Кто хочет процветать (СИ) - Веснина Тиана

— Вы… — начала Лилия, но Станислав Михайлович решил тотчас внести уточнение:

— Нельзя же сразу в ЗАГС, не познакомившись, не попробовав друг друга. — Тут он слегка призадумался и спросил: — Прости, может, у тебя еще не было мужчины?

Лилия прерывисто вздохнула, с тоской огляделась вокруг и неожиданно без всяких околичностей ответила:

— Нет, был…

Станислава Михайловича будто к стулу пригвоздили.

— …мальчик один… — на легком выдохе, опустив глаза, прошептала она.

«Мальчик один…» — продолжали эхом отдаваться ее слова в голове Пшеничного.

Перед его мысленным взором тотчас возник «один мальчик», обнимающий и бесстыдно ласкающий Лилию. Но когда он ясно нарисовал себе эту картину, то, как ни странно, от сердца отлегло. «Мальчик и девочка, невинное начало. Вот если бы она сказала тридцатилетний или сорокалетний видавший виды развратный мужчина, а то мальчик… Да просто пасторальная шалость, просто Дафнис и Хлоя, не ведущие, что творят».

— А сколько этому мальчику лет было? — все-таки решил уточнить Станислав Михайлович.

Лилечка опять вздохнула:

— Семнадцать.

— И где же он теперь?

— Уехал. В Германию. Денег заработать. Обещал вернуться через год, но не вернулся. Сначала письма писал… Не часто, но все-таки, а потом…

— А ты все его ждешь?

— Нет. Перестала.

— Тогда вернемся к моему предложению познакомиться поближе. Ты мне нравишься, а я как тебе? — попытался скрыть свое волнение под маской цинизма Пшеничный.

— Да я о вас вообще не думала. Вы-то наверняка женатый.

— Ты еще забыла сказать о разнице в возрасте, — с ироничной учтивостью подсказал Станислав Михайлович.

— Нет, не забыла. Но какое это имеет значение? Любят ведь человека, а не его возраст.

— Хорошо сказала, — ухмыльнулся Станислав Михайлович. — Ну так что?..

Лилия чуть заметно пожала плечами:

— Не знаю. Да вы ведь женаты?..

— Пусть это тебя не волнует. Считай, что развелся и свободен, если подойдем друг другу.

— Как-то так сразу…

— Почему же сразу? Вот поедем на гигантском пароме в Финляндию. Я забронирую две каюты. Захочешь, придешь ко мне, не захочешь… — Станислав Михайлович взмахнул рукой, показывая, что она вольна в своих действиях.

— Ну, не знаю… — покусывая губы, с горящими от волнения щеками ответила Лилия.

Станислав Михайлович рассмеялся:

— Зато я знаю. Паспорт заграничный есть?

— Нет.

— Значит, сделаем.

— А как же курсы, моя работа в салоне? Меня менеджер ни за что не отпустит.

— Верно, ни за что не отпустит, а за что-то еще и счастливого плавания пожелает. Вылетаем в Питер в пятницу. Ночью садимся на паром. Субботу и воскресенье проводим в Хельсинки. Ночью опять на паром и днем в понедельник в Москве. А пока будут делать тебе паспорт, думаю, за три дня уложатся, я начну ухаживать за тобой, чтобы не так сразу, — рассмеялся Станислав Михайлович.

Лилия тоже рассмеялась:

— Да ну вас! А как вы будете это делать?

— Очень просто. Куда ты хочешь пойти сегодня вечером?

Ему нравилась ее почти детская растерянность, какая бывает, когда на день рождения дарят сразу столько коробок, что не знаешь, с какой же начать открывать.

После размышлений Лилия призналась, что никуда особенно не хочет.

— Ладно, сначала поужинаем, а потом решим. В половине восьмого я за тобой заеду.

Он подъехал, опоздав минут на пятнадцать. Лилии у выхода из салона не было.

— С норовом, — невольно произнес вслух шофер и осекся.

Но Станиславу Михайловичу очень понравились его слова. Он вышел из машины и направился в салон, высокие окна которого были ярко освещены. Лилия оказалась на подиуме. Она демонстрировала наряды двум клиенткам. Пшеничный подозвал менеджера и шепнул той, чтобы немедленно отпустила девушку.

— Но мне ее некем заменить! — возмутилась она.

— У вас у самой отличная фигура, — заметил Пшеничный, протягивая ей пятьдесят евро.

Менеджер, отведя взор как бы в сторону, двумя пальчиками взяла купюру.

— Ладно, посмотрю, может, Маша еще не ушла.

Четверть часа спустя Лилия и Станислав Михайлович, смеясь, уже садились в машину.

— Как здорово, что вы меня освободили от этих противных теток. Они наши давние клиентки. Мучают ужасно. Одну и ту же вещь им сто раз показывай. Только снимешь, они опять требуют, чего-то там не рассмотрели. И так до бесконечности.

Станислав Михайлович предложил поужинать в ресторане с кавказской кухней.

— Как хотите, — ответила Лилия. — Я нигде не была, мне все равно.

— Значит, едем туда, — бросил он водителю, но, посмотрев на часы, пробормотал с досадой: — Вот черт, забыл. Ты понимаешь, — обратился он к Лилии, — мне надо заехать в один клуб. Там отмечают день рождения. Надо поздравить. Я не надолго. Ты подождешь в машине, ладно?!

— Хорошо, — согласилась девушка.

Пшеничный попросил шофера остановиться перед цветочным магазином. Он выбрал двадцать одну чайную розу и одну пунцовую. Букет был уложен в прозрачную коробку, а пунцовая роза перевязана шелковой лентой.

Станислав Михайлович разошелся с матерью Милены, когда той исполнилось пять лет. Он позабыл о ней, едва закрыл за собой дверь квартиры, которую благородно оставил бывшей жене и ребенку. Да и зачем она была ему нужна, обыкновенная трехкомнатная квартира, когда он приобрел пятикомнатную в доме, построенном по европейскому образцу.

Пшеничный исправно платил алименты, не забывал о подарках ко дню рождения. Был, одним словом, образцовым отцом, оставившим семью. Но по прошествии восьми лет на пороге его кабинета появилась хорошенькая самоуверенная блондиночка.

— Ба! Милена, ты, что ли? — воскликнул Пшеничный.

— Я!

Возникла пауза. Пшеничный непонимающе смотрел на девчушку с пунцовыми от волнения щеками.

— Сегодня день моего рождения, — сказала она.

— Я помню и послал тебе подарок, — ответил Станислав Михайлович.

— А я больше не хочу подарков без… — она силилась произнести слово «папа», но не хватало духа, — не хочу подарков без тебя!

Станислав Михайлович с интересом ожидал, что будет дальше.

— Так чего же ты хочешь?

— Хочу… Хочу с тобой в цирк, в парк… Мороженого… Понимаешь, — пронзительным звоночком зазвенел ее голосок, — хочу с тобой!

С того дня дочь вновь вошла в его жизнь. Станислав Михайлович даже привязался к ней. У них был общий стержень. Они были Пшеничные, чего, к сожалению для него, нельзя было сказать об Олеге, сыне от второй жены.

Милена выскочила из-за стола, едва заметив, что отец вошел в зал, и бросилась ему навстречу.

— Папка, думала, что ты уже не придешь, — шепнула она, прижимаясь к его плечу.

Он протянул ей коробку с букетом и отдельно — пунцовую розу.

— Нельзя же дарить четное число, вот я и разделил его.

— Только ты догадался, как подарить на двадцатидвухлетие на каждый год по розе. Просто сделал двадцать один и один, — восхищенно проговорила Милена и громко крикнула: — А теперь торт!

Вкатили пышный торт. Милена, Станислав Михайлович и его первая жена, мать Милены, Зоя, подошли к многоэтажному сладкому сооружению, сверкающему свечами.

— Ну, помогайте! — обратилась Милена к родителям и изо всех сил принялась дуть на золотистые огоньки.

Гости зааплодировали. Милена, вооружившись серебряным ножом и лопаткой, стала резать торт и раскладывать по тарелкам.

— Спасибо, что пришел, — сказала Станиславу Михайловичу Зоя. — Милена очень привязана к тебе. И очень на тебя похожа. Такая же прагматичная, — не скрыла она вздох сожаления.

— Прямо уж и такая, — беззлобно поддел он ее. — Книги как любит!

— Вот-вот, — подтвердила Зоя, — у нее любовь к книгам точно такая же, как и у тебя, коммерческая.

— Что поделаешь, исключительно на издании интеллектуальной литературы заведомо прогорим. Печатаем то, что требует рынок. А рынок требует ужасов, страстей и крови.