Татьяна Веденская - Виртуальные связи
У нее был старый, потрепанный и видавший всякое ноутбук, у которого не хватало нескольких клавиш, а несколько имеющихся кнопок почему-то не жались вовсе, так что вводить эти символы приходилось с виртуальной клавиатуры, что дико Лауру бесило. На заставке – вид на Флорентийские горы. Любимая игра – Assassin’s Creed, бродя по ней, можно было почти воочию увидеть то, что в жизни Лауре пока увидеть не довелось. Конечно, она играла исключительно во Флоренции. Графика была прописана на редкость хорошо. Можно было обойти все площади, посмотреть на улицы, даже зайти в строения и побродить по анфиладам дворцов – в реале это было куда сложнее. Лаура знала виртуальную Италию как свои пять пальцев. Лучше Москвы. Впрочем, это ничего не меняло. Все это было так, развлечения запертого в многоэтажке ума. Способ потратить время, такое тугое и вязкое, что в нем вязнешь и застываешь – особенно зимой, как теперь.
– Лорочка, у нас нету творожка, – ласково, даже приторно щебетала Бьянка, высунувшись из ванной. Заспанная, растрепанная, в растянутой майке.
Творожка ей!
– И что? – нахмурилась Лаура. Сегодня она была на редкость зла. Может, потому, что мрачный московский январь висел за окном, как гигантский воздушный шар серого цвета. Может, потому, что опять не было денег. Творожок тоже, знаете ли, бесплатно не дают. Деньги, деньги. Проблемы.
– Ничего! – пожала плечами Бьянка. – Надо купить молока, я бы сейчас и сделала творог.
– Ты погладила белье? – спросила Лаура, только чтобы перевести тему. Слово «купить» было для нее сейчас хуже, чем матерщина.
– Не переводи тему! – возмутилась Бьянка.
А Лаура как раз хотела тему перевести. Бьянке что, сидит себе дома и ни о чем не тужит. Деньги ее не волнуют. Бьянку вообще мало что волновало, она почти ничего не хотела в этой жизни, только покоя и разве чтоб у Лауры все было хорошо. За что Лаура особенно ее ценила. Но творожок действительно нужен.
– Ты разместила на Яндексе нашу галерею?
– Только на My space, – отвела глаза Бьянка. Бесполезно ее о чем-то просить.
– Разместила?
– Размещу! – крикнула Бьянка и ушла, сильно хлопнув и без того некрепко прикрученной кухонной дверью. Дверь в кухню была расшатана псами. Они, когда голодные, были способны снести все на своем пути. Не только тонкую дверь, которую давно пора было починить.
– Вот и размести, – заорала ей вслед Лаура, зная, что теперь уж Бьянка точно не сделает ничего, а будет дуться весь день и требовать извинений. Ими и кончится, но сначала будут все эти невыносимые крики, слезы, упреки и спектакли с заламыванием рук. И ведь знает же Лаура, что нельзя вот так с Бьянкой. Что будет только хуже. И лучше вообще пойти и извиниться прямо сейчас. Но злое настроение брало верх, и Лаура и не хотела бы, а делала все назло, из вредности, чтобы позлить и ее. Денег не было и не предвиделось. А на руках одно дитё человеческое и трое четвероногих. И Бьянка, тоже как ребенок. За что ей только это все? Да еще и январь.
Бьянка не показывалась. Лаура, все больше раздражаясь не пойми на что, встала, вышла из кухни и подошла к раскрашенному фиолетовому стеллажу в холле. Она сама его сделала год назад, возилась, наверное, месяц. Днем и ночью выпиливала, прибивала, раскрашивала. Хорошая штука, красивая. Даже ручки – и те резные, в виде спиралей с прожилками. Авторская вещь. Может, продать?
– Ни черта себе! Куда весь мой лак делся? – выругалась Лаура после десятиминутного копания в недрах стеллажа.
– Ты же сама его и потратила! – послышалось из спальни. – И не ори!
– Я ничего не тратила, – крикнула Лаура. Не смогла удержаться и выругалась, хотя вроде и сама терпеть не могла такую вот атмосферу. Что поделаешь! Тут не то что материться, волком завоешь. Как может настоящий художник творить, сидя в этой московской квартире, да еще на тринадцатом этаже, да еще без копейки денег? Лаура в сердцах выругалась опять:
– Твою… мать!
– Не матерись при детях, – моментально донеслось из спальни.
– От…сь! – крикнула в ответ Лаура. Дети, дети.
Бьянка говорила о собаках, конечно. Заигралась с материнским инстинктом. Кузю вообще сыночком зовет. Творожку нет, блин. Когда все это кончится, когда кончатся все эти чертовы проблемы?
Лаура вышла в коридор и принялась копаться в куртках. Она ненавидела холод. В Италии холодом считались десять градусов по Цельсию. Там ни у кого не было шуб или тяжелых дутых сапог на искусственном меху. Там все улыбались и пили вино. И никто никого бы из-за этого не стал бы называть алкоголиком. Италия. В прошлом году они с Бьянкой ездили в Хорватию. Задаром им не сдалась эта Хорватия с ее фальшивым сервисом, фальшивой европейскостью – все вранье. Чуть от побережья отъедешь в сторону, все те же битые дороги, дешевые кафе с клеенками на столах, все те же угрюмые лица. Совок.
Единственная причина, почему они с Бьянкой оказались в Хорватии, было все то же страстное, неизбывное желание прорваться в Италию. Художник не может больше нигде существовать, кроме Италии, но пойди объясни что-то этим тупым туроператорам. Что уж они там напортачили, одному Богу известно, да только визу в Италию не дали. Сказали, нет постоянного места работы, поэтому и не дали. А какое может быть постоянное место работы у художника? Мольберт им приволочь? Слесарный набор? Красками перемазаться? То ли дело – менеджер. Надо было сказаться менеджером. Обидно, что ведь и деньги тогда были, а визу не дали. Ну, и Бьянка учудила с Хорватией.
– Вы можете въехать в Италию через любую европейскую границу. Просто проедете сами. Можно через Финляндию, правда, она далеко. Через любую страну Евросоюза. Они потом уже ни за кем не следят, – посоветовала туроператорша, которая (падла) денег так и не вернула за неполученную визу. Только отводила глаза.
– Через любую границу? – переспросила Бьянка, а потом выбрала Хорватию – умная девочка – единственную из всех стран, которая реально ни черта в этот самый Евросоюз не входит. Во всяком случае, в безвизовую зону не входит. А Бьянка сказала, там до Италии – всего один паром. Лаура не проверяла. У нее тогда было очень много работы. И потом, должна же Бьянка делать хоть что-то!
Да, правда, Бьянка не соврала. Там из Пореча до Италии – только один паром. Один или два парома – хоть три. Целая куча паромов, на которые пропускали, и фамилии не спросив, граждан всех стран от Израиля до Португалии, но только не русских. Россияне оставались на берегу, сушили весла. Ох, как тогда Лаура орала. Стояла на портике набережной в Порече и орала благим матом. Италия была так близко, рукой подать. Один час по хорошей волне, и ты в Венецианской лагуне. Осталась бы там, не вернулась бы. Закопалась бы в песок на берегу, на острове Мурано – хоть всю жизнь жить нелегалом, только бы там. Расписывала бы стеклянные сувениры, выдувала бы вазочки. Ела бы пиццу.
