Стелла Бэгуэлл - Младшая дочь короля
Четыре дня спустя, в семейной гостиной дворца Стэнбери, Доминик объявила, что намерена съездить на место катастрофы.
— Доминик, — спокойно возразила ей королева Джозефина, — полиция делает все, что может. Твое вмешательство только осложнит их работу.
Доминик бросила на мать негодующий взгляд. Порой безупречное самообладание королевы раздражало ее. Одно дело — не терять лица на публике; другое — в кругу семьи, когда можно оставить притворство и стать самой собой!
Ее родители прожили в браке тридцать три года и произвели на свет троих детей. Однако, общаясь с матерью, Доминик порой спрашивала себя: что их связало? Разумеется, кроме династических соображений.
Вот и сейчас, глядя на четкий профиль матери, обращенный к горящему камину, Доминик не знала, какие чувства скрываются за этим холодно-безупречным фасадом. Оплакивает ли королева потерянную любовь или просто принимает как должное, что король погиб и ее долг — жить дальше без него?
— О какой работе ты говоришь, мама? Прошла неделя, а они так и не выяснили, что случилось с отцом, не нашли даже его тело!
— Думаешь, ты найдешь? — подал голос из другого конца комнаты Николас.
Доминик закатила глаза к высокому лепному потолку.
— Я и не говорила, что найду. Сказала только, что хочу своими глазами увидеть место, где мой отец расстался с жизнью.
— А я — нет, — заметила Ребекка, сидевшая рядом. — У меня от одной мысли об этом мурашки по коже бегут.
— Я согласен с Ребеккой. Это зрелище не для слабонервных.
Эти слова принадлежали Джеку Стэнбери. Высокий, широкоплечий, темноволосый мужчина лет тридцати, он был вторым сыном Эдуарда и прибыл в то же утро, что и его отец, вскоре после катастрофы. Собственно, именно он, проезжая мимо на машине, первым заметил следы аварии и сообщил об этом в полицию.
Доминик совсем не знала ни дядюшки Эдуарда, ни его сыновей и не представляла, что и думать об их неожиданном появлении — тем более в самый день катастрофы! Но Джозефина приняла их радушно и устроила в дворцовых покоях. Доминик ничего не оставалось, как держать свои сомнения при себе, а внешне подлаживаться под сердечный тон матери и привечать новоявленных родственников как членов семьи. Николас и Изабелла, кажется, тоже поладили с американскими кузенами.
— У меня крепкие нервы, — резче, чем собиралась, ответила Доминик. — Я способна выдержать потрясение.
Маркус, поднявшись с дивана с высокой спинкой, вышел на середину комнаты и приблизился к Доминик. Он заглянул в жилые покои, чтобы обсудить с Николасом торговое соглашение с иностранной державой, однако задержался, когда разговор перешел на катастрофу.
Последние несколько минут он напряженно следил за тем, как Доминик беспокойно меряет шагами комнату. Одета она была с обычной своей элегантностью — розовый свитер без рукавов и голубовато-серая юбка. На шее — нитка жемчуга, на правой руке — кольцо с бриллиантами. Доминик была прекрасна, как всегда, и все же Маркус с тревогой ощущал в ней какое-то подавленное напряжение. Судя по всему, младшая дочь короля тяжелее всех переживала его исчезновение, и это его беспокоило больше, чем он мог признаться даже самому себе.
— Доминик, — заговорил он, — если вы так хотите туда поехать, я вас отвезу. У меня самого остались непроясненные вопросы — возможно, я смогу решить их на месте.
Благодарная за поддержку, она с облегчением взглянула на него.
— Не хотелось бы затруднять вас, Маркус, но, если вы действительно хотите ехать, я с вами.
Он улыбнулся, затем взглянул на часы:
— С вашего позволения, зайду домой и переоденусь. Встретимся во дворе через четверть часа.
Десять минут спустя Доминик, вполне готовая, уже стояла на заднем дворе замка. Когда подъехал Маркус на своем маленьком «MGB», Доминик не стала ждать, пока он выйдет и откроет дверцу, а села в машину сама, приветствовав его широкой благодарной улыбкой.
— Вы не представляете, как меня выручили! — заговорила она, застегивая ремень безопасности. — Я чувствовала, что еще немного — и взорвусь!
Маркус завел мотор, и обтекаемая спортивная машина покатила по дороге, ведущей в Старый Стэнбери.
— Николас говорит, что уже несколько дней вы не выходили из дворца, — заметил он.
Она устало вздохнула.
— Верно. И по горло сыта родным домом. — Она поморщилась. — Не то чтобы я не любила дом, но так долго прожила в университетском кампусе, что успела отвыкнуть от здешних стеснений. От того, что все время рядом слуги, да и родные следят за каждым твоим шагом. Даже Прю меня раздражает!
— У всех нас натянуты нервы, и это естественно. Ваша мать, кажется, старается просто ни о чем не думать.
Доминик нахмурилась:
— Порой она кажется такой бесчувственной, что мне просто кричать хочется.
Он мягко улыбнулся.
— Вашей матери с детства внушали: она должна быть сильной. Что бы ни случилось.
— Может быть, — вздохнула она. — Но, мне кажется, жителям Эдембурга приятно было бы видеть, что их королева — тоже человек, что и она умеет горевать и плакать, как все люди.
Он повернул голову и, выгнув бровь, с любопытством взглянул на нее.
— Вам самой этого хочется, правда?
На мгновение Доминик задумалась.
— Не знаю. Знаю одно: если бы я была замужем за человеком тридцать три года и родила от него троих детей, а потом он бы погиб, у меня бы сердце разрывалось от горя.
Да, Маркус давно заметил, что Доминик совсем не похожа на мать. Джозефина — женщина с холодным умом и стальной волей; в Доминик же главное — горячее сердце. Что-то подсказывало ему: если она полюбит, то отдаст себя любимому всю, без остатка — и навсегда.
— Быть может, Джозефина просто искусно скрывает свои чувства. Многие из нас так делают.
Взгляд на Маркуса вдруг напомнил Доминик, что в британских машинах удивительно тесные салоны. Между ее и его плечом и руки не просунешь; и, хотя крыша поднята и день нынче пасмурный, она ясно различает у него на лице и крошечные поры, и легкую тень щетины. Сегодня на нем были брюки цвета хаки и бледно-желтая «оксфордская» рубашка. Из-под закатанных рукавов видна кудрявая поросль темных волосков. Но воротник не расстегнут... и, к собственному ужасу, Доминик поняла, что очень об этом жалеет!
— Вы тоже скрывали свои чувства во время развода? Даже от родных? — спросила она.
Дорога стала узкой и извилистой. Маркус сбросил газ и уже не отрывал глаз от дороги.
— Моя семья теперь состоит только из отца. Братьев или сестер, если вы помните, у меня нет. Мать умерла два года назад — осложнение при диабете. Во время развода отец был не в том состоянии, чтобы возиться еще и с моими проблемами, и мне приходилось почти все от него скрывать. Слава богу, теперь нам обоим немного полегчало.
