Развод. В плюсе останусь я (СИ) - Ясенева Софа

Я могла избежать этого, если бы нормально выспалась, если бы не всё то, что происходит со мной.

Снимаю перчатки, ощущая, как внутри пробегает дрожь, будто только что стояла под ледяным душем. Маску стягиваю с лица медленно и вдыхаю воздух операционной. Он сухой, холодный, пахнет железом и чем-то кислым. В горле першит.

У меня есть буквально полчаса перерыва до следующей операции. Решаю спуститься в кафе на первом этаже, чтобы перекусить. Оно у нас достаточно уютное, с большим количеством раскидистых фикусов и зелёных стенок между столами. Будто находишься в оранжерее, и это создаёт уют.

Выбираю круассан с ветчиной и сыром и чай с мятой, прохожу к дальнему столику и с аппетитом ем. Горячий хлеб приятно хрустит, а сыр тянется тонкими нитями — впервые за сутки ловлю крошечный момент нормальной жизни. Прислушиваюсь к себе и не обнаруживаю никаких признаков токсикоза. Хоть что-то идёт гладко. Представляю, как бы я оперировала при таком количестве лекарственных запахов, если бы он был.

За окном пасмурно, а ветер гоняет разноцветные листья по асфальту. В этом году осень ранняя, но ещё достаточно тепло. Надо бы выбираться на прогулку почаще, это полезно во время беременности, да и не только.

— Карина Витальевна?

Голос раздаётся прямо у моего плеча. Я оборачиваюсь и вижу у своего столика Алексея Михайловича, которого осматривала вчера и назначала ему капли.

— Здравствуйте, — киваю, скрывая лёгкое раздражение.

Бросаю взгляд в глаза с профессиональным интересом. Хоть покраснение всё ещё значительное, но гнойного отделимого практически нет. Хорошо, значит, антибиотик работает. Непонятно только, зачем он тут в таком случае?

— Простите, что беспокою, — говорит он мягким, поставленным голосом человека, привыкшего выступать. — Хотел вас поблагодарить за помощь. Вы спасли мои переговоры.

— Пожалуйста. Рада, что вам легче, — отвечаю сухо и делаю вид, что снова занята чаем.

Алексей Михайлович без спроса устраивается на стуле напротив и явно чувствует себя уверенно. Его движения плавные. Взгляд пронзительный, но обволакивающий, слишком внимательный, слишком личный. Человек, привыкший к вниманию, к тому, что его обаяние работает безотказно. Поднимает руку и зовёт официантку. Его костюм безупречен, галстук идеально сидит, и вся эта безупречность только раздражает.

— Я бы хотела продолжить свой завтрак наедине, — сообщаю прямо.

Настроения водить дипломатические хороводы нет совсем. Я сегодня слишком хрупкая, чтобы терпеть чужую самоуверенность.

Но мужчину это не смущает ни на секунду. Его губы трогает лёгкая улыбка, будто он не слышит мои слова.

— Я не отниму много времени. Хочу пригласить вас на ужин.

Я откладываю круассан, смотрю прямо и холодно:

— Я замужем.

— Всего лишь ужин, Карина, — отвечает он с лёгким акцентом на моём имени, словно смакуя его. — Кстати, можете меня называть по имени.

Откуда такие берутся? Прямые, как шпала. Что нужно такое сказать, чтобы до него дошло, что я не хочу ничего помимо отношений врач — пациент?

— Алексей, у меня нет времени на то, чтобы ходить куда-то. Тем более с незнакомым мужчиной. Простите.

Поднимаюсь, чтобы уйти.

— Стойте! — голос Алексея звучит за спиной, уверенный, властный. Он явно не намерен сдаваться.

Но я не слушаю. Выскакиваю в коридор, воздух здесь прохладнее, чем в душном кафе, и мне сразу становится легче дышать. Не хватало мне ещё проблем на ровном месте. Надеюсь, он не станет настойчиво караулить меня здесь, как охотник свою добычу. Вообще, как можно было что-то разглядеть в синяках под глазами, убитом виде и сгорбленных плечах? Я сама себе напоминаю выжатый лимон.

Мимо проходят медсёстры, их быстрые взгляды скользят по мне, задерживаются на мгновение и тут же отводятся. Здесь любое слово может превратиться в слух, любое движение — в пересуды.

