Реквием (ЛП) - Харт Калли

А это?..

Я смотрю на свое отражение в зеркале моей новой комнаты, чувствуя себя немного не в своей тарелке. Синие джинсы. Белая рубашка. Все новое и хорошего качества. Я выгляжу… Думаю, что выгляжу хорошо. Я даже не подумала проверить одежду, которую Гейнор положила в мои сумки. Меня так мало заботили подобные вещи, что это просто не имело значения. Но теперь же я даже не узнаю себя. Мои черты лица такие же, как всегда. Мои разномастные глаза — один голубой, другой зеленый — всегда были и всегда будут самой поразительной чертой во мне. Моя кожа чертовски бледна. Хотя переносица слегка усыпана веснушками — доказательство того, что этим летом я действительно видела немного солнца. Мои волосы темно-черные (по словам Рут, цвета воронова крыла), прямые, как стрела, и почти до талии. Мне всегда казалось, что мои губы, естественно ярко-красные, выглядят немного великоватыми для моего лица. Черная одежда, которую я носила в течение многих лет, скрывала очертания моей фигуры, но теперь, оценивая себя в зеркале, я вижу, что у меня есть изгибы. Изгибы, которых я раньше даже не замечала.

Помимо всего этого… как я выгляжу? Я похожа на девушку с миссией мести? На девушку, отчаянно скучающую по своей лучшей подруге?

Нет.

Я вижу обычную девушку, которой скоро исполнится восемнадцать, одетую в обычную одежду, собирающуюся начать свой первый день в новой школе.

Какого хрена?

— Через пять минут перекличка! Все должны быть в комнате «Секвойи» к восьми. Открывайте двери и спускайте свои задницы вниз, дамы!

Голос по ту сторону двери моей новой спальни достаточно приятный. Певучий и звонкий. Однако громкий хлопок по двери — это нечто совсем другое. Это не терпит возражений. Какими бы изнеженными и избалованными ни были люди, которые будут окружать меня в ближайшие недели, я все равно нахожусь в тюрьме. И я не могу позволить себе забыть об этом.

— Майра! О. Боже. Мой! Перестань уже расти! Тебе никто никогда не говорил, что быть такой высокой отвратительно?

— Карла! О… БОЖЕ мой. Ты сделала татуировку на груди? И ты определенно увеличила себе сиськи. Чертовски ненавижу тебя, девочка. Родители не позволят мне сделать себе такие же, пока мне не исполнится двадцать один год.

— Смотри куда идешь! Черт, Лео. Как ты умудрилась стать еще более неуклюжей во время каникул?

Думаю, это именно то, что значит явиться на перекличку в качестве заключенного в тюрьме. В коридорах плечом к плечу стоят незнакомые люди; я пробираюсь сквозь них, стиснув зубы. Сердце колотится, ладони покрыты холодным потом, когда прокладываю путь через море девушек, которые, кажется, все знают друг друга, встречая серию пустых взглядов, когда они скользят по мне. Есть и другие девушки моего возраста, слоняющиеся по периферии, стоящие в дверях своих спален, нервно разглаживающие свои платья и юбки, как будто они тоже чувствуют себя ужасно неуютно в своей новой одежде.

Два. Три. Четыре. Я перестаю считать их нервные лица и опускаю голову, тихо бормоча каждый раз, когда чуть не сталкиваюсь с кем-то, кто резко останавливается передо мной.

Я знала, что буду не единственной новенькой в «Туссене». Сара немного покопалась, прежде чем они с Рут решили, что будет разумно записать меня в академию. Они не хотели, чтобы я выделялась, как белая ворона. На кого, вероятно, обратят внимание школьный совет и родители, когда в стенах их драгоценной академии начнут происходить плохие вещи? Люди с подозрением относятся к незваным гостям. Но, как ни странно, в этом году в «Туссен» поступило двадцать новых учеников. Двадцать новых лиц, с разными историями, как парней, так и девушек. Рут решила, что такое количество других новичков будет подходящим прикрытием.

— Господи. Похоже, в этом году они приняли заявки из цирка, — исходит ехидный комментарий от девушки с ярко-рыжими волосами, слоняющейся с тремя другими девушками в начале коридора, ведущего к лестнице. Она морщит нос, когда оглядывает меня с ног до головы. — Я имею в виду, вау. У нее чертовски странные глаза.

