Развод. Ищу папу для ягодки (СИ) - Брис Руфина

— Ой. Нет, Лариса, мне скоро уходить, вот вообще ни минутки свободного времени, — пытается закрыть калитку она.

Но я уже в танке. Нагло протискиваюсь, отодвигая её. Почти отталкиваю, чтобы войти. Не хотела выносить наш конфликт на всеобщее обозрение, но, видимо, придётся. Торопливо семеню к входу в дом, Сашка несётся за мной вприпрыжку, почти взлетает. Наверное, мы с ней в эту минуту похожи на Винни-Пуха с Пятачком из мультика. Но не смешно.

— Лариса, — свекровь строго окликает меня, — вы опять с Вадиком поссорились? Ну, и неудивительно. Ты сама виновата. Не следишь за собой. Жена должна ухаживать за внешностью, чтобы нравиться своему мужчине. Посмотри, во что ты превратилась, не красишься, вместо причёски паучье гнездо…

Я не даю ей продолжить, вполоборота объясняю:

— Если у вас дела, тогда я дедушку попрошу. Понимаете, Ольга Петровна, Вадим куда-то пропал. Я всю ночь ему звоню, гудки идут, а он не отвечает… Я очень волнуюсь, вдруг что-то плохое произошло. Я всего на час оставлю Сашу, прокачусь по адресам, где он может быть. Обещаю, я быстро. Только увижу, что живой…

— Да живой он, у нас ночевал.

В голосе свекрови звучит досада. Заметно, что Ольга Петровна очень не хотела, чтобы я об этом узнала. Я застываю на крыльце. Обессиленно опираюсь спиной на стену. Слёзы облегчения неконтролируемо текут по щекам.

— Слава Богу… Чуть с ума не сошла от волнения.

— Ну, всё, легче стало? Давай такси вызову, Ларис. Вадик всё равно спит. Когда проснётся, я ему передам, что вы заезжали. И впоследствии будь мудрее. Ты женщина, а значит…

— Баб Оля, а у тебя печеньки есть? — дёргает её за подол синего шёлкового пеньюара Саша.

Та немного растерянно улыбается:

— Да, малышка, и конфетки были где-то. Я сейчас тебе в пакет насыплю, по дороге слопаешь.

Она входит в дом, направляется на кухню, а я, подмигнув Саше, чтобы шла за бабушкой, на цыпочках прошмыгиваю по лестнице вверх. В комнату Вадима. Хочу убедиться, что всё в порядке. Может, нам удастся поговорить и помириться, наконец.

Дверь не заперта. Слышу ровный храп. Стараясь не шуметь, нажимаю на ручку и вхожу.

В спальне темно, шторы занавешены. В комнате стоит тяжёлый запах перегара.

Вадим, полностью одетый, лежит лицом вниз на застеленной пледом кровати, его рука с отбитыми в кровь костяшками безвольно болтается. Наверное, напился после нашей ссоры, подрался с кем-то. За ним не задержится. И чтобы не продолжать скандал, решил переночевать у родителей. Подумал, что буду ругаться.

А я не стану, не хочу. Я очень его люблю, и готова на всё, лишь бы помириться. Сейчас лягу к нему, обниму крепко-крепко, как в начале отношений. Буду целовать его небритое сонное лицо и шептать нежности. Вот бы всё волшебным образом наладилось…

Зажав нос пальцами, подхожу к окну, раздвигаю занавески и открываю форточку. Только тогда оборачиваюсь.

Не могу поверить своим глазам. Внутри всё холодеет, ноги подкашиваются. Рядом с Вадимом лежит полностью обнажённая девушка.

Глава 8

Несколько лет назад

Вадим

Около четырёх утра

В баре только я, бармен и какая-то девчонка пьяная. Как и я. Трётся рядом, кокетничает. Косметика размазана, лохматая вся. Фу.

— Вааадик, — виснет у меня на шее, заглядывает в глаза, — ты классный, я тащусь от тебя… А давай ещё абсента закажем?

Кто такая, откуда меня знает, из какой степи её занесло, не пойму. Но ещё выпить надо, согласен.

Пальцами даю бармену знак. Тот невозмутимо достаёт очередные два стаканчика, укладывает на специальные ложки кусочки сахара, проливает их зелёной жидкостью и поджигает.

Апатично смотрю на голубоватый огонь. Хорошо горит… Отвлекает от мыслей, которые гложут.

Телефон снова вибрирует. Начинаю дышать глубже, яростней впиваюсь взглядом в пламя. Только бы удержаться, не заглянуть. Но бармен гасит, и глаза сами возвращаются к экрану.

«Люблю тебя, только тебя. И никого так не любила».