— Карина, ты что, флиртуешь с пациентами? — Воронцов перехватывает меня. Оборачиваюсь, он стоит у стены, руки скрещены на груди, взгляд мрачный.

— Почему тебя это беспокоит? — огрызаюсь, надеясь, что он не пойдёт за мной.

Но мечтам сбыться не суждено. Вадим отталкивается от стены и идёт шаг в шаг со мной, не собираясь отставать. Его тень будто прилипает к моей.

— Может, потому что ты моя жена?

— Тебе же это не помешало прямо на рабочем месте… — бросаю я, не подбирая выражений.

— Мы сейчас не обо мне, а о тебе. И о врачебной этике.

— А что такого ты собственно видел, м? Может, я его касалась или передавала ему свой номер телефона?

— Не язви, Рина. Ты прекрасно понимаешь, в какое положение меня поставишь, если поползут слухи.

— Мне всё равно.

— Зато мне нет.

Его голос звучит тише, но от этого ещё опаснее.

— Вот прямо сейчас пойду и напишу свой номер. И на свидание соглашусь! — разворачиваюсь резко, провоцируя, проверяя, на что он пойдёт.

Вадим хватает меня за руку так сильно, что никаких шансов вырваться. Боль мгновенно простреливает до локтя, и я понимаю, он разозлился всерьёз. Я намеренно его довела, но такая яркая реакция мне непонятна. Если я для него уже не самая желанная женщина, то разве ему не должно быть всё равно?

То, как сильно у него сжата челюсть и сверкают глаза, явно показывает, что нет.

— Не смей.

— А то что? — бросаю вызов, хотя внутри холодеет.

— Дисциплинарку тебе вкачу.

— У тебя нет на это оснований.

— Правда? А вот Павел Андреевич говорит совсем другое.

Имя анестезиолога режет слух. Павел Андреевич — наш старший, уважаемый, педантичный до невозможности. Именно он присутствовал на операции сегодня. Сердце падает в пятки. Неужели донёс о том, что произошло? Но ведь пока неизвестно, как отреагирует организм. Всё может обойтись. Это не тот случай, когда изменения необратимы.

— Павел Андреевич не оперирующий хирург. Иначе не стал бы делать выводы сразу. Ты прекрасно это знаешь, — говорю я максимально уверенно.

— И всё же, Рина, тебе стоит быть собраннее.

— Сама знаю. Может, оставишь меня в покое? Это точно поможет.

— Нет, моя хорошая, — голос становится мягким, но хватка на запястье не ослабевает. — Мы с тобой завтра идём на приём.

— К кому?

— К гинекологу.

Глава 8 Карина

— Ты же понимаешь, что у меня уже есть все заключения врача. Если тебе нужно только это, я итак могу тебе всё прислать, — освобождаю руку и потираю её.

Запястье пульсирует от его хватки, кожа горит, будто на ней остался след. Надеюсь, что синяков не будет. Не хватало только носить одежду с длинным рукавом целыми днями. Я из тех людей, кому в большинстве случаев везде жарко, даже зимой. Так что для меня это будет ещё той пыткой, не говоря уже о том, как коллеги будут коситься.

— Мне твои справки не нужны. Ты прекрасно знаешь, по какому поводу нужна консультация.

Вадим говорит тихо, но голос у него твёрдый, без тени сомнений. От этого становится только страшнее. Он всегда такой — если что-то решил, выбить его с пути невозможно.

— Догадываюсь. Только без моего согласия сделать подобное нельзя. А я против. И всегда буду против. Раз уж так вышло, значит, так тому и быть.

Я чувствую, как у него напрягаются скулы. Ещё чуть-чуть, и он сорвётся. Но вместо вспышки слышу сдавленный смешок, он не верит, что я способна идти до конца.

— Я не просто так просил тебя пить таблетки, Рина. Так трудно было принимать их вовремя? Не надо делать из меня монстра. Просто соблюдала бы договорённости, и было бы всё отлично.

— Я принимала вовремя. Практически всегда у тебя на виду, — говорю сквозь зубы.

Он смотрит так, будто я его предала. Будто мы подписывали какой-то контракт, а я его нарушила. Хочется закричать, что это не сделка и не бизнес-проект, это жизнь. Моя жизнь.

— В общем, хватит делать вид, что в этом вопросе решения принимаешь только ты. Это точно такой же мой ребёнок, как и твой.