Галина Врублевская - Завтра мы будем вместе
— Так вот, Катя, — строгим голосом сказал Руденко, — твое дело — сдать сессию нормально. Тогда ты поедешь на практику в Эстонию, на военно-морской полигон. Это и есть в/ч № ХХХХ.
Я обрадованно вертанулась на каблуке. Как здорово! Потом опустила голову. Места практики уже были распределены. Мне ее предстояло проходить на Адмиралтейском судостроительном заводе: глотать пыль на стапеле или задыхаться в заводской конторе. Стать в один миг отличницей я не смогу. «Спецы» мне выше трояков не вытянуть, занимайся хоть круглые сутки. Я взглянула на Руденко и неуверенно сказала:
— Я могу, конечно, диамат с истматом вызубрить, да что толку. Экзамены по специальности мне хорошо не сдать.
— Диамат и мат — оружие рабочего класса, — заговорщически подмигнул мне Руденко. — Ты учи усерднее, а мы нажмем на кое-какие кнопки.
Я усмехнулась про себя. Теперь, когда Горбачев начал гнать волну на прежние порядки, и наш отставник осмелел: озвучил бородатую присказку про марксистско-ленинскую философию. Но его откровенность вселила в меня веру, что Руденко хочет мне помочь.
В конце разговора Руденко по-отечески наставительно заметил:
— Только, Катя, ты там с ребятами водочкой не увлекайся. Другим-то ничего, а ты сама должна понимать: наследственность.
Выходит, он откуда-то знал, как бесславно погибла моя мать. Может, тоже встречался с ней на стороне?
Я поджала губы и наклонила голову, посмотрев на него исподлобья. «Набычилась», как говорила бабушка.
— А что, Островский — горький пьяница? — выпалила я. Когда я нервничала или сердилась, слова слетали с моих губ, как выстрелы из пулемета. Еще не хватало его нравоучений. Слава богу, не родитель. Еще минуту назад добрый старикан показался мне сейчас мерзкой занудой.
Руденко смутился и что-то промямлил в свое оправдание:
— Нет, я не знаю. Я давно о нем сведений не имел.
«Не знаешь, и молчал бы», — остывая, подумала я. Моя мимолетная досада так же быстро улеглась, как и вспыхнула.
Руденко помог мне, как и обещал. Я тоже выложилась в сессию, как могла. Даже однокурсники удивлялись, когда, я выходила с экзаменов с четверками.
По философии, как и намечала, получила «отлично».
Единственное «отлично» за все годы обучения в техникуме. В последний момент меня включили в список студентов, отъезжающих на Балтийский флот.
Всех удивила эта перестановка, но я не раскрыла ее причины. «Понимаете, я же — сирота, а студентам на морской базе будет обеспечено трехразовое питание».
Это объяснение звучало вполне убедительно. Я никому не сообщила, что еду на встречу со своим отцом.
Даже Тишка не знала моего секрета. Пожалуй, я боялась, да и сейчас боюсь, что он меня не признает своей дочерью. Писать я ему тоже не стала. Зачем писать, если и так еду. На месте все выяснится.
* * *Бросив сигарету в уголок тамбура, я вернулась на свое место, в вагон. Усталость бессонной ночи все-таки одолела меня. К утру я задремала. Во сне я увидела молодого стройного офицера. Он был во всем черном: в черном кителе, фуражке и с трубкой во рту. Не просыпаясь, я вдруг поняла, что это мой отец Островский. Я бросилась к нему на шею, но он увернулся от меня. Затем поднес трубку ко рту, затянулся и медленно выпустил дым мне в лицо. «Иди прочь, ты мне не нужна», — сказал он хриплым, как у дяди Гриши, басом. Я задыхалась от дыма, а клубы его становились все плотнее и плотнее. Мне хотелось развеять руками дым, я неистово размахивала ими. Я должна рассмотреть его лицо! Но руки мои натыкались на твердый мундштук трубки, куда бы я их ни протянула. Колючий мундштук, как дуло ружья, держал меня на расстоянии от чужого мне отца.
* * *— Просыпайся, Катерина. — Я почувствовала легкие толчки в шею чем-то острым.
Открыла глаза и увидела Юрку, который будил меня, нежно водя по шее концом шариковой ручки.
— Скоро Таллин, подъезжаем. И иди ополоснись, а то туалеты закроют. — Он, как всегда, говорил чуть растягивая слова.
Рядом с Юркой стояла и вытирала полотенцем свою заспанную, но уже умытую мордочку Тишка.
Я отправилась в конец коридора и пристроилась в небольшую очередь. Приснившийся сон еще больше поколебал мою уверенность,
Глава 2
Таллин мы осмотрели за два часа. Более основательное знакомство отложили на день отъезда. Старинные узкие улочки, мощенные брусчаткой, казались знакомыми: я столько раз видела их в разных фильмах. И теперь они выглядели декорациями — настолько отличались от улиц русских городов. Мы табуном прошлись по центру. Высоко задирали голову, чтобы разглядеть остроконечные шпили и башенки соборов. И конечно, не пропускали ни одного магазинчика с сувенирами и бижутерией. Но я больше глазела, чем покупала: денег у меня было в обрез. Пробежав галопом по центру, мы вернулись на автовокзал и забрали вещи из камеры хранения.
Нам еще предстояло добраться до поселка, где располагалась военно-морская база.
День был в разгаре. Солнце стояло в зените, когда мы вышли из автобуса на конечной станции.
Мы оказались в маленькой — в два десятка домов — деревушке. Вывески на магазине и на почте были только на эстонском языке. Но по оформлению витрин мы догадались о назначении помещений. Нас никто не встречал, поскольку мы должны были приехать еще вчера. Юра пошел на почту, позвонить в часть и доложить о нашем прибытии. Остальные толпой ввалились в магазин, нарушив, привычную видимо, тишину. Здесь все было не так, как в русских сельпо с подслеповатыми окошками и бедным набором продуктов: хлеб, крупа и бычки в томате. Даже в Питере магазины были беднее, особенно скучными стали прилавки за последний год. Здешний магазин выглядел как мини-маркет из заграничного фильма: хорошо освещенный, просторный, с открытыми для покупателей стеллажами. Подходи, выбирай что надо.
Парни сразу отоварились водкой. Девчонки, сложившись, взяли вина и бутылочку знаменитого эстонского ликера. Тут же, на полках, лежали всевозможные конфитюры в невиданной упаковке: в тюбиках наподобие зубной пасты. Сладкий товар привлек внимание всех, тем более что цена тюбиков была невелика. Многие тут же раскошелились на невиданное лакомство. У меня же денег было в обрез, только на самое необходимое: мыло, зубную пасту. Да еще в Таллине я не утерпела и купила губную помаду. Такой футлярчик роскошный!
Между тем голод давал о себе знать, сладкий конфитюр почти осязаемо таял на моем языке. Я даже облизнулась, глядя на него. Мгновенно оглядевшись, я схватила два тюбика и сунула их в карман куртки. Мое движение осталось незамеченным.
Когда мы вышли из магазина, Юрка обрадовал нас, сказав, что дозвонился до дежурного части и к нам уже выслан встречающий. Но машина за вещами приедет только вечером. Было решено перетащить сумки и чемоданы в одно место, к маленькому открытому рыночку, выстроенному рядом с магазином. Мы заспорили, кому остаться, чтобы сторожить вещи. Услышав наш спор, местный житель, краснолицый эстонец с белесыми волосами, сказал:
