Девятый для Алисы (СИ) - Волкова Дарья

— Не надо, — резко ответил он. — Все, до завтра, Алис.

Подхватил свой сноуборд, развернулся и быстро пошел.

Ну да, его же ждут другие клиенты.

Глава 3. Растяни меха, гармошка!

— Юлька! Юльча, стой! Иди сюда, за жопку потрогаю!

— Не ори так, — ткнул Михаил в бок Пашку. — У Юльки на выгуле модный столичный перец, она его обхаживает и делает вид, что нас не знает.

— Думает, он ее в Москву заберет? — ухмыльнулся Паша.

— Не знаю я, что она думает, но лучше Юльке не мешай. За жопку ты ее в другой раз потрогать успеешь.

— Тоже верно, — хохотнул Паша. — Я тебя с утра с такой лялей видел — я б ее за все места потрогал, какие можно. А особенно — за какие нельзя.

— Не советую, — престал улыбаться Михаил. — У нее есть дядя, который ее трогает — с большим кошельком и паскудным характером.

— Ох уж эти дяди… — Пашка снял шапку и отряхнул ее о колено. — Ладно, пошел я работать. Вон моя каракатица катится.

К ним с довольным блеском в глазах, переваливаясь с боку на бок, торопилась пухленькая девушка. Пашка напоследок еще раз вздохнул, а потом натянул на лицо жизнерадостную улыбку и отправился работать.

А Миша, взглянув на часы, понял, что у него есть еще двадцать минут свободного времени.

В рюкзаке по обыкновению имелся термос с чаем. Но Мишка понял, что хочет кофе. «С макарунами», — ехидно встрял внутренний голос. «Без!» — решил Миша. Но с молоком обязательно. И даже, наверное, со сливками. И, вдруг захотелось — с сахаром.

Мишка устроился за столиком в самом углу, по дороге успев кивнуть и поздороваться как минимум с пятью людьми. Несколько лет назад ему вдруг пришла в голову странная мысль — что его тут знают все. Буквально все. Эта истина открылась Мишке внезапно и поразила. И чем больше он думал, тем больше понимал, что это правда. Поначалу эта простая истина озадачила Мишку. И только потом Михаил понял, что иначе и быть не могло.

Миша родился и вырос здесь. Впрочем, когда Михаил появился на свет — после долгих уговоров и танцев с бубнами, как любил рассказывать Мишкин отец о том, как супруга ходила беременной сорок одну неделю — так вот, в то время тут не было ничего, что сейчас составляло истинный облик его малой родины. Не было ни гостиниц, ни подъемников, ни прокатов, ни ресторанов и кафе. Зато горы — горы были. Стояли тут сотни тысяч лет. А в начале двадцатого века здесь появился поселок — горнорудный, шахтовой, рабочий. Добывали вольфрам и молибден, работал горнорудный комбинат. На этом комбинате, на экскаваторе, трудился Мишкин отец. А в комбинатовской столовой поварихой работала мать. За несколько десятков лет разработки запасы руды неумолимо иссякали, и комбинат начал постепенно сворачивать работу. Зато благодаря группе энтузиастов стала активно развиваться представленная поначалу парой чахлых турбаз сначала туристическая, а потом и горнолыжная инфраструктура.

Мишка рос — и вместе с ним рос и горнолыжный комплекс. Поднимались из зарослей вековых елей гостиницы — сначала попроще, а потом все выше, все роскошнее. Как гребень на спине дракона, хребты ощетинились опорами подъемников.

В семь лет Мишку взяли в горнолыжную секцию. В четырнадцать он сменил две лыжи на одну доску. А еще через три года комбинат, всю жизнь кормивший его родителей, был объявлен банкротом. Встал закономерный вопрос о том, что делать дальше. Родители настроены были продавать квартиру и уезжать — не очень далеко, но в совершенно другую климатическую зону. К морю. Купить там домик, небольшой участок земли — ну, или как там получится. И доживать свой век там — как сказала мать.

Мишка был с таким подходом категорически не согласен. Он не мог представить, что уедет отсюда. Здесь были горы. Здесь был снег. Здесь было все, что он любил, чем дышал, без чего не мог жить. Какое, на хрен, море?! Кому оно нужно?

