Битва полов (ЛП) - Лок Адриана

— Я так сильно хотел прикоснуться к тебе той ночью. Я знал, что ты была влажной для меня… Точно так же, как, держу пари, сейчас, — шепчу я.

— Хочешь кое-что узнать? — выдыхает она.

— Что?

— Ты прав. Я сейчас такая чертовски мокрая, что, если бы на мне были трусики, они бы насквозь промокли.

Начинаю тянуться к ней, но она смеется и поворачивается к двери.

— Я так и не поблагодарила тебя за тот момент должным образом, — бросает она через плечо.

— За что?

— За то, что ты решился. — Взявшись одной рукой за ручку, она останавливается и смотрит на меня. — Этот опыт научил меня никогда никому не доверять.

Я глубоко вдыхаю, мой мозг затуманивается, когда вижу вспышку боли в ее глазах.

— Веселого времяпрепровождения! — бросает она напоследок, ее каблуки цокают по плитке.

— С чем?

— С этим огромным стояком, который у тебя сейчас. Я закрою за собой дверь, чтобы тебе не пришлось тратить на это время, джентльмен, — подмигивает она.

— Ты самый настоящий волк в овечьей шкуре.

С улыбкой, которую я не скоро забуду, она исчезает в коридоре.

Глава 6

Эмити

Пузырьки доходят до самого подбородка.

Вода почти слишком горячая, слишком ароматная от моей тяжелой руки с пеной для ванны. Это на грани дискомфорта, но, оглядываясь назад, возможно, этого я и добивалась.

Расслабление успокаивает мышцы и разум, позволяя вам разобраться в своем дне. Я отчаянно пыталась избежать этого с тех пор, как вернулась домой несколько часов назад.

Я почистила аквариум. Сменила простыни. Попыталась сложить высушенную простыню, что хорошо отвлекло на целых двадцать минут, прежде чем сказала «к черту», засунула ее обратно в сушилку и снова включила. Теперь меня ничто не отвлекает.

Поднимаю ногу, и вода стекает с кончиков моих выкрашенных в темно-синий цвет пальцев, вниз по икре и собирается у бедра. Это все, что нужно, чтобы вспомнить историю Карвера, и заставить узел в моем животе снова скрутиться.

Те семь минут в шкафу были моей первой встречей с мальчиком и единственной за очень долгое время.

Вечеринка у Карвера была посвящена празднованию начала лета. Начался ливень, и нам пришлось остаться дома. Я сидела на подоконнике и смотрела на Центральный парк, когда поняла, что остальные молчат. Когда оглянулась, все смотрели на меня.

— Бутылка остановилась на тебе, Эм, — сказал Карвер. Он не выглядел взволнованным и не стал указывать на то, что я вне игры, и не пытался снова запустить бутылку. — Готова?

— Боже, умоляю, — пробормотала я, мое сердце колотилось так сильно, что подумала, что могу потерять сознание. — Я не играю в эти игры.

Я пыталась притвориться, будто мне все равно, словно это была глупая игра, и я выше этого. Так я отмазывалась от большинства вещей. Эти дети были моими друзьями, потому что их родители дружили с нашими, я знала это. Но если бы это было неправдой, спортсмены и будущие королевы выпускного бала, сидящие вокруг меня, не были бы здесь, застигнутые врасплох в комнате, с таким заядлым шахматистом, как я.

— Она указала на тебя, — настаивал Карвер. — Так что пойдем.

Я откидываюсь головой на полотенце за спиной и закрываю глаза.

Я умоляла маму перевести меня в школу на другой конец города в следующем учебном году. После целого лета настойчивых просьб она, наконец, сдалась. Сделав несколько пожертвований, я была принята в частную школу для девочек до конца учебного года.

Разумеется, время от времени я сталкивалась с Карвером и остальными, но сводила это к минимуму. Я все равно всегда чувствовала себя ниже их. Знать, что они считают меня не более, чем игрушкой, было выше моих сил. Это стало бензином, который разжёг во мне невероятно сильное желание стать кем-то… Независимой.

— Ты проиграешь, Карвер Джонс.

От одного лишь произношения его имени вслух, будучи мокрой и совершенно голой, у меня сводит живот. Когда лицо Карвера, обрамленное этой его похотливой ухмылкой, мелькает в сознании, моя рука опускается под воду.