Хочется что-то ответить. Но не могу сообразить. Наверное, лучше позвонить… А что я скажу? Что тоже люблю её, стерву, но не могу простить. Убила меня, а теперь лезет со своим «люблю»… Вспоминаю, что от бармена хотел. Открываю галерею, фотку Ларискину нахожу, кладу перед ним.

Начинаю бычить:

— Слышь, вспоминай. С кем ушла она?

Бармен закатывает глаза:

— Я уже сто раз сказал, три года назад я тут не работал. И вашу девушку в этом баре ни разу не встречал.

— А не в баре?

Бармен качает головой, немного расплывается перед моими глазами и отходит к витрине с бутылками. Хмурюсь, пожираю его недовольным взглядом. Заторможенно складываю в голове пазл из обрывков сегодняшней ночи. Да. Говорил он уже, точно. И не раз. А я забыл. Забыл. Сдуваюсь.

Меня отвлекает девчонка, тарахтит что-то на ухо, ничего не понимаю.

Мой язык еле ворочается:

— Заткнись ты хоть на минуту.

Она обиженно надувается, стекает вниз с барного стула и тут же падает.

Тяжело вздохнув, спускаюсь тоже, поднимаю её, сажаю обратно.

— Вставай, Маш.

— Я не Маша.

— Да какая разница. Как домой-то пойдёшь, дурёха?

— А я не пойду. Меня родители не пустят, — растекается она в пьяной улыбке, — я у тебя ночевать буду.

Во как… Напрашивается на перепихон? Трахнуть её, что ли? Реально. Оценивающе оглядываю её с ног до головы. Не, даже под абсентом неохота. Или отомстить Лариске, что ли…

Этой заразе, которая строит из себя приличную, а сама… Вся такая интеллигентная, правильная, скромная, от матерных слов краснеет, как в бане, только испуганно глазками моргает.

Открываю её фото, увеличиваю, чтобы приблизить лицо. Офигенные глазки, самые красивые, ни у кого раньше такого цвета не видел. Тёмные, таинственные, как ночь за окном. И выражение, будто лучше меня в мире нет. А волосы светлые. На фотке растрепались немного. Неосознанно поглаживаю экран большим пальцем, словно причёсываю. И губы какие сладкие… К ним тянет, как магнитом.

Сейчас бы к ней. А не вот это всё. Лечь в кровать сзади. Прижать к себе, тёплую и сонную, уткнуться носом в затылок и уснуть, вдыхая вкусный запах её волос. И не думать о плохом. Как будто ничего не было.

Так, хорош. Прикрываю веки, хочу выгнать её образ из себя. Ловлю вертолёты, цепляюсь пальцами за стойку.

Кажется, пора уходить. Достаю из кармана банковскую карту. Показываю бармену на терминал, чтоб расплатиться. Тот кивает, быстро нажимает на кнопки и протягивает его мне. Не сразу получается прислонить правильно. Наконец, чек с тихим треском вылезает из терминала.

— О, а я её знаю, — сквозь шум в ушах прорезывается голос моей сегодняшней собутыльницы.

Сосредоточенно прищурившись, она рассматривает фото Лариски на заставке моего телефона.

— Это Зинка, что ли? Мы с ней бухали здесь пару раз.

Резко выныриваю из своей алкокомы. Девичья фамилия жены Зиновьева, да, это точно она.

— Когда?

— Не помню, недели две назад.

Две недели? А почему нет… Мы с отцом уезжали в выходные на рыбалку как раз.

Спускаюсь со стула, беру за талию и снимаю вниз девчонку. Ставлю напротив себя.

— А с кем из мужиков она крутит, не знаешь?

— Знаю, — торжественно отвечает та, покачнувшись, — только с тем, кто понравится. Вот как ты мне. Больше ни с кем.

Девчонка категорично взмахивает рукой, задевает моё ухо, ойкает и цепляется за мою одежду, пытаясь притянуть к себе:

— Ой, больно? Прости, дай поцелую, — выпячивает губы для поцелуя.

Изо рта у неё несёт, как из помойки, зубы, наверное, неделю не чистила. Сглатываю рвотный позыв. Закрываю её невнятно бормочущий рот своей ладонью, отдаляю от себя, пытаясь переварить, что услышал.

И, когда до меня доходит, в одну секунду вскипаю. Сердце и так колотилось быстро, а сейчас надрывается, что дышать невозможно. Изнутри поднимается волна ярости. Бешено оглядываюсь по сторонам.

Значит, моя жена не со зла тогда заявила, что дочь мне не родная. Она сказала, что кого-то подцепила «в твоём любимом баре», изменила мне тогда, больше трёх лет назад. И продолжает бывать здесь. Сидит за этими столиками, каким-то придуркам улыбается. И даже…