В Мишкиной войне у него оказался неожиданный союзник — тетя Лариса, незамужняя и бездетная подруга матери еще по столовой. К Мишке она всегда относилась с большой нежностью, а он сам ее считал второй матерью. Тетя Лариса сказала, что тоже сыта по горло жизнью в тени гор, как она это называла, попросилась в компанию и…

Родители продали свою двухкомнатную квартиру, свою однокомнатную тетя Лариса переписала на Мишку — и они на троих купили, как и хотели — домик и кусочек земли. Прямо у синего моря. Ну, почти. Правда, все равно пришлось влезть в долги — цены на недвижимость у этого самого синего моря были совсем не те, что в поселке рудокопов. Но Мишка клятвенно уверил, что будет помогать деньгами. И это было не пустое обещание. Он уже вовсю подрабатывал — на канатке, в прокатах, брался за любую работу. И не прекращал заниматься в секции. А потом сдал на КМС, прослушал курсы, получил корочки инструктора — и все. Вопрос финансовой самостоятельности был тут же и сразу закрыт.

Конечно, он не стал зарабатывать сразу и много. Но Мишка не боялся работать, умел ладить с людьми, быстро учился и делал выводы из своих ошибок. А главное — он получил то, что хотел. Он остался здесь, где чувствовал себя счастливым, родители тоже там в своем домике у теплого моря довольны — отец сменил экскаватор на экскурсионный автобус, мать и тетя Лариса снова вернулись в общепит, работы в этой отрасли у самого синего моря было в избытке. А еще все втроем они увлеченно ковырялись в земле. Все зашибись.

С тех пор прошло десять лет. За эти десять лет Михаил Девятов обрел репутацию одного из лучших инструкторов по сноубордингу. К нему записывались с лета — чтобы попасть на обучение именно к нему, Михаилу Девятову. Он в прошлом сезоне провел за сезон две снежных школы. Его аккаунты в социальных сетях уверенно набирают популярность, к Михаилу стали обращаться тематические издания и спортивные магазины с предложениями о сотрудничестве. Долг за дом и землю уже на две трети выплачен. В квартире сделан ремонт и переустроено все так, как Мишке удобно. И на горнолыжном комплексе его каждая собака знает. Да, и собакены тоже. Особенно любили Мишку хаски, что живут у гостинцы «Голденберг».

В общем, все реально за-ши-бись!

— Михаил, рад вас видеть!

— Взаимно, — Миша привстал, чтобы пожать руку подошедшему мужчине. А тот уже устраивался со своим глинтвейном за столик. «Не спросив разрешения», — с раздражением подумал вдруг Миха. В такой популярности была обратная сторона. С твоим личным пространством никто на хрен не считается.

— А я снова к вам на школу через две недели записался! — обрадовал Михаила его собеседник.

— Ну здорово! — лучезарно и фальшиво улыбнулся Михаил. Он напрочь не помнил, кто это — но судя по словам, это один из его учеников, скорее всего, по одной из снежных школ — так называли групповые тренинги по совершенствованию техники катания. А «ученик», прихлебывая глинтвейн, увлеченно расписывал свои успехи, планы и все прочее про себя любимого. А Михаил прихлебывал безо всякого удовольствия кофе, кивал и думал о том, что этот человек ему напоминает Владимира. Нет, конечно, и в помине не было сейчас в общении этого откровенного хамского барства, собеседник Миши демонстрировал и словами, и поведением уважение к своему, как ни крути, наставнику. Бывшему и будущему. Но все равно — порода одинаковая. Белые столичные сагибы, хозяева жизни, которые уверены, что солнце встает ради них. И снег выпадает тоже для них. И горы появились из-за них. И вообще — все для них.

— Извините, я, наверное, совсем заболтал вас.

— Ничего страшного, — снова фальшиво улыбнулся и соврал Миша. — Но мне уже пора.

— Девятый нарасхват, — понимающе усмехнулся его собеседник. — Ну что ж, не смею задерживать. Увидимся через две недели, Михаил!

— Обязательно.

И день снова покатился, понесся, полетел — люди, встречи, снег, снаряга, объяснения, шутки, еще чашка кофе, и снова — люди, снова снег, слова и улыбки.