Фемида его любви — 2 (СИ) - Ельская Ингрид

— Еще чего, — фыркнула подруга и встала передо мной, сложив руки в локтях. — Чтобы ты ее снова ударил? Посмотри на свое отражение, ты не в себе. Или уходи или говорить при мне будете. И учти: только попробуй сократить дистанцию, я так заору, что из соседнего дома соседи прибегут. Тут слышимость знаешь какая хорошая? Не советую проверять.

— Что-то раньше я не замечал, чтобы ты беспокоилась о слышимости. Ну, да ладно. Если Саша хочет обсуждать все при посторонних, мне плевать. Сестричка, готова поворошить грязное бельишко перед своей подругой?

Его масляный приторный тон пугал больше, чем привычные крики. Казалось, будто он знал куда больше, чем я и пришел позлорадствовать моим неудачам. Пришел, чтобы протянуть руку помощи, сделав таким образом своей должницей. Чтобы показать, что кроме него мне никто уже не поможет и лишь в его обители мне будет тепло и спокойно. Нет! Я не поведусь больше ни на чьи сладкие речи и верить не буду никому. Этим меня больше не прошибешь.

— Нам не о чем говорить, Семен. Повестка — это мои заботы уже. Я решу свои проблемы сама, — сколько там прошло времени? Минута? Три? Скоро уже должен прийти Темир.

Рита сжала мою ладонь в знак поддержки. Она так и не отошла от меня.

— Взрослая стала. Сама… А раньше, даже по мелочам ко мне обращалась, — он шумно вздохнул. Скорее картинно, нежели реально переживал. — Давай поговорим без посторонних.

— Говори при Рите. У меня, в отличие от некоторых, нет секретов от моих близких. Я даже могу, не дожидаясь Дня рождения пооткровенничать, — ну…тут моя женская суть вырвалась и кинула обидкой в обоих. Не удержалась.

Послание возымело эффект: Рита изумленно обернулась. В ее изумрудных глазах плескался ужас. Я не поняла, чего именно она так испугалась, но реакция была странной.

— Мы потом с тобой поговорим про этом, хорошо? — зашептала она и до боли сжала мою руку.

— Не нужно мне потом. Меня ваша личная жизнь не касается, — я одернула руку. — Семен, уходи, если у тебя все. Нам больше не о чем разговаривать с тобой.

— Тебе не о чем, а мне есть. Рит, прошу тебя. Выйди. Обещаю, я ее не трону, — он так мягко попросил ее, что у меня не осталось сомнений в их связи. Подобный воркующий тон не был свойственен Семену. Значит она носила его ребенка. Моего племянника. Точнее, племянницу.

Я представила, как брат был рад известию о скором отцовстве, как улыбался, узнав, что у него будет дочь. Как ходил на УЗИ и до боли сжала челюсть, а после и вовсе зажмурилась, чтобы отогнать прочь проклятые слезы, что мигом заполонили глаза. Даже брат, зная, или думая, что Вестник планировал его убрать, оставил малыша. Даже он порадовался, а Алекс нет. В прочем, моему малышу и Семен не порадовался. Наоборот, он решил использоваться его в качестве инструмента для достижения своих целей. Что бы брат предложил Вестнику? Бартер? Он не трогает его ребенка, а взамен тот, Риту с Витой?

Мне не стоило погружаться в такие мысли, если не хотела в лабиринте рассуждений прийти к еще недалеко ушедшей апатии. Мне больше нервничать нельзя. До хорошего самобичевание никого не приводило.

— Саш? — подруга вопросительно взглянула на меня, вытаскивая из раздумий. — Мне остаться?

— Останься, — я обошла ее и подошла к брату. Внимательно разглядывая его темные глаза, устало спросила. — Что ты еще хочешь мне сказать из того, что я не слышала?

Семен посмотрел за меня, туда, где стояла Рита и недовольно поджал губы. Наличие свидетелей его не устраивало, но я не собиралась сдаваться. Или так, или мы вообще не поговорим. Подруга позади меня придавала силы.

— Я вчера погорячился. Перегнул. Не должен был поднимать на тебя руку, — отрывисто, с паузами, начал он, работая желваками.

— Так. И…?

— Возвращайся домой. Нечего тебе по подругам шляться. Дома лучше. Больше я не позволю себе такого.

