Айдар Павлов - Русалочка
- Папа, ты хотел бы, чтобы я жила с Володей? - спросила она.
С трудом подавив изумление, Александр Николаевич ответил:
- Радость моя... Я... Я должен подумать. – Александр Николаевич неестественно улыбнулся и посмотрел в лицо очумевшей девочке широко открытыми глазами (он всегда носил очки с затемненными стеклами, поэтому мог преспокойно, глядя в лицо кому угодно, говорить что угодно, - его собственные глаза были надежно защищены коричневой дымкой на окулярах). - Дай мне время, я обязательно... подумаю.
Кристине в голову не пришло, что думать всё равно придется матери.
Спустя пару часов по дороге на работу родители всерьез обсуждали перспективу совместной жизни несовершеннолетнего ребенка с бездельником Вовой. Повернув к жене каменное лицо, Александр Николаевич сообщил:
- Знаешь, что мне заявила Кристина?
- Чего еще? - насторожилась Ирина Михайловна (когда она видела на лице мужа эту каменную маску за дымкой очков, ее нервы натягивались: сейчас прольется чья-то грязь...)
- Хочу ли я, чтобы этот шкодарь с ней спал?
- Еще чего! - обалдела мать.
Папа натянуто засмеялся:
- Вот и я говорю... Похоже, у них все на мази.
- Ты с ума сошел?!
- Ира, я такие вещи в два счета просекаю. С этим надо кончать. Тридцатилетнее мудило спит с нашим ребенком, а мы делаем вид, что...
- Саша! - Ирине Михайловне хватило. Материнское сердце обливалось кровью.
- Я позвоню Лёле, пусть тряхнет его как следует.
- Не надо. Я сама с ним поговорю. И сделаю это прямо сейчас. – Решила Ирина Михайловна. – Ты представляешь, где его театр?
- Догадываюсь.
Александр Николаевич круто развернул машину, сменив курс с Васильевского острова на Петроградку, важно прикурил и громко щелкнул крышкой зажигалки, его губы, плавно переходившие в острую бородку Мефистофеля, сложились в зловещую гримасу, не предвещавшую шкодарю ничего хорошего. «Вольво» мчалось в направлении театра «Эхо».
Отец Кристины имел талант неформального лидера. Он становился “черным кардиналом” любой компании, особенно если компания замышляла что-то экстраординарное и бесполезное. Александр Николаевич по памяти цитировал О’Генри, знал сотни анекдотов и ходячих скабрезностей, имел достаточно обаяния, чтобы произвести впечатление, денег, чтобы стильно одеваться, и вкуса, чтобы украшать шею яркими декоративными платками, заправляя их под воротник толстой рубашки. Среди многочисленных функций, которые он выполнял при жене, была функция ее водителя (Ирина Михайловна могла самостоятельно летать по шоссе на ракетообразных ста девяносто, не пропуская вперед ни одного бандита, однако предпочитала, чтобы за рулем находился мужчина).
Театр «Эхо» нашелся быстро - на Каменноостровском проспекте, рядом с телевидением. Родители Кристины угодили на репетицию. Небольшой зал был практически пуст. Соорентировавшись, Ирина Михайловна оставила мужа в машине, королевской поступью вошла в театр, словно в свой магазин, и направилась к сцене. Вова находился в окружении Офелии, Лаэрта и главного режиссера. На нем был костюм Гамлета, так что гадать, кто есть кто, гостье не пришлось.
- А я, - произносил Гамлет, -
Тупой и вялодушный дурень, мямлю,
Как ротозей, свою заклавший клятву,
И ничего сказать не в силах, даже
За короля, чья жизнь и достоянье
Так гнусно сгублены.
Подойдя к сцене, Ирина Михайловна уставилась на датского принца неподвижным взглядом.
- Или я трус? – продолжал Гамлет. -
Кто скажет мне: подлец? Пробьет башку?
Клок вырвет бороды, швырнет в лицо?
Потянет за нос? Ложь забьет мне в глотку?
Вова направил ответный взгляд на бесцеремонную даму:
- Быть может вы?! –
Ей богу, я снесу, ведь у меня
И печень голубиная - нет желчи,
Чтоб огорчаться злом…
Дождавшись окончания монолога, загадочная дама заоплодировала.
- Прошу прощения, - вмешался режиссер. – С кем имеем честь…
- О, это совсем не честь, - ответила Ирина Михайловна, небрежно отмахнувшись от режиссера. - Вова, приготовься к очень неприятному разговору.
- Прямо здесь?! – ошалел Вова.
- Если хочешь, пойдем выйдем.
- Хочу. Хочу выйти. – Вова спрыгнул со сцены. – Простите нас, мы на пять минут.
- Хорошо, перекур, – согласился режиссер.
Они дошли до гримерной комнаты и остановились в коридоре.
- Я говорила тебе, сколько лет Кристине? - Крылья носа Ирины Михайловны приподнялись, как у хищницы.
- Говорили, - ответил Вова.
- А сколько лет тебе?
- Много.
- Вы спите вместе?
Вова глупо пожал плечами.
- Ты не знаешь, спите вы вместе или нет? - наехала мать.
- Знаю, - кивнул Вова.
- Ты считаешь, это в порядке вещей?
- Я ничего не считаю.
- А я считаю. - Пальцы Ирины Михайловны разомкнулись, указательный ноготь забарабанил по груди датского принца: - Теперь я хочу, чтоб и ты подсчитал: ты уже попадаешь под сто тридцать четвертую статью уголовного кодекса.
Володя поднял пришибленный взгляд. Нет, он не подозревал, что «попадает».
- Ты попал, - продолжала Ирина Михайловна. - Ты вступил в половую связь с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста. Знаешь, чем это пахнет?
- Нет.
- До четырех лет. - Мамаша показала ему веер из четырех пальцев. - Я это говорю тебе как юрист, а не как мать.
Надо отдать должное, она объяснялась хладнокровно и отстранено, и если б не крылья носа, грозно взлетавшие в начале каждого заявления, мы бы с трудом догадались, на чьей она стороне.
- Что четырех лет? - Володя впал в режим торможения.
- Я посадить тебя могу, придурок! Или ты влетишь у меня на десять тысяч баксов. У тебя есть десять тонн?!
- Нет, десяти тонн у меня нет, сажайте.
Вопрос вдруг показался Вове решенным и закрытым. Выдержав паузу инквизитора, Ирина Михайловна ухмыльнулась:
- А теперь я скажу тебе, как мать. Я не буду тебя сажать, не буду трясти. Меня ты больше вообще не увидишь, Гамлет. Знаешь, что тебе светит? Если только пойдут слухи, что ты опять дуришь девочке голову, я поговорю с ребятами из службы безопасности. Поверь мне, Вовик, я пока никого не обманывала, эти ребята умеют так убеждать, что тебя после них ни один театр не возьмет.
Выпустив пар, Ирина Михайловна торжественно замолчала. Вова смутно сознавал детали неприятного разговора. Общий смысл понял: это всё, конец, исчезни, - но вот, что требуется от него в данную минуту - темный лес.
- Это все? - спросил он после паузы.
- Значит так, я о тебе больше ничего не слышу. Я тебя не знаю. Я тебя не вижу. С Кристиной - то же самое. Ты о ней забыл.
