Любовь на краю света - Крамер Ирмгард

Улыбаясь, я вышла из комнаты и поняла, что двигаюсь совсем иначе, чем в джинсах, старой рубашке и простой обуви. Как кронпринцесса, которую с нетерпением ожидают поклонники, я спустилась по лестнице.

— Вот вы где. — Я увидела не поклонников, а сестру Фиделис. Беркут парил над ней. — Мы ждали вас. Ной уже не может дождаться момента встречи с вами.

Напольные часы пробили. Стены еле слышно вздыхали. Я опоздала на четверть часа.

— Извините, я не заметила времени.

— Ничего, моя дорогая. Следуйте за мной.

В столовой было восемь углов с окнами. Вечернее солнце окрасило деревянные стены золотым светом. Печь выглядела теперь почти как алтарь. Она была очень большая, белоснежная, на плитке были изображены головы животных, должно быть барашков, которые выглядели как маски с рогами чертей. Я вздрогнула. Мне показалось, что одна из этих масок показала мне язык. Все это не от слишком горячего душа, а скорее от моего волнения.

В центре стоял круглый стол с подсвечником, накрытый, как в фешенебельном ресторане. Для трех человек — монахини, ребенка и меня. И по-прежнему никаких признаков родителей.

Утром я скажу им правду. Завтра я уеду.

5

Когда я собралась вставать, заскрипел паркет. У меня было чувство, подобное тому, которое возникает при вспышке яркого света, когда в комнату вошел самый красивый молодой человек из всех, кого я когда-либо видела. Он был примерно того же возраста, что и я, но на полголовы выше и обладал идеальным телом. Его длинные темные, с синим оттенком, волосы влажно блестели. Наверное, он только что вышел из душа. Но самое красивое, что в нем было, — это большие глаза с длинными ресницами. Они сияли, словно темно-синие сапфиры бриллиантовой огранки.

— Ной, это госпожа Павлова.

Сестра Фиделис дотронулась до его плеча. Он протянул мне свою руку.

— Ирина… пожалуйста, — добавила я и как будто ощутила удар тока. Я быстро отпустила его руку.

— Я рад, — сказал он недружелюбно и сел, не обращая на меня никакого внимания.

Шелковый шарф и макияж спасали меня. Нет, это не ребенок-кошмар. Это избалованный и высокомерный красавчик.

— Присаживайтесь, Ирина, — сказала мне дружелюбным голосом сестра Фиделис.

— Конечно… конечно.

Я чуть не села мимо стула прямо на пол. Украдкой я взглянула на Ноя, который смотрел в сторону. Я повернулась и посмотрела в том же направлении. Что там было интересного? Ничего, кроме мотылька, порхавшего около шторы. Что этот юноша делал здесь, на краю света, с монашкой в этом странном доме, наполненном мертвыми животными? Сейчас он играл с серебряной вилкой и не удостоил меня ни единым взглядом. Вероятно, он чувствовал себя в чем-то выше. И кто здесь должен давать уроки плавания? Все это, наверно, было дурной шуткой. Во всяком случае для меня.

Дверь открылась еще раз. Я ожидала… я не знаю, кого я ожидала, но во всяком случае, не маленького худого человека, который был настолько неприметным, что мне сложно его описать. Его волосы были скорее серые, редкие, неправильно уложенные. На нем был костюм, который, вероятно, вполне подходил ему по размеру, но сейчас висел на нем, как выстиранный в горячей воде шерстяной свитер. Щеки на его лице были впалыми, а чуть выше кадыка был крепко завязан галстук. Он жонглировал подносом с графином воды и стаканами. На первый взгляд он казался старым, однако это было не так, просто он был ужасно худым и истощенным.

— Это Ансельм, наш талантливый шеф-повар, — пояснила мне сестра Фиделис. — Если вы проголодаетесь, то, независимо от времени суток, Ансельм всегда приготовит для вас самые вкусные блюда.

Поставив поднос, он также протянул мне руку, дружелюбно посмотрел на меня и сказал:

— Если вам что-нибудь понадобится, вы всегда можете обратиться ко мне.

Я в изумлении кивнула.

— Я принесу суп, — пробормотал он и снова исчез.

— Пожалуйста, Ной! — сказала сестра Фиделис и сложила руки.

Я поняла, что она имела в виду, когда Ной начал усердно молиться. Мне хотелось смеяться. Остановив свой взгляд на скатерти, Ной тихим голосом и совершенно серьезно говорил: «Останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру…»

Строка следовала за строкой, и чем дольше длилась молитва, тем больше я удивлялась. Он молился так, как будто это было его самой естественной потребностью. Честно говоря, за всю свою жизнь я никогда не слышала, чтобы кто-то так молился. У него был глубокий, приятный голос, волшебный свет окружал его. Я заметила, что чем дольше он говорил, тем более спокойной я становилась. Смысла его слов я не понимала, но они, казалось, останавливают сумасшедший круговорот этого дня. Я рассматривала красивые руки Ноя: ярко выраженные вены змееподобным кольцом сходились вокруг его указательного пальца. Тут мой взгляд упал на собственные руки. Они показались мне какими-то странными и чужими, в одном месте распухшими, в другом — слишком тонкими. Это были как будто не мои руки. Сердце стучало прерывисто. Дыхание этого дома, казалось, притупило мои чувства.

«Оставайся с нами и со всеми твоими верующими во веки веков. Аминь».

Сестра Фиделис и Ной перекрестились.

— Как хорошо, что вы здесь, Ирина, — сказала сестра Фиделис и кивнула мне улыбаясь.

Я отвела взгляд от нее, совесть проснулась во мне, и я почувствовала себя лгуньей. И это было так. Ной ничего не сказал и по-прежнему игнорировал меня, его взгляд скользил надо мной, как если бы он был всецело поглощен другими вещами. Мое терпение подходило к концу. Конечно, он не должен был вставать передо мной на колени, но и игнорировать меня таким образом тоже не следует. Во мне уже все клокотало, когда Ансельм предложил нам зеленый суп — с горошком или брокколи… или просто так. Серебряная ложка была большой и тяжелой.

— Ммм… — произнесла я слишком громко. Как удалось добиться такого чудесного вкуса? Уголки рта у Ноя слегка подергивались. Должна ли я понимать это как улыбку? После нескольких глотков он положил ложку и начал пить из суповой тарелки. Были слышны только постукивание двух ложек и звук, который издавал Ной, пьющий бульон. Сидя передо мной, он отставил чашку и посмотрел, что в ней осталось, а затем стал гадать на нескольких перьях лука, как на кофейной гуще. Теперь были слышны только мои собственные глотки. Я больше не решалась есть суп ложкой и была рада, когда сестра Фиделис нарушила напряженную тишину:

— У Ноя плотный график занятий.

График занятий. Каких занятий? Это же летние каникулы!

— Уроки начинаются в девять часов. Я хотела бы сохранить этот порядок. Это значит, что в семь вы начинаете урок плавания, который продолжается один час, а завтрак — в половине девятого. После обеда еще одно занятие, около четырех часов. Вы согласны?

Я подавилась, закашлялась, покраснела и поднесла салфетку ко рту. Ной усмехнулся и этим только усилил мое раздражение. Убирайся отсюда.

Сестра Фиделис налила мне стакан воды:

— Что-то не так?

Момент. Один момент. Здесь ошибка. Утром я уеду домой. Когда, вы сказали, должен начаться урок?

— Конечно… Конечно… В семь часов идеально. — Я действительно произнесла это? Сейчас я снова сказала то, что не хотела говорить? — Во время плавания организм обновляется. — Я запнулась.

Особенно в горном озере, в ледяной талой воде. Что за чушь. Мне вообще не надо было делать все это. Все в моих руках. Одна-две фразы — и самое позднее завтра вечером я снова буду дома с пачкой чипсов перед телевизором, попросив прощения у родителей за свой короткий приступ полного безумия.

— Почему вы так хорошо говорите по-немецки?

Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что со мной разговаривал Ной. Казалось, он должен происходить из дворянского рода. Судя по всему, я была не старше его, и, тем не менее, он был со мной на «вы». Непонятно. О чем он спросил?

— Ваш немецкий, — сказал он еще раз, как будто угадывая мои мысли.

— Потому что… — Но что было с моим немецким? На каком языке я должна была разговаривать?