— И все? — я видела, как его ломало. Как снова убрал руки в карманы брюк и напрягся, но все равно подвела к тому, что мне было важно услышать. Наедине он бы начал снова агриться, но при Ритке можно было немножко насладиться сеансом абъюза над братом. Уверенна, именно абъюзером он меня и считал, раз давила на него.

— А что еще нужно? — процедил он сквозь зубы.

— Семен, нормальные люди для начала извиняются. Тебе так сложно сказать прости?

Что же. Матадор взмахнул ярко-красной мулетой перед глазами у быка. Представление можно было объявлять открытым. Семен взвился моментально, будто бы он нафаршированная «Бугатти», у которой утопили тапочек в пол: разгон от спокойствия к злобе был примерно две секунды.

— Слушай, если уж начался такой разговор, то ты меня сама спровоцировала. Врала, спуталась с тем, с кем не надо, хотя я просил. Моя реакция была предсказуема. Ты что разыгрываешь тут спектакль, я не пойму? Хочешь меня унизить при всех? — вспылил он и крутанулся вокруг своей оси, после чего вернулся ко мне, тыча указательным пальцем прямо в лицо. — Ты специально меня сейчас довести пытаешься? Хочешь поскандалить?!

— Я всего лишь хочу, чтобы ты извинился, если, правда, считаешь себя неправым. Если все неизменно, то наш разговор окончен.

Брат исподлобья буравил меня ставшим еще более темным взглядом и молчал. Ему не нравилось русло разговора, но деваться было некуда. Я решила его немного поторопить, пока мой телохранитель не закончил с колесами и не обнаружил, что дверь изнутри заперта.

— Семен, от этого никто не умирал еще. Я жду. Если ты действительно считаешь себя неправым, то извинись и перефразируй все то, что ты сказал раннее.

— Это для тебя важно, да? — уточнил он.

— Как и для любого другого человека.

Он сдался. Видимо, я для него все же что-то значила.

— Извини меня, — он сделал паузу, собираясь мыслями. — За то, что я поднял на тебя руку и наговорил всякий бред. Я был не прав. Больше такое не повторится, — он протянул мне мизинец, как в детстве и скупо улыбнулся.

Если бы это увидела Алекса, она бы раздробила свою челюсть о пол. Брат не любил извиняться. Слово «прости» претило его вере. Он готов был к всяческим пыткам, лишь бы не просить прощение, даже когда виноват. Признаться честно, он меня поразил.

— А что с моим ребенком? — я не спешила протягивать руку.

— Ну… что с ним поделаешь? Воспитаем. Племянник ведь, — он отвел взгляд и уже смотря в пол добавил. — Я погорячился. Прости, — вновь протянул мне мизинец и робко шагнул ближе.

— То есть, ты не будешь использовать мое положение в качестве предмета для шантажа и после того, как малыш родится, не отдашь его в детский дом? — уточнила я, слыша позади оханье Риты. Про это я подруге не говорила. Таких деталей она не знала.

Теперь пусть знает. Раз раздвигала ноги перед моим братом, пусть знает, на что он способен в ярости. Ей тоже предстоит с этим столкнуться, когда попадет под горячую руку.

— Нет, конечно. Говорю же, переборщил, — брат покосился на Риту и покачал головой, с осуждением смотря на меня. — Мириться будем? Я готов искупить свои грехи. Что мне нужно сделать, чтобы ты меня простила?

— Хочу новенькую «Бэху», — я прищурилась. — Из салона и самую нафаршированную. Белую. Купишь? Тогда сразу прощу.

Брат с облегчением выдохнул. Мы перешли на самый понятный для него язык. Его любимая фраза: «Все имеет свою цену и все покупается» воплотилась у него в голове в реальность. Наверное, он даже успел провернуть в голове мысль о ненужности извинений, сетуя на то, что начинать разговор следовало бы с ключей от дорогой тачки а не с сопливого «прости».

Но я не позволила ему достать телефон и позвонить знакомым в автосалон:

— Семен, ну ты серьезно? — покачала я головой. — Ты думаешь, все можно купить? Мне достаточно того, что ты пересилил себя и признал неправоту. Остальное лишнее. Я прощаю тебя.

Моя стена обид оттаяла. Я слишком любила его, чтобы не простить.

Вытянув руки для обнимашек, шагнула к брату, заметив вытянутое лицо Риты. По глазам видела, она ожидала тут побоище или, как минимум, что я начищу, как сказала Алекса, хлеборезку Семену, и нервно переминалась с ноги на ногу. Увы, подруга, увы. Я не такая, как они. Я умела прощать и не любила применение силы.