— Я просто темпераментна, — говорю, повторяя слова Хэлли, сказанные ранее. — Это не моя вина.

Моя рука скользит вниз по плоскому животу, кожа блестит от пены.

— Все было бы намного проще, если бы он не был так прекрасен, — стону я, слушая, как вода бьется о края ванны на ножках. — Почему он не похож на своего отца с его круглым животом и залысинами, и меньше похож на модель с обложки?

Даже отдаваясь Карверу из фантазий, который не открывает рта иначе, как для того, чтобы крепко прижаться им мне между ног, чувствую себя так, словно поддаюсь темной стороне.

Пульс учащается, дыхание перехватывает, когда пытаюсь не думать о нем и его теле. Как раз в тот момент, когда думаю, что все под контролем, его декадентская ухмылка всплывает в памяти.

— Да пошло все к черту, — говорю я, откидывая голову назад и обретая некоторое облегчение.

Карвер

Глядя на Центральный парк, делаю глоток своего мартини - вообще-то, второго мартини. Я надеялся, это поможет снять напряжение. Этого не случилось.

Я был как на иголках с тех пор, как Сальво сделал глупое заявление о том, что мы с Эмити будем бороться за эту должность. Это похоже на неуважение к моей преданности делу и любви к компании. Я немного или очень сильно, не верю, что Сальво недостаточно высокого мнения обо мне, чтобы отказаться от этой траты времени и позволить мне приступить к работе.

Я задаюсь вопросом, удосужился ли мой отец позвонить и вставить свои два цента. Часть меня надеется на это, что он позвонит Сальво и поддержит своего сына. Но логическая часть меня знает, что он этого не сделает.

Джон Джонс любит меня. В этом я уверен на тысячу процентов. Моя мама твердит мне об этом все время.

Но, если бы она этого не делала, сомневаюсь, что стал бы вообще на него надеяться.

Делая еще один глоток, смотрю, как мигают огни на просторах парка. Такова моя рутина, мое ежевечернее «Добро пожаловать домой» в те вечера, когда я действительно прихожу домой и не остаюсь в офисе на диване.

Здесь нет ничего, что могло бы создать иллюзию дома. И я так часто остаюсь и работаю допоздна в офисе, что к тому времени, когда добираюсь сюда и ложусь спать, мне уже нужно вставать снова и возвращаться на работу.

Я бы справился с кем угодно за должность генерального директора, но мне не нравится, что бороться придется с Эмити.

Все эти годы я наблюдал за ней через ее родителей, узнавая все о ее приключениях на Западном побережье. Она блестяще окончила бизнес-школу, с легкостью возглавила первую компанию, в которой работала, и даже ездила во Францию на какой-то семинар по выпечке, где ей предложили место в элитном заведении. Она отказалась.

Слушая, как Деннис рассказывает о своей дочери, я всегда немного завидую. Он так гордится ею, причем заслужено. И, признаться, я немного завидую, что она добилась успеха, находясь в тени своего отца.

Ее лицо запечатлелось в моей памяти так сильно, словно она стояла прямо здесь, посреди гостиной. Ее высокие скулы и длинные ресницы чисты, как колокольчик. Увидев ее, я словно побывал в своем прошлом, часть которого уже забыл. Не то чтобы забыл о ней, потому что это не так.

Я всегда испытывал симпатию к Эмити. Мы проводили так много времени вместе, когда были детьми, что она была мне почти как сестра. Я спокойно относился к этому. Это было легко. С возрастом стало все тяжелее. Не потому, что она была заводилой в группе. Мне это даже нравилось. А потому, с каждым годом она ставала все привлекательней.

Умнее.

Было труднее воспринимать ее как мою псевдо-младшую сестренку.

Она была белой вороной в нашем узком кругу - прилежной, серьезной, с которой можно было поговорить о чем-то большем, чем сплетни. Мы разговаривали до до поздней ночи, пока наши родители тусовались, обсуждая наше будущее и книги, которые она читала. Она никогда не смотрела на меня так, как другие девочки, и не смеялась, когда я говорил что-то нелепое. Она упрекала меня в моей глупости, и это бодрило.