Рэйчел Гибсон - Отныне и навсегда
Но нет. Они с Холли прошли мимо нее и встали в небольшую очередь к бару. Она с недовольством признала, что они красивая пара.
На сцене группа разразилась следующей песней, которую Брина узнала сразу, учитывая, что так много лет провела за слушанием дешевого стереомагнитофона Томаса. Не удержавшись, она подошла к нему и сказала:
— Они играют нашу песню.
В полумраке тусклого света люстр он долго вглядывался в глаза Брины, словно пытаясь что-то понять. И когда она решила, что он может и вовсе ничего не ответить, он прервал молчание.
— Извини нас, Холли, — он взял Брину под локоть и вывел ее на середину переполненного танцпола. Захватив своей теплой ладонью ее левую руку и обняв за талию, он спросил:
— С каких пор «Ложись, леди, ложись»{20} наша песня?
Она положила руку на его плечо, гладкая ткань пиджака на ощупь казалась холодной.
— С тех пор, как ты заставлял меня часами слушать Боба Дилана.
Он взглянул поверх ее головы.
— Ты ненавидела его.
— Нет, я просто любила усложнять тебе жизнь.
Он держал ее на расстоянии нескольких дюймов, словно не хотел, чтобы она вторгалась в его пространство. И вел ее как учитель танцев, двигаясь с совершенно бесстрастной слаженностью. Однако же, он был не против вторжения Холли, и она удивилась тому, что почувствовала себя от этого преданной. Ее ощущения были такими сумасбродными, что Брина подумала, а не сходит ли она с ума.
— Томас?
— Хмм.
Она всматривалась в неясные очертания его лица, в темноту, скрывающую глаза и обрисовывающую контуры носа и точеных губ.
— Ты все еще злишься на меня?
Наконец он посмотрел на нее.
— Нет.
— Тогда как ты думаешь, мы можем снова стать друзьями?
И словно ему необходимо было время, чтобы это обдумать, прозвучало несколько строк песни, прежде чем он ответил.
— Что ты имеешь в виду?
Она и сама не знала.
— Ладно, что ты делаешь завтра?
— Катаюсь на лыжах.
Его ответ ее немного удивил.
— Когда ты научился?
— Примерно шесть лет назад.
В слабой попытке оживить разговор, она спросила:
— Так тебе нравится кататься на лыжах?
Слегка сжав ее за талию, он привлек ее чуть-чуть ближе.
— У меня есть квартира в Аспене{21}, — сказал он, словно это все объясняло, а возможно, так оно и было.
Слегка погладив большим пальцем ее ладонь, он положил их руки себе на грудь. Приятное покалывание пробежалось по запястью и руке, как от дуновения легкого ветерка.
— Ты катаешься с Холли? — безразлично спросила она, словно вовсе и не умирала от желания это знать.
— С кем угодно. А ты собираешься встретиться с Марком Харрисом и его компанией?
— Нет, — она не хотела тратить время на разговоры о Марке. — Помнишь то время, когда я копила все свои заработанные на сидении с детьми деньги, чтобы купить снаряжение и вступить в лыжный клуб?
— И сломала ногу в первый же день.
— Ага. С тех пор я больше не пыталась встать на лыжи, — она прошлась рукой по его плечу и коснулась воротника белой рубашки. Через плотную ткань ее чувствительные кончики пальцев ощущали жар его тела.
— Думаю, я пройдусь по магазинам и буду без дела болтаться на базе.
Он скользнул рукой по ее талии, осторожно прижимая к своей твердой груди. У Брины перехватило дыхание.
— Тоскливо звучит, — сказал он рядом с ее правым виском, но не предложил ей составить компанию.
— Ты видел всех этих беременных женщин в зале? Мне найдется с кем поговорить, — Брина слегка отвернулась и глубоко вздохнула. Ее легкие заполнил аромат его одеколона и тепло его кожи. Он пах так хорошо, что она боролась с соблазном податься вперед и уткнуться носом в его шею. Она подняла указательный палец и легко коснулась его кожи над воротником. Его тепло приятно покалывало ладонь.
Интересно, что бы он сделал, если бы она сказала, как сильно соскучилась по нему. Что она даже не осознавала, как сильно скучала, пока не увидела его сегодня, и как она счастлива, просто снова увидев его лицо.
Она задумалась, чувствует ли он то же самое, но побоялась спросить. Она хотела услышать о его жизни. Она даже не знала, где он живет.
— Как ты проведешь остаток ночи? — поинтересовалась она, думая, что они могут куда-нибудь пойти и наверстать последние десять лет.
— У меня есть несколько вариантов, но я еще не знаю, какой выберу.
Она не хотела жалко выглядеть перед ним, и потому сказала:
— Ну да, у меня тоже несколько вариантов. Марк приглашал меня к себе на вечеринку.
Из динамиков лились последние слова песни «Ложись, леди, ложись», и Томас опустил руки, отстраняясь от нее.
— Может, пойдем вместе? — предложила она.
— Не думаю, но спасибо за приглашение, — он смотрел на высокую блондинку, стоящую у бара, где он оставил ее.
— Меня пытается соблазнить Холли Бьюкенен, — сказал он, — она инструктор по йоге и говорит, что изучает Камасутру.
— Ты шутишь?
— Нет, она что-то такое рассказывала о позе козы и собиралась показать ее мне.
— Как волнительно, — наверняка Томас понимает, что если бы он был все еще беден, Холли и слова ему бы не сказала, не говоря уже о таком развратном шептании на ушко о позициях коз. Томас не мог быть так глуп, чтобы клюнуть на это. Он всегда был очень умен.
— Она использует тебя.
— Угу.
— И что ты собираешься делать?
— Думаю, я ей это позволю.
3
На следующее утро Брина проснулась, чувствуя себя такой же усталой, какой пошла спать. После танца с Томасом, она снова танцевала с Марком, и закончилось это все у него дома с компанией его друзей. Что она заметила, так это то, что они не слишком-то эволюционировали. Брина покинула вечеринку, чувствуя себя довольной своей жизнью в Портленде. Хоть у нее сейчас и нет бойфренда, но, по крайней мере, там есть из кого выбирать.
Вернувшись в гостиничный номер, она упала в постель, и всю ночь пролежала без сна, думая о Томасе и Холли, развлекающихся в позициях коз. И чем больше она об этом думала, тем больше злилась, пока наконец не возжелала увидеть перед собой Томаса и поколотить его. Она не спала до трех часов ночи. Сейчас было 8:30 и она чувствовала себя истощенной.
Брина села на край постели, и откинула в сторону одеяло. Позвонив обслуживающему персоналу, она заказала себе кофе и румяный бублик. Ей сказали, что завтрак принесут через двадцать минут, так что она направилась в душ. Стоя под теплыми струями воды, льющимися ей на голову, она задавалась вопросом, почему козьи забавы Томаса так сильно ее беспокоят. Она решила, что возможно это из-за того, что она ожидала от него большего, по крайней мере, лучшего вкуса в женщинах. Правда, Холли была все так же красива, и со времен школы прошло десять лет. Может, Холли изменилась, и стала приятной особой, но Брина в этом сильно сомневалась.
