Рождественский замес (ЛП) - Франциско Фабиола

Люди за соседними столиками шепчутся и смотрят на неё. Меня охватывает сочувствие, но я ничем не могу помочь. Любой наблюдатель может сказать, что эта ситуация гложет её изнутри. Я подзываю официанта и быстро оплачиваю наш счёт, чтобы увести Эвери отсюда. Она достаточно натерпелась.

— Я могла бы заплатить свою часть, — Эвери скрещивает руки на груди и смотрит на меня, когда мы выходим на улицу.

— Верю, но это разрушит нашу репутацию. Или люди скажут, что твой парень скупой, а я вовсе не такой, — переминаюсь с ноги на ногу и улыбаюсь ей. — Ты уверена, что с тобой всё в порядке?

— Побитая гордость для меня не новость. Уверена, она постоянно чёрно-синяя от синяков, — Эвери отмахивается от меня, пытаясь казаться сильнее, чем отражают её глаза. Она может пытаться одурачить меня, но я вижу, как глаза сужаются от грусти, а дыхание становится медленным и глубоким. Она дрожит и плотнее запахивает куртку.

— Если бы моя семья увидела, как я трясусь в шестидесятиградусный мороз (прим. перев.: 60°F = 15,5 °C), они бы посмеялись надо мной. В любом случае, спасибо за ужин. Полагаю, мы ещё увидимся, — она поджимает губы.

— Увидимся завтра. Ты должна выполнить свою часть сделки! — подмигиваю я.

— Хочешь сказать, что не забыл об этом? — её широкая улыбка фальшивая.

— Ни за что, Рудольф (прим. перев.: Рудольф — любимый олень из упряжки Санта-Клауса).

— Извини, кто? — её брови приподнимаются, когда она свирепо смотрит на меня.

— Твой нос красный. Ты напоминаешь мне Рудольфа, — пожимаю плечами я.

— Хочешь, покажу свои копыта? — Эвери опускает руки на талию, и я слежу, как её бедра двигаются, подчёркивая изгибы тела. Ситуация, в которой мы оказываемся, непростая, но я не могу отрицать, что она чертовски сексуальна.

— Нет, я уверен, что смогу прожить и без них.

— Хорошо, Гринч. — она закатывает глаза.

— Пожалуйста, обоснуй мне это прозвище, ведь на самом деле я люблю Рождество.

— Потому что ты здесь для того, чтобы испортить моё Рождество, — Эвери делает глубокий вдох, опускает руки и засовывает их в карманы джинсов.

— Клянусь, моё намерение — подсластить твоё Рождество, — я переминаюсь с ноги на ногу, ухмыляясь.

— Мне кажется, у нас разные определения слова «сладкий».

— Я докажу, что ты ошибаешься, — потираю руки друг о друга. — А сейчас давай доставим тебя домой.

— Тебе не обязательно провожать меня. Я знаю дорогу, — Эвери поворачивается и уходит.

Мгновение смотрю ей вслед, улыбаясь как дурак. Она — весёлая задача. Догоняю её и провожаю домой, несмотря на все возражения. В конце концов, я все же джентльмен. Даже, если Эвери думает, что я её Гринч.

Глава 6

Эвери

Раскатываю тесто для печенья и вырезаю специальной формочкой фигурки в виде ёлочки. Буквально по локоть в муке и сахаре и, вероятно, с запачканным лицом — мой привычный вид в рабочие дни.

Духовка издает звуковой сигнал, и я спешу достать коржи для «Красного бархата», который пеку сегодня в качестве «торта дня». Как только форма с коржами оказывается на решётке для охлаждения, тут же возвращаюсь к первоначальной задаче. Из плейлиста играет песня «Домой на каникулы», и я подпеваю, покачиваясь в ритме, пока выкладываю печенье на противень. Сразу после того, как оно попадает в духовку, приступаю к кексам.

Я чувствую вдохновение или — ещё лучше — выплёскиваю свои эмоции на выпечку. Вчерашний ужин был таким неловким: мне показалось, что я находилась в Сумеречной зоне (прим. переводчика: Сумеречная зона — антологический сериал Рода Серлинга, в котором персонажи сталкиваются с пугающими или необычными событиями).

Во-первых, было странно ужинать с Мэтью, не будучи при этом мужем и женой, как раньше. Сидеть напротив него, пока Джесси болтает, и наблюдать за тем, как он улыбается ей и держит за руку — это сокрушительный удар. Я старалась держаться молодцом, но не уверена, что получалось убедительно. Понимаю, что у нас с ним всё кончено, но как вычеркнуть двенадцать лет совместной жизни за семь месяцев? Не так просто видеть человека с кем-то другим и не действовать при этом инстинктивно: например, когда на его подбородке остаётся томатный соус, я всегда первая замечаю это, а теперь кто-то другой заботится о нём.

