Готова на все (СИ) - Волынская Илона
- Я им еще в прошлом году… и даже в прошлом веке отдала!
Он на мгновение задумался, оправляя лацканы мышастого костюмчика. Потом до него наконец дошло, что прошлый век был всего неделю назад, и он пару раз сухо хихикнул, словно кашлянул:
- Кха-кха. Смешно. Сходите к ним и разберитесь. Ректор определенно собирается принимать жесткие меры к тем, кто опаздывает с документацией.
Ученым можешь ты не быть, но вот отчет подать обязан. Если НИЧ акты с концами посеяло – мамочки, внедрение КБ ракетного завода делало! Это опять за подписями туда телепаться! Ненавижу!
- В субботу нужны ассистенты на предварительные тестирования. Элина Александровна, вы ведь еще ни разу не участвовали?
- Олег Игоревич, у меня ребенок, - быстро парировала Элина.
- У всех дети. – отрезал декан, походя кивая пробегающему мимо озабоченному молодому преподавателю.
Эля кивнула тоже и сдерживая злость – последнее время ей только и приходится, что сдерживать негативные эмоции, скоро в буддистские монахини податься сможет! – ответила:
- Не у всех детям по пять лет. Ясь не может быть один, а садики в субботу не работают.
- У вас бабушка есть!
- Моя мама полтора года как умерла, - сухо отрезала Эля. – Так что бабушки нет.
Есть, правда, Элина собственная бабушка, Яське приходящаяся прабабушкой, но еще есть две группы слушателей на коммерческих курсах – как раз по субботам. Но вот о них декану знать нельзя ни в коем случае.
- Элина Александровна, университет не только научное, но и воспитательное учреждения, и тот факт, что ваша лаборатория работает сразу по трем зарубежным исследовательским грантам, не позволяют ей уклоняться от контактов с абитурой. Последнее время вы совсем исключили себе из общеуниверситетской жизни. Это крайне нездоровая тенденция.
- Мне так и передать Валерию Васильевичу? – невинно поинтересовалась Эля.
Декан поглядел на нее долгим взглядом и после продолжительно молчания выдал:
- Я с ним сам на эту тему поговорю. – и неся себя с чиновничьей солидностью, двинулся вглубь коридора.
Минуту Эля глядела ему вслед, борясь с почти непреодолимым желанием показать язык в академичную деканскую спину. Ничего подобного ты шефу говорить не станешь. Профессор Савчук, лауреат, заслуженный деятель и другое с прочим, товарищ обидчивый – только намекни ему, что, дескать, плохо работает ваша лаборатория, глядишь, а тебя уже на очередную организованную Савчуком конференцию не пригласили. Статью в совместный с англичанами сборник не взяли, с привезенным Савчуком из Штатов лектором не познакомили. Позорище, однако, выйдет – декан окажется исключенным из научной жизни собственного факультета. А может и на денежки пролететь – на те самые четверть ставки, которые шеф честно выделяет факультетскому начальству из каждого вырванного у богатых «западников» исследовательского гранта. Декан уже небось и сам пожалел, что поддался раздражению, и позволил себе критиковать Савчука «великого и могучего». Теперь трястись будет, как бы Эля шефу не настучала. А она настучит, всенепременно. Правила игры такие – она человек Савчука, а тот должен быть в курсе, какие мнения бытуют в узких деканских массах.
Эля торопливо свернула из холла в полутемный коридор, вытряхнула из портфеля тяжеленную металлическую тубу с ключами, собираясь отпереть лабораторию. И остановилась, только сейчас сообразив, что на бронированной двери уже нет обычной сургучной печати, да и лампочка сигнализации не горит. Вторая пара ключей только у шефа – выходит, Савчук вернулся из Киева? И прямо с поезда поперся на работу? С чего такой трудовой энтузиазм?
Эля перехватила портфель подмышку и обеими руками взялась за длинные дверные ручки. Капитально все-таки пьян был университетский слесарь, когда врезал эти защелки – если ручки поворачивать вниз, они лишь злорадно брякали. Чтоб открыть дверь, их следовало задирать круто вверх, обязательно обе одновременно. Шеф хотел переделать, а потом плюнул. Университетский слесарь – не декан, ему на шефовы международные гранты плевать, фиг он тебе будет что-то переделывать. Но главное, дикие дверные защелки служили идеальным индикатором «свой-чужой». Все «лабораторские» знали, как ими пользоваться, а если снаружи на ручки начинали с лязгом нажимать – то вместе, то попеременно – значит, за дверью топчется очередной жаждущий пересдачи студент, и можно еще подумать, впускать его, или пусть гуляет дальше.
