Татьяна Дубровина - Испить до дна
— И я... очень! У меня «пара».
— Не может быть! — охнула Алена.
— А почему? На вид я кажусь талантливее, да?
— Мне так жалко... — пролепетала Алена. — Тебе плохо, да?
— Мне ве-ли-ко-леп-но! — отчеканил Алик. — И в жалости я не нуждаюсь. Хотя... кое-что могло бы помочь...
— Что?
Он вдруг резко повернулся, схватил Алену, прижал к себе и крепко поцеловал в губы.
Поцелуй оказался не нежным, а каким-то злобным, так что Алене стало больно.
— Пусти! — задыхаясь, пробормотала она. — С ума сошел?!
— А я не держу! — Он опять отвернулся к окну. — Можешь открыть дверь и бежать без оглядки.
Алик соскочил со стола и принялся подталкивать ее к двери.
— Беги, беги... — сквозь зубы цедил он. — Нечего тут... валандаться с бесперспективными... Дуй отсюда, пай-девочка, пока цела!
— А вот и не уйду! — неожиданно для себя возразила Алена и тихо добавила: — Ты... поцелуй меня еще... если хочешь...
Алик молча смотрел на нее, тяжело дыша.
— Хочу... — после томительного молчания сказал он. — Но не здесь. Ты пойдешь со мной?
— Пойду! — в упор глянула на него Алена. — А куда?
— Водку пить.
И. опять она почему-то покорно согласилась:
— Хорошо...
На время экзаменов Алик снимал комнату в громадной старой коммуналке. Они пробирались по длинному темному коридору, натыкаясь на какие-то тумбочки, велосипеды, развешанные по стенам тазы...
— А почему ты не в общежитии? — поинтересовалась Алена.
— По кочану, — отрезал он. — Я необщественный индивидуум.
В комнате чувствовался резкий запах масляных красок и растворителя. Посредине стоял этюдник с едва намеченным видом из окна — теснящимися крышами и кусочком неба. А в глубине...
Алена охнула и восторженно всплеснула руками. Настоящий камин! С решеткой и лепными ангелочками по бокам.
— Располагайся, — предложил Алик.
Он быстро закрыл одеялом незастеленную кровать и сдвинул на край стола грязные тарелки и сковородку.
— Давай я помою. Где кухня?
— Не надо, — решительно оборвал он. — И так сойдет, не баре.
Он отыскал на полке чистые граненые стаканы, постелил на стол большой лист ватмана и крупно порезал хлеб и колбасу.
Себе Алик действительно взял водку, а Алене бутылку шампанского.
— У тебя праздник, а у меня поминки, — объяснил он ей свой выбор.
Алик наполнил стаканы до краев и быстро выпил свой, не дожидаясь Алены. Поморщился, выдохнул и сунул в рот кусок колбасы.
«Зачем я пошла с ним? — вдруг ужаснулась Алена. — Что я здесь делаю? Мы будем пить... а потом?.. — И тут же оправдала свой необдуманный поступок: — Но ведь нельзя же было оставлять его одного в таком состоянии...»
— Пей, — поднял на нее глаза Алик. — Или брезгуешь?
Алена поспешно опустошила свой стакан.
— Тебе не холодно?— спросил Алик. — Может, камин затопить? У меня классная растопка. Смотри!
Он вскочил, порылся в папках с рисунками и вывалил их на пол.
Один за другим он комкал листы и небрежно совал в черную пасть камина. Руки у него дрожали, пока он чиркал о коробок спичками, ломая их одну за другой.
— Зачем ты?! Не надо!
Алена попыталась выгрести из камина ворох скомканных рисунков, но тут спичка наконец загорелась, занялся пламенем край листа с сине-зеленым морским пейзажем, а от него разом дружно вспыхнули остальные.
Она отдернула руку.
Бумага скрючивалась, корчилась в разгорающемся огне, поворачивалась, как живая... Сноп искр взметнулся вверх... и края пейзажа осыпались пеплом...
Алена повернулась к Алику. Лицо его казалось бесстрастным, губы были крепко сжаты. Он смотрел на пляшущее пламя с каким-то мазохистским удовольствием. Потом отряхнул ладони и удовлетворенно сказал:
— Вот так.
— Ты идиот! — закричала Алена. — Не сходи с ума! Подумаешь... Ты же через год поступишь... Обязательно...
— Непременно... — пробормотал он. — А теперь помолчи... Смотри, как красиво...
Зрелище действительно завораживало. Ровный столб пламени начал с тихим гудением подниматься вверх, отбрасывая блики на алебастровых ангелочков... И они вдруг ожили: заскользил по щекам румянец, задвигались тени, словно приподнялись пухлые ручки, а хорошенькие мордашки повернулись в сторону горящего огня...
Крупная ладонь осторожно легла на Аленино плечо... потом мягко склонила ее голову набок... запрокинула назад...
Близко-близко были темные блестящие глаза... Близко-близко придвинулись к ее лицу горячие губы...
«А ведь я его больше не увижу... — вдруг осознала Алена. —Теперь он уедет... Для него экзамены закончились... Он будет так далеко... Это невозможно...»
Мысли смятенно путались, губы дрожали, всю ее бил какой-то странный озноб...
А потом ноги сами собой оторвались от пола... и спина коснулась постели, с которой Алик одной рукой быстро сорвал одеяло...
«Что я делаю? Я же совсем его не знаю... Наверное... надо вырваться, убежать...»
В голове шумело, все погружалось в зыбкий, покачивающийся туман.
«Он говорил о вампирах... Почему он кусает мою шею? Хочет выпить кровь?..»
Немного больно... но ужасно приятно... И хочется быть жертвой... Хочется отдать свое тело на растерзание, насытить его своей кровью, всей... до последней капли...
А потом Алене уже казалось, что нет на свете человека ближе и роднее...
И Алена с непонятной гордостью смотрела на пятно крови на старенькой застиранной простыне...
И у Алика опять была нежная благодарная улыбка.
— Ты так дивно пахнешь... Правда... Ванилью...
— Ты это уже говорил...
— А теперь сам убедился. Не возражаешь, если я тебя съем?
— Ешь.
Алена обвила его шею руками и прижалась к нему всем телом.
— Ты не жалеешь? — осторожно спросил он.
— Ни капельки.
— Мне кажется, что я тебя люблю... — Он зарылся лицом в ее растрепавшиеся волосы.
— А мне не кажется. Я это точно знаю.
— Ты сейчас похожа на спящую Данаю...
Алена счастливо улыбнулась:
— А ты... на золотой дождь...
Он долго смотрел на нее, а потом что-то неуловимо изменилось в его лице.
Алик достал со стола сигареты, опустил на пол босые ноги и сказал, глядя в сторону:
— Тебя дома ждут... Иди... Мне вещи надо складывать.
Алена непроизвольно натянула на себя простыню и уставилась на него широко раскрытыми глазами.
— Не надо... я никуда не пойду.
Он натянул джинсы, достал из-под кровати чемодан и принялся без разбора швырять в него разбросанные по комнате вещи. Небрежно смахнул в ящик разложенные краски, закрыл этюдник и стал складывать выдвижные металлические ножки.