Я трясу головой и руками, из-за этого повсюду разлетается тесто. Уберу позже, а сейчас нужно сосредоточиться на работе. Надеюсь, люди, увидевшие нас вчера за ужином, поймут, что между мной и Мэтью нет вражды, и начнут возвращаться в кондитерскую.

Когда звучит песня «Всё, что я желаю в Рождество», я подпеваю Мэрайе Кэри, используя веник в качестве микрофона, танцую вокруг стойки и навожу порядок после готовки. Подметаю кухню и направляюсь ко входу в торговый зал, чтобы убедиться, аккуратно ли всё расставлено. Мои глаза сканируют посадочную зону, проверяя готовность столиков — я резко отскакиваю назад и вскрикиваю, замечая фигуру у стеклянной двери. Сжимаю фартук на груди, моё сердце стучит, как отбойный молоток. Включив свет, я вижу лицо Габриэля сквозь отверстие в венке, висящем на двери, и бормочу проклятие, открывая дверь.

Совсем не страшно — скоро Рождество или Хэллоуин?

— Твоя миссия — довести меня однажды до сердечного приступа, да? — я изгибаю брови дугой. — Сначала угрожаешь купить, а теперь стоишь перед дверью, как какой-то маньяк!

— Я просто отвлёкся на твои танцевальные навыки. Пожалуйста, не обращай на меня внимание. Твои губы двигались — продолжай петь, — он ухмыляется и заходит внутрь.

— Кондитерская ещё закрыта.

— Я не покупатель. У нас сделка, помнишь? — Габриэль обходит прилавок, чувствуя себя как дома. Мне не нравится то, как уверенно он передвигается, словно уже владеет этим заведением.

— Мне нужно работать.

— Я помогу. Где здесь фартуки? Хочу такой же, как у тебя — с рождественской ёлкой, — говорит он, указывая на меня.

— Второго такого нет, но… — у меня возникает идея, и я иду на кухню, хватаю свой зелёный фартук и пишу слово «Гринч» на карточке, как на бейджике. — Вот, держи!

— Серьёзно? — спрашивает Габриэль, наклоняя голову.

— Всё ради праздничного настроения.

— Ладно. Думаешь, это отпугнёт меня? Ты заблуждаешься, — он завязывает фартук вокруг своей талии, рукава его хенли подчёркивают рельефные мышцы рук (прим. перев.: Henley — рубашка-поло без воротника с круглым вырезом и планкой на три пуговицы из хлопковой или трикотажной ткани). Рубашка не должна быть сексуальной, но, глядя на Габриэля, я начинаю понимать, как ткань может сделать кого-то желанным.

— Ты правда учился в кулинарной школе? — спрашиваю я, чтобы отвлечься от созерцания его сильных рук.

— Да. А как, по-твоему, я попал в кондитерский бизнес? — Габриэль поднимает свой взгляд на меня.

— Не знаю. Думала, ты просто предприниматель, который нанимает шефов-кондитеров для успешного расширения своей сети, — закрываю стеклянную дверцу витрины и поворачиваюсь к нему лицом.

— Я работаю в той области, в которой разбираюсь: сам открыл первую кондитерскую «Сладкие удовольствия», изучал все аспекты бизнеса, развивался в своём городе, пока не смог распространить свою сеть по всей стране.

— И теперь ты хвастаешься своим успехом передо мной, — вздыхаю я, не впечатлённая его речью.

— Я здесь не для того, чтобы красоваться — просто хочу открыть своё заведение в Изумрудной бухте. Я мог бы купить другое здание и переманить твоих клиентов, но предлагаю лучшее решение.

— Мне стоит поблагодарить тебя за это?

Габриэль вздыхает, проводя рукой по волосам. Его мятное дыхание касается моего лица, пока я жду ответа:

— Позволь показать, что я могу предложить. Таков был наш уговор.

— Хорошо, — я сдаюсь, потому что не могу позволить ему отвернуться и рассказать всем, что наше свидание было безумной выходкой. Безусловно, я не продам кондитерскую, поэтому нужно просто потерпеть Габриэля эти две недели — это в моих силах. И, возможно, когда люди увидят меня в компании с ним, то поймут, что не было никаких причин для ужасного развода, и мой бизнес снова начнет процветать.