В холле послышались длинные шаркающие шаги. Старый Пони доковылял до этажа, надо убираться поскорее. Эля единым плавным движением потянула ручки вверх, защелки бесшумно втянулись, и дверь тихо отворилась. Эля торопливо юркнула в щель и также неслышно прикрыла дверь за собой.
В лаборатории пованивало горелым пластиком. Нога Эли поехала на чем-то скользком. Эля посмотрела вниз. Раздавленный каблуком ее зимнего сапога, к полу прилип комок неприятно студенистой, серо-красной массы. С улицы, что ли, затащила? Эля брезгливо отерла каблук о порожек. Под ногой у нее хрустнуло стекло.
Она увидела комок такой же красно-серой студенистой массы на клавиатуре ее собственного компьютера. Комок чуть заметно колебался, непрерывно подрагивая, как дрожит желе.
Рядом, у стола с навороченным «Apple», традиционно считавшимся личным компьютером начальника лаборатории, была словно зона вне видимости. Эля все всматривалась, всматривалась туда и все ей казалось, что она ничего не видит.
- Валерий Васильевич! – жалобным шепотом позвала она, - Вы тут? – и сделала крохотный, неуверенный шажок вперед.
И тогда слепое пятно у компьютера исчезло, мгновенно наполнившись четкими, даже слишком четкими очертаниями.
Шеф сидел, грузно обвиснув в низком вертящемся кресле и распластав пальцы по клавиатуре. Можно было подумать, что он спит, если бы не маленькая дырочка с каемкой запекшейся крови в коротко стриженном затылке. И еще то, что у него не было лица. Густой массой припеченных на огне крови и мозгов оно лежало внутри горелых пластиковых недр словно взрывом развороченного монитора.
Сдерживая почти неодолимый позыв к рвоте, Эля крепко, до удушья, прижала ладонь к губам. Начала задыхаться, вспомнила, что дышать можно и носом, и тут же оторвала руку ото рта, запустив ее в недра портфеля. Мобилка никак не желала находиться, прячась под коробками дисков и папками с документами, но подойти к стоящему у локтя мертвеца городскому телефону Эля не могла.
[1] Соответствующая работа. В англоязычной культуре лучшей из возможных работ считается «reasonable» - та, что отвечает способностям и оплачивается соответствующей зарплатой. Если у человека «sweet home» и «reasonable job» - то это счастливый человек.
Глава 5
- Ага! – разминая в крепких пальцах с коротко стриженными ногтями сигарету, приземистая, похожая на небольшой комодик женщина иронически разглядывала Элю из-под густых «брежневских» бровей, - Разумно. Тебя, некурящую, тут в последнюю очередь станут искать.
- Сигарету дадите, Светлана Петровна? – Эля оторвала взгляд от тоскливо-голых деревьев под окном.
Две длинноногие студентки, за спиной у Эли азартно обсуждавшие, что «зараза Савчук был, по три раза пересдавать заставлял, а жалко – человек все-таки, хоть и профессор», засуетились, смущенно вдавили окурки в полную вонючих бычков консервную банку на гармошке батареи. Занавесившись от Светланы Петровны длинными волосами и даже сутуля плечи, чтоб казаться пониже, выскользнули прочь с приспособленной под курилку площадки боковой лестницы.
Эля проводила их задумчивым взглядом. Со своей гитарообразной фигурой – много груди, много бедер, а посредине талия – Эля чувствовала себя ущербной рядом с этими высоченными, длинноногими, как одна худющими девушками-шнурками. Сплошной голливудский стандарт. Откуда они только берутся, да еще в таких количествах – практически ни одной низкорослой толстушки ни на одном потоке не сыщешь. Худобу можно диетой объяснить, а тотальную ногастость? Не иначе как их мамаши всю беременность американские фильмы смотрели. Очень даже может быть, двадцать лет назад те еще экзотикой считались, народ на них поведенный был.