Брак по расчету - Кингсли Фелиция

Папа работает диджеем на независимой радиостанции, где играют рок, носит обычно джинсы-клеш, а длинные волосы с проседью собирает в хвостик. Мама делает расслабляющий массаж для восстановления баланса чакр и готовит натуральные лекарства из трав, которые выращивает на балконе. Оба настоящие хиппи, воспитывали меня в абсолютной свободе и никогда не ругали, потому что в принципе против выговоров. Иногда я задаюсь вопросом, как вообще дожила до двадцати пяти лет.

Если на то пошло, родители были уверены, что родится мальчик, поэтому решили назвать меня Джими, как Джими Хендрикса  [10]. А потом оказалось, что родилась девочка, и из Джими я стала Джеммой.

И когда я говорю «хиппи», то подразумеваю все вышеперечисленное: в нашем доме расслабляются всем известным способом, их машина – веселый фургончик дынного цвета, сами они нудисты, и я постоянно ездила на нудистские пляжи и в кемпинги. У них нет телевизора, они веганы, экологи, борцы за права животных и антимонархисты. Я говорю «они», потому что прелесть родителей-хиппи в том, что у меня всегда была свобода выбора. Когда в четырнадцать лет я попала на концерт Backstreet Boys, после него решила поесть в «Макдоналдсе» – и в итоге объявила о своей вечной любви к говядине и сыру.

К сожалению, в вопросе моногамии и измен – по крайней мере, физических – на поддержку родителей я рассчитывать не могу, учитывая их участие в сексуальной революции.

Почти полчаса проведя в душе, прислонившись к стене и подставив лицо шумным струям (которые превращаются в кипяток, если жилец с первого этажа нажимает на слив в туалете, или в ледяную воду, если туалет посетил жилец со второго этажа), я наконец заставляю себя дойти до кровати, надеясь похоронить воспоминания об этом дне под покровом простыней.

И едва не пропускаю сообщение.

Оно от Дерека.

«Ты сказала мне разобраться с вопросом о твоем наследстве. Кажется, я нашел выход. Обсудим завтра за ужином в «Бернерс» в восемь вечера».

4

Эшфорд

Как и предполагал, ночью я глаз не сомкнул. Уже перебрал все варианты, как можно было решить вопрос и найти деньги, и заглянул в лицо отчаянию, дойдя до того, что подумывал превратить Денби-холл в бордель, как Том Круз в «Рискованном бизнесе».

В пять утра я сдался и окончательно встал.

Включаю телефон и вижу сообщение от Дерека.

Там, на экране, – ответ на мои молитвы.

«Ты сказал мне разобраться с долгами твоего отца. Кажется, я нашел выход. Поговорим завтра за ужином в «Бернерс» в восемь».

Если придется вернуться в Лондон, так тому и быть. Это большая жертва, но в этот раз я ее принесу с радостью.

И сразу будто все напряженные мышцы разом расслабляются: я падаю в кровать и на сей раз глубоко засыпаю.

Будит меня Ланс – по настоянию моей матери.

Уже за полдень, а по ее мнению, просто недопустимо валяться в кровати, когда с минуты на минуту может нагрянуть с визитом королевская семья.

Когда-нибудь я наберусь смелости и признаюсь ей, что никакая королевская семья к нам не едет. Но не сегодня.

Встаю, и сейчас во мне бурлит энергия, которой я не ощущал со дня финала по поло в прошлом году.

Надеваю кашемировый свитер, рваные джинсы и подхватываю теннисную ракетку.

Да, сегодня на улице градусов десять, но внутри меня будто ядерный реактор, поэтому я выхожу немного размяться на корт.

Что мне больше всего нравится в Денби-холле, так это открытые пространства: вид с любого места уникален, и, откуда бы ты ни смотрел, кажется, что он постоянно меняется. Снаружи земли поместья обрамляет что-то вроде лабиринта, ведущего гостей по разным садам, разделенным по темам и зонам.

Денби-холл – поместье с особняком девятнадцатого века, который перестраивался и расширялся на протяжении многих лет различными герцогами Берлингемами без какого-либо общего плана. Именно это придает ему характер и уникальность по сравнению с классическими английскими особняками, выстроенными сперва на чертежных досках. Теннисный корт занимает один из внутренних двориков и с трех сторон закрыт каменными стенами, увитыми красным плющом. Четвертая сторона, открытая, выходит на озеро. А на первом этаже усадьбы есть галерея, которая служит трибуной.

