Дженнифер Льюис - Капля в океане счастья
Его большие темные глаза удерживали ее взгляд. Напряжение между ними нарастало с каждой секундой.
— Не желаешь сегодня снова поужинать со мной? Мне бы хотелось загладить вину за свое поведение.
Абсолютно серьезное выражение лица. Ни намека на насмешку.
Налдо говорил с Анной как с человеком, заслуживающим уважения, тем не менее она почему-то была склонна ему не доверять.
Перестань обманывать себя. Он всего лишь хочет польстить тебе, чтобы выкупить землю. А тебе нужно продать ее ему как можно дороже.
— Согласна.
Налдо кивнул и слегка поклонился, словно кавалер перед дамой, согласившейся потанцевать с ним.
— Тогда я заеду за тобой в половине восьмого.
С этими словами он вышел, оставив трепещущую от волнения Анну одну.
Как только дверь за ним закрылась, ее внимание привлекли темные следы на линолеуме. Они были не только у двери, но и по всей кухне и даже в крошечной ванной комнате.
Он поднимался наверх, поняла Анна. В ней росла тревога.
Вот она увидела комок грязи, прилипший к верхней ступеньке. Травинки и остатки земли свидетельствовали о том, что Налдо был в комнате ее матери и бывшей комнате самой Анны.
Что, черт возьми, ему здесь понадобилось?
Она сдвинула брови, стараясь догадаться о его мотивах. Может, ему захотелось удостовериться, что в коттедже по-прежнему все в порядке, все стоит на своих местах?
Или он что-то искал?
Ровно в половине восьмого ярко-красная «альфа-ромео» остановилась перед коттеджем Анны.
У девушки скрутило желудок, когда она увидела, с какой решимостью Налдо приближается к крыльцу.
— Привет, — напряженно улыбнулась она, распахнув дверь.
Он взглянул через ее плечо.
— Вижу, ты уже начала собирать вещи.
Налдо казался особенно привлекательным в белоснежной льняной рубашке, заправленной в дорогие фирменные джинсы.
— Да, уложила кое-какие вещи. У меня рука не поднимается что-нибудь выкинуть.
— Идем. — Он взял ее за руку и слегка сжал тоненькие пальчики, а потом поднес ее ладонь к губам.
Анна мгновенно вспыхнула и едва не задохнулась. Ей следовало разозлиться на него за его наглое поведение, особенно после утреннего поцелуя, но почему-то…
Усевшись в роскошный автомобиль, она поспешила пристегнуться ремнем безопасности, который моментально словно пригвоздил ее к месту.
— Лучше быть осторожной, — пробормотала Анна сквозь зубы.
— Раньше ты не была такой.
— Я была молода и глупа.
— И весела, и забавна. Мы здорово проводили время. — Налдо бросил на нее задорный взгляд.
— Да. Я была для тебя своим парнем, с которым всегда можно поиграть в мальчишеские игры или в теннис. — В голосе Анны прозвучала горечь.
Он поднял брови.
— А тебе хотелось большего?
Она усмехнулась. Хотелось.
— Однажды ты сказал, что пойдешь со мной на школьный бал. — Анна пожалела о сказанных словах, как только они слетели с ее языка.
Как много часов она провела в кровати, мечтая о том, чтобы войти в школьную столовую под руку с Налдо!
— Неужели? — Он с удивлением уставился на нее. — Я почему-то такого не помню.
Черт возьми, что за детская глупость — думать о том, что великий Налдо де Леон будет сопровождать ее на бал в местной школе!
— А с чего тебе помнить? Это не имеет никакого значения. — Снова горечь отчетливо прозвучала в голосе Анны. Разозлившись на себя, она скрипнула зубами. — Ты прав. Нам было весело вместе. — Она украдкой бросила на него взгляд и заметила ямочку на его щеке. Она помнила эту ямочку еще с тех времен, когда они вместе смеялись. Те времена значили для нее так много! Она и Налдо в «Парадизе». — Откровенно говоря, это были лучшие годы в моей жизни.
Налдо быстро повернулся в сторону Анны, и его напряженный взгляд заставил ее тут же пожалеть о только что произнесенных словах. Слава богу, они уже подъехали к особняку.
— Теперь все это принадлежит тебе, — заметила она, когда перед их взором предстал прекрасный дворец с белыми колоннами и огромной верандой. — Какой красивый дом! Неужели ему и вправду четыреста лет?
Налдо рассмеялся.
— Ну конечно же нет! Этот дом стоит здесь с одна тысяча девятьсот двенадцатого года, а до этого было столько наводнений и пожаров… И ни разу дом не был застрахован. Мы не желаем кормить за свой счет страховых агентов. Мой дед не уставал повторять, что нельзя думать о худшем заранее.
— В любом случае семейство де Леон всегда могло позволить себе отгрохать новый особняк, не сожалея о старом.
— Точно. А сейчас позволь мне помочь тебе выйти. — Налдо провел рукой по ремню безопасности. Его длинные сильные пальцы прикоснулись к груди Анны, заставляя ее трепетать от возбуждения. — Ты очень красивая, — прошептал он, помогая ей подняться по ступенькам.
Он всегда был роскошным парнем, с прекрасными манерами и чувством такта. За прошедшие годы он стал выше, мужественнее и увереннее в своих силах. От одного его вида дух захватывало. Его резко очерченные скулы и мужественный подбородок составляли контраст с очарованием и легкостью его улыбки и веселыми искрами в темных глазах.
О Налдо. Хорошо, что последние восемь лет я провела в Бостоне, а не здесь, рядом с мужчиной, который никогда не будет принадлежать мне.
Двойные двери открылись словно по волшебству.
— Спасибо, Пилар. — Налдо улыбнулся домоправительнице.
— Привет, — пробурчала Анна, чувствуя себя одновременно и гостьей и дочерью прислуги.
Налдо по-прежнему держал ее за руку. Ее тело не могло не реагировать на его мужскую привлекательность. Воспоминание об их утреннем поцелуе заставило ее соски затвердеть.
Ты сошла с ума? Этот наглец осмелился поцеловать тебя без разрешения, и сейчас ты думаешь о том…
— Похоже, ужин уже готов. — Налдо проводил Анну в главную столовую, где был сервирован ужин на двоих. Рядом с каждой тарелкой стояло по три бокала и лежало как минимум по двенадцать столовых приборов. На бесценных фарфоровых тарелках красовался изысканный рисунок.
Анна подняла взгляд на огромный портрет, висящий над камином.
— Прекрасный портрет. Твоя мать была очень красивой женщиной.
Темноволосая красавица в черном вечернем платье смотрела на девушку сверху вниз. В ее памяти Моника де Леон осталась холодной и вспыльчивой женщиной, которая всегда находила, к чему придраться.
— И не только. Она была очень образованной, говорила на семи языках и превосходно танцевала.
— Я хорошо помню комнату наверху с балетной стойкой и зеркалами. Она была сделана для нее?
