Пат Бут - Сестры
Он опустился у ее ног, а она улыбалась ему, восхищаясь его красотой, тем чудом, которое он совершил с нею. Потом коснулась его услаждающих губ, которые были еще влажны от ее любви.
– Давай, – сказала она.
Сливаясь с ней, Ричард знал, что у нее будет от него ребенок. Он был в этом абсолютно уверен. И потому он так осторожно входил в нее на этот раз, забыв о небывалом диком желании. Это была любовь. Нежное движение, легкое движение двух лиц, которые в единстве и гармонии создавали чудо. «Своим телом я преклоняюсь перед тобою», – вот что это значило. Он никогда раньше не испытывал ничего подобного.
– Софи, я люблю тебя, – произнес он. – Я так тебя люблю.
Она не ответила, лишь тесно прижалась к нему, широко распахнувшись в любовном порыве. Время пришло. Они стали единым целым. Ричард прикрыл глаза, почувствовав внутри себя божественный промысел, необыкновенную силу и конечный ее смысл. Он всецело отдался этому таинственному слиянию, и слезы побежали у него по щекам. Они бесконечно любили друг друга, и его душа волшебным даром перетекала в Софи, а ее слабые возгласы и трепет подтверждали, что его достойный дар принят.
Позже, отдыхая, он положил голову на плоский живот Софи и с восторгом слушал ее легкие всхлипы, крепко обнимая и успокаивая после сотворения чуда.
Счастье почти осязаемо разлилось по убогой комнате. Оно лучилось сквозь пыльный воздух, радостно плясало в неоновом свете, весело отражалось от замызганных, облупленных зеленых стен. И только в один уголок оно не проникало, туда, где на пятачке за стеной враждебные чувства старались разрушить его. За открытой дверью, на островке боли и унижения посреди бушующего моря блаженства стояла пятнадцатилетняя девочка. Джули Беннет в изнеможении прислонилась к дверному косяку. По ее щекам текли горькие слезы. Она все видела. Ее предали, и это навсегда перевернет ее жизнь.
2
– Это лучше, чем Голливуд, а?
У гордой, независимой румынской княжны Софи был такой вид, по которому можно было понять: даже если желания ее скромны, наверняка она достигнет всего, чего захочет. Видимо, было что-то особенное в ее лице с высокими скулами и точеным острым подбородком. Однако глаза говорили иное. Большие, круглые, темные, они обводили комнату с наивной непосредственностью, с интересом стреляли по сторонам. Ей было весело. Какая разница, что об этом говорят.
Она взяла мужа под руку. Вечеринки у Челси как бы вбирали в себя все самое лучшее, что было в шестидесятые годы. Куча забавных людей, графини рядом с поп-звездами, министры правительства – с тайными агентами, супермодели перемигивались с государственными чиновниками. Софи так любила это все! Лондонский свет и Ричард были смыслом ее жизни.
Ричард Беннет рассмеялся:
– Ты никогда не забываешь об этом?
– Пока не получу ответ. – Она кокетничала с ним и смеялась, заставляя тихонько позвякивать ожерелье, обвившее ее длинную аристократическую шею.
– Лучше, чем Голливуд без тебя, – с улыбкой сказал он. На самом деле это был вопрос. Придется ли ему одному отправляться в Голливуд?
– Ах, дорогой, я просто не могу себе представить, как можно все это оставить. Я хочу сказать, что за столько лет все это впервые устраивается в Англии, и все это так ново, так волнует, а мы в самом центре всего. А Голливуд! Знаешь, право, это… – она подобрала слово, чтобы оскорбление получилось сильнее, – в пятидесятые годы.
Ричард помолчал. Разве дело во времени? Почти наверняка нет. Но по-своему она права, и свидетельство этому – бурный прием вокруг них.
Это был совсем новый мир – бьющий через край, самоуверенная революция достойных людей, а ведь он не ожидал увидеть ее на своем веку. Для мальчика с уэльских лугов, который выбился из низов в добитловские времена лишь благодаря своему непревзойденному сценическому дарованию, стояние на горящих баррикадах было пустым звуком. Шекспир вряд ли оценил бы рок-н-ролл, на вечном празднике шестидесятых места хватало всем.
Вздохнув, он улыбнулся Софи:
– Ну, не стоит нам пока принимать решение. Пусть еще подождут, может быть, и цена моя повысится. В Голливуде сделка многое значит. – И он переменил тему. – Господи, некоторые из этих бедняг выглядят не лучшим образом. Думаю, им не помешает переливание крови.
Она засмеялась в ответ:
– Ты просто ревнуешь, потому что у них «интересная бледность». Но, знаешь, Кейт Ричард и впрямь выглядит, как будто был в объятиях Дракулы. Как ты думаешь, он не испарится, если его вывести на солнце?
Он взглянул на нее с любовью. Она тоже была бледной, но это была совсем иная бледность, чем у рок-звезд, мельтешивших в толпе. Бледность Софи была следствием ее благородного происхождения. Красивое, нежное, белое, как только выпавший снег, ее лицо сияло при свечах, и темные круги под глазами говорили о том, что она знает толк в дневных и ночных удовольствиях. Она была необыкновенно хороша. Широкие, сильные плечи и осиная талия, линия груди так гармонична, что не только находившиеся в комнате мужчины, но и женщины нет-нет да бросали на нее взгляды. Простое шелковое платье от Осси Кларка не облегало форм и не просвечивало, но эффект был сильнее, как если бы на ней совсем ничего не было. Грудь была свободна от оков: не скованные бюстгальтером соски налились и отвердели от непростительного соприкосновения с тонкой, наэлектризованной тканью платья. Роскошные, как у Аллен Джонс, ноги не скрывала символической длины юбка, едва прикрывавшая крошечные трусики румынской княжны.
Она потягивала из бокала белое вино.
– Как ты думаешь, может, скажем сегодня вечером наши новости Джули?
Ричард обхватил голову руками в притворном ужасе.
– Господи, зачем? Мне было так славно.
– Все равно скоро придется. Скоро это может стать заметным. Мне даже кажется, что уже заметно.
– Да нет же, поверь мне. Поверь всем, кто здесь находится.
Живот Софи был совершенно плоским. Двухмесячный зародыш в ее утробе был еще совсем крохотным.
– Мы ж все равно не собираемся выигрывать конкурс популярности. Она почувствует себя лишней.
– И пускай! – тряхнула Софи челкой пажа от Видала Сассуна. – Ей все равно придется свыкнуться с этим.
Ричард почувствовал угрызения совести. Отчасти они были вызваны жалостью к дочери, которая так самозабвенно любила его, но еще и страхом из-за только что продемонстрированной его очаровательной женой сердечной черствости, аристократического равнодушия к счастью других – то, что использовалось в прошлом против него и чем, возможно, они не раз воспользуются.
– Не помогло даже ее присутствие при зачатии. – Это было не совсем шуткой, и Ричард тут же почувствовал себя виноватым за тон, каким он ее произнес. Словно он выслуживался перед Софи в ущерб дочери.