Признаюсь, соблазн попасть мячиком в мать, когда она появляется в галерее, всегда велик. Рано или поздно я ему поддамся.

Мама как боль в животе: прекрасна, когда уходит.

Мой отец был великим человеком и сдерживал ее, как мог, целых сорок лет, после чего решил переложить задачу на меня. А я сейчас, в свои тридцать с небольшим, думаю, не податься ли в бега.

Мама помешана на контроле, и стоит ли говорить, что сперва она контролировала отца, теперь сосредоточила всю энергию на мне.

Да, ей ведь не хватило быть герцогиней половину своей жизни, теперь она всеми возможными способами играет роль герцогини-матери.

И пока я не женюсь, главной женщиной рода Берлингемов будет она.

Так что передо мной стоит выбор: либо на всю жизнь оставить все обязанности матери, либо заменить ее женой, которая и станет новой герцогиней.

А мама, в свою очередь, может одобрить только два типа женщин в качестве подобной кандидатуры.

Тип первый: робкая, покорная и бесхарактерная, еще лучше – немая, которая не будет мешать ей и дальше все контролировать.

Тип второй: сообщница. Кто-то, настолько похожий на нее, чтобы они могли взять меня в клещи, одна слева, другая справа, и заставить выполнять их желания. По сути, осада.

Вот уже почти десять лет, как я выскальзываю из рук дебютанток, точно кусок мыла, и уворачиваюсь от баронесс и графинь, которые, включая меня в свои семейные планы, даже не особенно это скрывают. Поскольку за все время мне еще не сумели надеть петлю на шею, я могу собой гордиться.

Вы бы видели, что происходит на каждом мероприятии: бесконечная вереница дочерей, племянниц, кузин, сестер, с которыми, по мнению матери, я не могу не познакомиться.

Конечно, если бы я действительно остался без гроша, как сутки назад пророчил мне Дерек, ни один отец не отдал бы мне свою дочь в жены.

Да, единственный плюс банкротства в том, что оно очень эффективно бы сдерживало этих охотниц за мужьями.

Одно можно сказать наверняка: как только Дерек расскажет, как планирует вернуть мое состояние, я отправлю маму в Бат и не хочу ее ни видеть, ни слышать ближайшие полгода.

Не поймите меня неправильно, я ее люблю, но кто же это все выдержит – уж точно не я, никакого терпения не хватит.

Я не привык жить с семьей.

Вокруг всегда были няни и гувернантки, и стоило только вырасти первому зубу, как меня отправили в интернат, а вышел я оттуда уже совершеннолетним.

Дома я бывал на Рождество, приезжал на весенние и летние каникулы, и обычно, кроме меня и родителей, там собиралось еще много людей.

Можете представить, как странно я себя чувствую, просыпаясь каждый день и постоянно натыкаясь на свою мать. Я не со зла – просто не привык.

Кроме того, она вбила себе в голову, что должна превратить меня в идеального герцога Берлингема, поэтому ее вмешательство в мою жизнь переходит всякие границы.

И сейчас она тоже стоит там, под арочными сводами галереи, наблюдает за мной и на глаз снимает мерки. Должно быть, прикидывает, позировать мне для официального портрета сидя или стоя.

Когда начинают падать первые капли дождя, ударом ракетки я собираю раскатившиеся теннисные мячики и направляюсь в свои покои.

Я чувствую себя в отличной форме и готовлюсь к вечеру так, словно меня будут награждать.

Когда я приезжаю в «Бернерс», Дерек уже сидит за столом и ждет.

– Эшфорд, с приездом! Ты точен как часы.

– Иначе и быть не могло. Знаешь, после твоих новостей вчера я глаз ночью не сомкнул. Поспешить сюда со всех ног – самое меньшее, что я мог сделать, хотя и…

– Хотя и… – хмурится Дерек.

– Хотя и нахожу твой выбор несколько необычным. Одним словом, я бы приехал в твой офис на встречу, ну или ладно, на обед. Но чтобы на ужин?