Запретная. Не остановить (СИ) - Стужева Инна

Ноги вдруг начинают увязать в песке, а каждый шаг, приближающий нас друг к другу дается с таким трудом, будто на щиколотки прицепили цепями по тяжелой стопудовой гире.

Шаг, еще один, потом еще.

О чем нам с ним говорить, когда мы поравняемся друг с другом? Как себя вести?

Взволнованная не на шутку, я не сразу понимаю, что Гордей не собирается со мной разговаривать. Окидывает меня равнодушным взглядом, слегка мне кивает и начинает, как ни в чем не бывало, проходить мимо меня.

Я чувствую жжение на своих щеках от осознания, какая я глупая дура, что понадеялась, что подумала…

Нога наступает вдруг на что-то острое. Я и так еле держалась, а тут. еще это… Вскрикиваю тихонько, и вдруг теряю равновесие и начинаю неловко и неуклюже заваливаться вниз.

И рухнула бы, позорно тюкнувшись носом в песок, если бы в последний момент меня не перехватила за талию крепкая, уверенная рука.

Я обмираю, а Гордей рывком поднимает меня, выпрямляет и ставит на ноги.

— Осторожнее, — произносит он куда-то в сторону.

Резко, отрывисто, даже не глядя на меня, но при этом категорически не давая мне упасть.

Но убедившись, что я стою, он сразу же отпускает и отступает от меня на несколько широких шагов.

Оставляя мне горькие, щемящие душу воспоминания.

— Осторожнее, Бельчонок, — отражаются в памяти его слова, когда я вот точно так упала однажды, оступившись, а он подхватил и обнял, крепко прижав меня к себе. Начал целовать мои волосы, переходя постепенно на лицо.

— Моя, Бельчонок, моя. Как же я люблю тебя… Как с ума схожу по тебе…

Так и стоит в ушах его чувственный, пробирающий до волнующих возбуждающих мурашек, шепот.

— Все для тебя, Арин, все, что захочешь…

А когда я сказала, что тоже люблю его, он подхватил меня на руки и закружил так, что дыхание у меня сорвалось, и слезы счастья непроизвольно выступили на глазах.

— Отпусти. Что ты делаешь, Гордей, отпусти меня, — восклицала я, не зная еще, что мне с этими нахлынувшими на меня чувствами делать.

Настолько сильно и мощно они накрыли, едва не разрывая.

Он не послушался и продолжал кружить и кружить.

А когда все же поставил меня на землю, то начал целовать с такой страстью, что я потом долго, практически всю ночь, не могла в себя прийти от нереальности, и одурелости, и влюбленности.

И вот теперь… это холодное отстраненное «осторожнее».

Никакого Бельчонка, конечно. И уж точно никакой нежности и даже остатков былой влюбленности.

Достойная награда для той, кто своими руками разрушила до основания все то волшебство, что вспыхнуло и заструилось между нами. Камня на камне не оставив от и так зыбкого фундамента наших метущихся болезненных чувств.

Теперь же он и я… две совершенно разные, отдаленные друг от друга планеты, вращающиеся каждая по своей орбите и пересекающиеся разве что по острой чрезвычайной необходимости или по случайному нелепому недоразумению.

Но все же осознание, что несмотря на все свое отвращение ко мне, он, тем не менее, не дал мне позорно свалиться перед ним на песок, поддерживает меня и не дает раскиснуть и расклеиться окончательно.

Глава 5 Я принимаю решение

Я лежу в темноте, не в состоянии сомкнуть глаз уже несколько часов подряд. Рассматриваю стену, блуждаю взглядом по потолку.

Все ищу ответ на один единственный вопрос, как мне теперь выживать, и никак его не нахожу.

Обратно в отель, после нашего мимолетного общения с Гордеем, я возвращалась в полном одиночестве с нервами, расшатанными до предела.

И все никак не могла понять, зачем… зачем он меня подхватил? Разбередив тем самым открытые раны, и без того кровоточащие так, что сильнее кажется, невозможно. Для чего? Если уж падать, так окончательно. Без единой надежды на возврат, потому что надежда делает тебя слабее. А теперь…

Теперь моя кожа в тех местах, к которым совсем недавно прикасались его пальцы, горит нестерпимо сильнейшими болезненными ожогами. Хотя, конечно же, основной пожар концентрируется сейчас в районе сердца, солнечного сплетения и живота.

И воспоминания снова накатывают. Накрывают, режут по живому, задавливают. Впору на стену лезть от разрывающей душу безысходности.

Взгляд зацепляется за кусочек звездного неба за окном и не в силах и дальше выдерживать эту пытку, я поднимаюсь с кровати, накидываю легкий халатик и решительно выскальзываю из номера.

Спускаюсь на один лестничный пролет, чтобы подышать морским воздухом с просторного, но вместе с тем уютного общего балкона. Там и холодильник с напитками стоит, и очень удобные плетеные кресла с диванами. С тех пор, как мы поселились в этом отеле, я часто сюда прихожу. Каждый раз, когда становится особенно невмоготу.

Надеюсь, что все уже разошлись по номерам и я смогу посидеть немного в тихом, спокойном одиночестве.

Пересекаю холл, ступаю на балкон и едва убеждаюсь, что он пуст, вздыхаю от огромного облегчения.

Народу сегодня прибавилось, и, признаться, я боялась, что это место облюбовала какая-нибудь из самых отвязных парочек. Те же Оксанка и Рада до сих пор где-то пропадают и, соответственно, не улеглись поэтому спать. До сих пор не вернулись с вечеринки, которую лично я покинула, едва возвратилась с прогулки.

Где-то вдалеке все же слышатся неясные разговоры и негромкий переливчатый женский смех, но здесь все спокойно и никого. Я решаю, что это хороший для меня знак.

Свет не включаю. Наливаю стакан воды и устраиваюсь в одном из кресел, стоящих подальше от входа. Пью неспешно, стараюсь выкинуть из головы все мысли, что не касаются предстоящей работы.

Марта Сергеевна права, слишком много труда я вложила, чтобы добиться того, что у меня сейчас есть. Я не могу взять, и на эмоциях все это бросить.

Эмоции — плохой советчик при устройстве карьеры, каждый раз повторяет она.

Да и куда я денусь без этой работы? Каждый месяц я выплачиваю аренду за квартиру, а если лишусь своего дохода… Общежитие мне не предоставят, потому что я перевелась на заочный и появляюсь в университете только на сдачу сессий. А домой…