Ах, да. Глаза. Я ожидала этого. Один из них зеленый, другой синий. Большое, блять, дело. Однако старшеклассники всегда найдут, за что придраться к своим сверстникам. Я презрительно смеюсь себе под нос над мелочностью комментария этой сучки, в основном потому, что я видела себя в зеркале миллион раз и точно знаю, что мои несовпадающие глаза потрясающие. Она может набрасываться сколько угодно, но ее горечь не сделает меня менее крутой.

— Она, наверное, ведьма, — усмехается девушка.

— О, да? — Этот ее комментарий уж слишком хорош. Я не могу упустить возможность огрызнуться на нее. — Я слышала, что на самом деле большинство ведьм рыжеволосые. Триста лет назад тебя бы сожгли на костре за волосы такого цвета.

Их маленькая группка злобно хихикает, когда я поднимаюсь по лестнице — не могу сказать, смеются ли они надо мной или над рыжей, но неважно. Мне насрать в любом случае. Я просто не могу дождаться, когда выберусь отсюда. Мои ботинки стучат по ступенькам, мои шаги отдаются эхом в такт учащенному сердцебиению.

«Это временно, Соррелл. Только временно. Ты вернешься домой раньше, чем успеешь оглянуться».

Внизу, на первом этаже, полированный мрамор, стены высотой в пятнадцать футов и потрясающие абстрактные картины на стенах делают академию больше похожей на экстравагантный отель, чем на учебное заведение. На первый взгляд, я думаю, что цветы в вазах, расставленных по всему холлу, ненастоящие, но запах лилий и гардении, наполняющий мой нос, невозможно имитировать без химикатов.

Хрустальные люстры над головой отбрасывают теплый свет на огромное фойе, придавая ему ощущение роскоши, которое, кажется, никогда не испытывала на собственном опыте. Озлобленные сироты с историей насилия не часто попадают в такие места. Все еще с опущенной головой, я ориентируюсь в безумии нижнего уровня, быстро продвигаясь сквозь шум болтовни, направляясь к комнате «Секвойи». Рут убедилась, что я запомнила планировку школы, прежде чем покинуть «Фалькон-хаус». Я точно знаю, где мне нужно быть, и сколько шагов мне потребуется, чтобы добраться до места назначения. В отличие от других школ, которые я посещала, классы здесь не пронумерованы и не организованы по кафедрам. Они названы в честь цветов или деревьев, и у каждого из них своя тема.

Магнолия. Секвойя. Колокольчик. Гербера. Сосна.

Я прохожу мимо дверей всех этих комнат, не обращая внимания на подростков, которые толпятся внутри, все в восторге от волнения, которое приходит с новым учебным годом и воссоединением друзей. У меня здесь нет друзей. Если бы это зависело от меня, я бы не стала заморачиваться, но Рут очень ясно дала понять, когда я уходила из дома: «Вписывайся. Найди свою нишу. Если изолируешься от других девушек, то сделаешь себя мишенью, Соррелл. Люди — особенно подростки — очень чувствительны к неизвестному. Стань одной из них. Заставь их доверять тебе. Сделай так, чтобы они полюбили тебя. От этого зависит весь наш план. Сообщество в «Туссене» становится сплоченным, как только ученики узнают друг друга получше. Ты не можешь позволить им держать тебя на расстоянии вытянутой руки».

Это, конечно, обоснованно. В этом есть смысл. Но я столько лет была закрытой книгой, что на самом деле не знаю, как люди заводят друзей и укрепляют свою преданность в таком месте, как это. Но собираюсь это выяснить. Мне придется. А сейчас все, чего я хочу, это найти комнату «Секвойи» и сделать себя настолько незаметной, насколько смогу.

Когда вхожу в дверь, в комнате кипит жизнь. Пара голов поворачивается ко мне, на лицах учеников появляется небольшая хмурость, но по большей части никто не обращает на меня никакого внимания. Я сажусь в дальнем конце комнаты и достаю из сумки блокнот и ручку. Холодный пот, покрывший мои ладони, теперь делает мою кожу липкой по всему телу.

Какого черта я здесь делаю? Как, черт возьми, я могла подумать, что смогу это сделать?