Пятая авеню, дом один - Бушнелл Кэндес
Шиффер смотрела на стремительную Ист-Ривер. Непрозрачная и бурая, река тем не менее ярко блестела, словно старая леди, не желающая расставаться с фамильными драгоценностями. Зачем вообще вспоминать о Филиппе? Он просто глупец. Если мужчина ни во что не ставит фантастический секс, он безнадежен.
Но Шиффер охватили сомнения: может, их близость не была столь же приятна Филиппу, как ей? Какими категориями вообще определяется фантастический секс? Придумана масса приемов стимуляции гениталий – поцелуи, настойчивые нежные прикосновения, руки, охватывающие ствол пениса, и чуткие пальцы, исследующие вагину. Для женщины это значит открыться, раскинуться, принять пенис не как вторжение, но как средство наслаждения. Ключевой момент, определяющий качество секса, – когда пенис входит в вагину. Шиффер до сих пор помнила первое проникновение Филиппа и взаимное удивление любовников от того, как хорошо им стало, сменившееся ощущением, что тела потеряли всякое значение и самый мир исчез в туманных далях, а вся жизнь сосредоточилась во фрикциях, в молекулярном трении, ведущем к большому взрыву, и наконец блаженное завершение, идеально замкнутый круг... Должно же это что-то значить, разве нет?
Глава 2
Бывали дни, когда Минди Гуч не представляла, что делает на работе, не видела смысла в своей работе и даже переставала понимать, в чем состоит эта работа. Десять лет назад тридцатитрехлетней Минди, автору журнальной колонки о культуре, честолюбивой, умной, увлеченной, энергичной и даже, как ей нравилось думать, жесткой, удалось занять кресло руководителя интернет-департамента (хотя в Интернете тогда никто не разбирался) с окладом в полмиллиона долларов в год. Поначалу этот пост казался настоящей синекурой – никто не знал, чем занимается Минди Гуч и что вообще входит в ее обязанности. Минди, с ее аккуратным прилизанным «бобом» с высветленными прядями и простым, но приятным лицом, называли одной из самых ярких звезд компании и постоянно хвалили на корпоративных мероприятиях. Она пользовалась уважением в женских медиа-центрах, ее приглашали выступать перед студентами колледжа и делиться секретами успеха («упорный труд и внимание к деталям» – в общем, презираемая молодежью истина). Прошел слух, что Минди идет на повышение: ей прочили позицию руководителя «с доминионом над множеством миньонов» – ни дать ни взять средневековое посвящение в рыцари, думала польщенная Минди. Карьера набирала обороты, а возросшая уверенность в себе запустила интересный процесс в жизни миссис Гуч: за что бы она ни бралась, ей все удавалось. Она нашла квартиру на Пятой авеню, перевезла туда семью, пробилась в домовый комитет, отдала Сэма в лучший частный детский сад, пекла печенье «Толл-хауз», разрисовывала тыквы нетоксичными пальчиковыми красками, раз в неделю занималась с мужем сексом и даже ходила с подругами на курсы по минету (обучали на бананах). Задумываясь, кем станет через пять, десять, пятнадцать лет, Минди воображала, как летает по миру на корпоративном самолете и проводит встречи с представителями других государств. Этакая благородная звезда, не подающая виду, какое давление обстоятельств ей приходится выдерживать.
Но годы шли, а ожидания Минди никак не оправдывались. На осуществление мечты судьба не выделила ей дополнительных шансов. У Сэма обнаружились «проблемы с социализацией» (школьные психологи указали на дефицит общения со сверстниками – обычное явление в семьях, где есть только один ребенок), что потребовало соответствующих коррекционных мер, включая добровольно-принудительное привлечение Сэма к спортивным занятиям, встречи с товарищами (в квартире то и дело раздавались звоночки и свистки видеоигр, в которые резались мальчики) и дорогие лыжные уик-энды в Вермонте (во время одной из таких вылазок Минди потянула щиколотку и целый месяц ходила с палочкой). Затем Джеймс, ставший в 1992 году лауреатом Национальной премии для журналов, ударился в фантастику. Спустя три года, вылившиеся в нескончаемый рукопашный бой с печатным словом, роман был опубликован; раскупили семь с половиной тысяч экземпляров. Горечь, желчь и жесточайшая депрессия Джеймса отравили существование их семьи, и в конце концов Минди поняла, что супружеская жизнь с ежедневными разочарованиями попросту укатала ее.
