить кондуктора позвонить на вокзал в Аугсбурге, правда, папа? Они могли бы поискать на платформе.
– Мы, безусловно, ничего подобного не сделаем, – торопливо пресек его планы Йозеф. Он подобрал оставленный кем-то экземпляр «Берлинер тагеблатт» и невидящим взглядом уставился на первую полосу. – Сиди тихо, Даниэль, и не привлекай к себе внимания.
– Там никого не было, кроме нас, – ворчал Даниэль.
Это был первый утренний поезд, и они были единственными пассажирами первого класса в Аугсбурге.
– Тем не менее, – мрачно взглянул на сына Йозеф, – нам не нужны лишние расспросы. Если кондуктор войдет в вагон, ты не должен с ним заговаривать, только отвечать, если он что-нибудь спросит.
И он вновь вскинул газету, загородившись ею как щитом.
Даниэль сидел, неподвижный и замерзший, глядя на серый утренний пейзаж, разворачивающийся за окном. Он взглянул на отцовскую лысину, блестевшую над краем газеты, и в тысячный раз пожалел, что мама не поехала с ним вместо отца.
Дождь барабанил по крыше вагона, Даниэль принялся считать дождинки на оконном стекле, но скоро сбился: их было слишком много, они расплющивались и превращались в полоски, дрожали, срывались и пропадали. Наконец он уснул, неловко свесив голову на грудь и даже во сне смутно вспоминая маленькую золотую звезду Давида, оставленную на мокрой платформе в Аугсбурге…
На станции во Фридрихсхафене их встретил высокий светловолосый мужчина.
– Я Клаус, – представился он, стискивая руку Йозефу медвежьим пожатием. – Полезайте в грузовик.
Йозеф заглянул в кузов грузовика и увидел ящики с овощами и фруктами.
– А где кузен моей жены? Я думал, он сам приедет нас встретить.
Клаус пожал плечами.
– Гретхен ждет нас дома. – Он сделал нетерпеливый жест рукой. – Прошу вас.
Они вылезли из грузовика возле белого каменного дома, окруженного аккуратно подстриженной лужайкой с живой изгородью. Парадная дверь открылась, и на пороге появилась улыбающаяся Гретхен Майер, а Клаус проворно скрылся в доме с чемоданами. Гретхен расцеловала обоих гостей, восторженно ахая и удивляясь, как Даниэль вырос и как похож на мать.
– Вы, наверно, проголодались. – Она обняла Даниэля за плечи. – Идемте в кухню.
Даниэлю новая кузина сразу понравилась. Она ураганом носилась по кухне, берясь за сотню дел сразу, но каждое доводила до конца. В мгновение ока на столе появились две глубокие тарелки горячего бульона, нарезанный щедрыми ломтями хлеб, толстые куски деревенского сыра.
Не успели они покончить с бульоном, как Гретхен повернула голову, настороженно прислушиваясь к чуть слышному вдалеке звуку двигателя.
– У нас гости, – объявила она вдруг, вскочив на ноги и принимаясь убирать со стола.
В дверях кухни появился Клаус. Гретхен с быстротой молнии увязала хлеб и сыр в салфетку.
Они последовали за Клаусом вверх по ступенькам. На площадке он открыл то, что на первый взгляд казалось стенным шкафом, потянул книзу внутреннюю деревянную полку, и открылась вторая дверь, за которой стояла садовая лестница.
