Зое Дженни - Зов морской раковины
На третьем году брака Мария забеременела. Господину Розенбергу нравилось, что беспокойное тело Марии тяжелело и становилось все более неповоротливым. Родился мальчик, и Марию захватило чувство умиления беззащитным крошечным существом. Она безудержно кормила его и заботилась о нем, всю свою энергию она направила на ребенка, который поглощал ее любовь и никогда не насыщался.
В выходные они теперь оставались дома. Господин Розенберг стал меньше пить, зато больше есть. Он съедал и порции Марии, которая занималась лишь интенсивным кормлением ребенка и забывала поесть сама. Когда ребенку исполнилось два года, она похудела на восемь килограммов и жаловалась на истощение и хроническую усталость. Чтобы немного разгрузить жену, господин Розенберг решил нанять няню. Юлия, тридцатисемилетняя женщина с темными густыми волосами, поселилась в комнате на первом этаже, рядом с кухней. Юлия была профессионалкой. У нее были шустрые маленькие глазки, и ее нежность к ребенку отмерялась строго определенными дозами, будто ровно нарезанными кусками. Мария не без разочарования смотрела на сына, который, оказавшись в чужих руках, казался тихим и довольным. Господин Розенберг уговаривал ее немного отдохнуть, прогуляться или хотя бы съездить в город. Но Мария, как беспокойное животное, бродила по дому, издали наблюдая за тем, как няня выполняет свою работу.
Зимой в воскресенье после обеда они уютно устроились в гостиной за бокалом вина. Был ранний вечер, и сын довольно посапывал на коленях у Юлии. Юлия, как всегда, проявляя внимание, осведомилась о работе господина Розенберга. Он охотно поведал о том, что сейчас как раз пишет свою вторую книгу – фундаментальный научный труд о развитии речи у детей, и хотя Юлия не понимала ни слова из того, о чем рассказывал господин Розенберг, она с интересом слушала и время от времени кивала головой. Мария сидела напротив, понемногу отпивала из бокала красное вино и молча смотрела на троицу перед ней. За окном падал снег. Марии хотелось что-нибудь сказать, что-нибудь колкое и неприятное, но она молчала и только смотрела в окно, в котором отражались те трое напротив. Сама она сидела далеко от них и была как будто вырезана из общей картины. Заметив это. Мария кивнула окну и людям в нем, отражение которых, слегка искаженное стеклом, производило странное впечатление. Мария резко встала и, не попрощавшись, убежала от мужа, сына и Юлии на чердак. Там она в первый раз за последние два года снова проработала до раннего утра.
В молчаливом согласии Юлия взяла на себя заботы о ребенке, домашнюю работу и роль хозяйки дома, в то время как Мария оставалась на чердаке и спускалась вниз только для еды и сна. Уже через год ее коллекция с успехом была представлена на показах мод. Накопив достаточно собственных денег, Мария сняла в городе ателье на пятнадцатом этаже стеклянного торгового центра, наняла секретаршу, двух портних и ассистента.
Чердак на долгие годы опустел, в углах пауки плели паутину, стеклянный стол покрылся пылью. Мария стала получать приглашения от соседей, которых господин Розенберг не знал даже по имени, и так случилось, что супруги все чаще стали ходить в гости по отдельности. Иногда поздно вечером они случайно встречались перед домом, когда Мария выходила из такси, а господин Розенберг брел по аллее. Однажды она проехала в такси мимо него и в боковое зеркало увидела, как медленно и грузно он переставлял ноги. Господин Розенберг узнал ее, помахал и громко выкрикнул в темноту ее имя. Когда такси остановилось перед домом, Мария быстро вышла из машины и торопливо прошла в дом, словно не заметив мужа.
Сын расцветал в проворных руках Юлии, и чем старше он становился, тем больше восхищался матерью, которая изредка, как гостья, появлялась в доме в своих развевающихся одеждах. Ему стали противны теплые и вечно влажные руки няньки. Когда мама приходила домой, он бросался к ней, прижимался к ее телу, которое казалось ему драгоценностью, обрамленной в изящнейшие материи. Руками он обвивал ее ноги, и когда смотрел вверх, видел ее руку, далекое светлое облако, парившее над ним. Мурлыча как кошка, он прижимал голову к ее ладони, и мама гладила его по голове. Отец и Юлия стояли в гостиной и забавлялись этим сильным всплеском чувств у обычно тихого, замкнутого мальчика.
Лишь один раз Георг напугал Юлию. Она увидела, как он, сидя в ванной, пытался потопить резиновую утку. Он вдавливал утку в воду, но ее желтая голова неожиданно выныривала на поверхность в другом конце ванной и продолжала плыть по воде. Сначала это веселило Юлию. Но лицо Георга становилось все мрачнее: «Почему она не тонет?!» – в отчаянии закричал он, снова стараясь потопить утку. В конце концов он в бешенстве начал колотить по воде руками и так расплакался, что Юлии пришлось вытащить его из ванной. Его маленькое тельце дрожало от злости и разочарования; Георг еще долго плакал, и Юлия стала пичкать его сладостями, чтобы успокоить.
Когда Георг пошел в школу и ему больше не требовалась няня, господин Розенберг предложил Юлии остаться у них: вести домашнее хозяйство и готовить. К тому времени Мария уже занималась исключительно своей карьерой, и господин Розенберг был рад, что еще один человек оживляет комнаты и наполняет их звуками. Принимая решение жениться на Марии, он исходил из того, что в будущем будет окружен целым хороводом играющих и шумящих детей. В последнее время Мария все чаще отсутствовала и звонила из отелей, чтобы, как она выражалась, осведомиться о благополучии своего сына. После свадьбы Мария пожелала, чтобы на окнах спальни висели белые занавески, длинные, до самого пола. Когда господин Розенберг в одиночестве лежал в постели, окна в спальне были открыты настежь, и ветер задувал занавески в комнату, как флаги. Он думал о том, что во время шторма их бы, наверное, разорвало в клочья.
Посреди ночи он вставал и, борясь с тишиной, принимался печатать на своей старой грохочущей пишущей машинке.
Пятнадцатилетний сын избегал отца. Когда господин Розенберг искал глазами взгляд Георга, ему казалось, будто он скользит по ледяной поверхности.
Однажды, вернувшись домой, он расслышал шаги Георга на верхнем этаже; они сразу же стихли и снова раздались на лестнице, только когда господин Розенберг закрыл за собой дверь кабинета.
Если Мария не приходила домой к ужину, Георг брал тарелку и запирался в своей комнате. Господин Розенберг сидел за обеденным столом вдвоем с Юлией, которая терпеливо расспрашивала его о работе и пациентах, то и дело кивая. Однажды перед сном господин Розенберг, охваченный желанием выговориться, оказался перед закрытой дверью сына. Но ему не пришло в голову ничего конкретного, о чем бы он мог с ним поговорить. Из-за двери доносилась быстрая монотонная музыка. Несколько секунд господин Розенберг отчаянно пытался подобрать слова, найти вопрос, который он мог бы задать, но, почувствовав, что время для этого или уже прошло, или еще не настало, удержался и не постучал в дверь.