Она часто думала, что все повернулось бы иначе, если бы не ее характер. Просыпаясь посреди ночи, Минди скрупулезно анализировала свои отношения с сотрудниками, понимая, что ее сторонятся. В корпорации в основном работали люди вроде Дерека Браммингера, вечного юнца с изрытыми оспинами щеками. Он пребывал в состоянии перманентного крестового похода с целью найти себя. Узнав, что Минди не разбирается в рок-н-ролле семидесятых, Дерек едва терпел ее на собраниях. Само собой подразумевалось: чтобы сделаться полноправным членом корпорации, «одной из них», нужно было буквально стать одной из них – вместе развлекаться, дружить домами, ходить на официальные благотворительные мероприятия и проводить отпуск в одних и тех же местах, как лемминги в сезонную миграцию. Минди и Джеймс никогда не числили себя компанейскими людьми. Минди не была «прикольной», то есть не умела быть развязной, остроумной или игривой; она была умной, серьезной и критичной – словом, занудой.
В основном в корпорации работали приверженцы демократов, однако, по мнению Джеймса, это были какие-то неправильные демократы – богатые, с привилегиями и огромными бонусами. На втором или третьем обеде Джеймс Гуч не преминул высказаться по поводу такой закономерности. Дерек Браммингер обозвал его тайным коммунистом, и больше супругов Гуч не приглашали. Будущее Минди определилось: она прочно сидит в своем кресле и отлично справляется со своими обязанностями, но повышать ее никто не собирается. Начальство ею довольно: зарплату ей не увеличили, зато дали возможность приобрести больше акций по льготной цене. Минди прекрасно понимала, что попала в гламурную форму договорной кабалы: она не могла продать акции и получить деньги, пока не уйдет на пенсию или ее не отпустят. И деваться ей было некуда – основным добытчиком в их семье оставалась именно она.
В то утро, когда пришло известие о смерти миссис Хотон, Филипп Окленд невесело размышлял о своей карьере, а Шиффер Даймонд – о сексе, Минди пришла на работу и, как всегда, провела несколько планерок, сидя за длинным черным столом в удобном вращающемся кожаном кресле, положив щиколотку согнутой ноги на колено другой и выставив черную остроносую туфлю с практичным каблуком в полтора дюйма. В одиннадцатичасовой планерке участвовали еще четыре женщины, сидевшие на диване с безвкусной буклированной клетчатой обивкой и двух маленьких клубных креслах. Пили кофе и бутилированную воду. Обсуждали статью в The New York Times о «поседении» Интернета [6]. Говорили о рекламодателях: неужели «деловые костюмы», контролирующие выделение средств на рекламу, наконец-то раскусили, что наиболее важная группа потребителей – это женщины вроде них, за тридцать пять и со средствами? Зашел разговор о видеоиграх: хорошо это или плохо? Стоит ли размещать видеоигру на женском веб-сайте? Если да, то какую?
– Туфли, – сказала одна из участниц встречи.
– Шопинг, – предложила другая. – Но такая игра уже есть в онлайн-каталогах.
– А давайте соберем все лучшее в одном месте!
– И добавим эксклюзивную бижутерию!
– И детскую одежду!
Вот примитив-то где, поморщилась Минди.
– Неужели, кроме шопинга, нас ничего не интересует?
– Себя не переделаешь, – мудро заметила одна из собеседниц. – В генах заложено, что мужчины – охотники, а женщины – собирательницы. Шопинг – это форма собирательства.
Все рассмеялись.
– Я предлагаю решиться на что-нибудь провокационное, – сказала Минди. – Нужно придумать ход не слабее, чем на сайтах светских сплетен Perez Hilton или Snarker...
– Что именно? – вежливо осведомилась одна из участниц планерки.
– Не знаю, – сказала Минди. – Начать откровенный разговор о том, как трудно принять свой возраст, когда тебе за сорок, или о жалком подобии секса в браке...
