Наталья Нестерова - Точки над Ё
– Не обращай внимания, – ответила я.
Разговаривать с девочкой было невозможно. Костя помотал головой – «Нельзя тут болтать». Мы не просто помешали бы очередной передаче, мы сорвали бы её окончательно. С другой стороны, просить ребёнка: «Перезвони мне по другому номеру»... – я же не детский психолог на телефоне доверия.
– Настя, ты выиграла книгу, приезжай получать, мы с тобой встретимся, договорим.
– Сказки? – насмешливо переспросил умный ребёнок. – У меня их полно, до школы читала.
– Я тебе подарю другую книгу, отличную. Сама выйду к тебе. Знаешь, я боюсь встречаться с детьми, которые звонят на передачу...
– Семь вечера, пятница, седьмого ноября, – выхватил у меня трубку Костя.
Диктуя Насте адрес, он жестами извинялся перед коллегой – «Такая петрушка, бывает, не обессудь...»
Мы шли по коридору. Костя быстро говорил:
– Убегаю, горю. Премьера в театре. Вот тебе билет. Не встречу, сама найдёшь место в первом ряду. Кретины, остолопы, шаромыжники, деньги получают, а микрофоны выставляют как придурки, техника времен первой Отечественной, от французов осталась, звук плоский...
– У тебя премьера, я и не знала...
– Никто не знает чернорабочих, которые за сценой пыхтят. Оставили эту тему. Сейчас ты будешь общаться с Сенькой. Идея моя на книжки тебя бросить, исполнение полностью его. У Сеньки нюх на деньги как у тренированных собак на наркотики. Молчи! Не перебивай! Времени нет. Первое, требуй зачисления в штат. Ты сейчас безработная, на тебе ездят как на...
– Дуре? У этого слова тоже интересная этимология...
– Потом расскажешь. Первое – запись в трудовую книжку. Второе – ставка. Проси нормальные деньги – на два умножь свой нынешний гонорар и дави на Сеню. За твой голос надо приплачивать. Пока! Упрись рогом.
«Рог» – одно из любимых слов Кости. Употребляет его во многих словосочетаниях: рогом в землю – и пахать; рогом в небо – и плевать; упереться рогом, рог ему в селезёнку, обломал рога, пошли рога винтом, рога скисли от такой пошлятины... Вряд ли Костя использовал бы «рога», будь женат. В его представлении виртуальный «рог» – нечто вроде антенны, приёмо-передающей настроение, и одновременно – боевое оружие, плюс рабочий инструмент, плюс символ ликования – «Тут я рога веером растопырил». Благодаря таким людям, как Костя, появляются и гуляют по свету новые идиоматические выражения, в которых слово приобретает значение, отличное от словарного. Раньше я задавалась вопросом, кто же первым сказал, например, «зарубить на носу»? «Рубить» и «нос» – слова, семантически не сочетаемые. Теперь я знаю, что фразеологизмы рождают люди, далёкие от филологии, ничего не смыслящие в частях речи, в падежных окончаниях и отглагольных существительных. Эти люди имеют лингвистический слух, вроде музыкального, только вместо семи нот – тысячи слов. Люди вроде Кости.
Возвращаясь к его «рогам», должна признать, что в значении: целеустремлённость, способность крушить препятствия, добиваться цели, превосходя чужую волю, – рога у меня отсутствуют. Не выросли.
Что же касается голоса, то он у меня необычный – высокий, с детскими обертонами, не мутировавший по ходу взросления. Мой голос не уникальный, такой изредка, но встречается у женщин. И до старости по телефону их спрашивают: «А взрослые дома есть?»
Когда я, трясясь осиновым листом, пришла на прослушивание, продюсер Сеня и звукорежиссёр Костя попросили меня что-нибудь из русского поведать. Я рассказала про чередование гласных в корне.
– В этом что-то есть, – размышлял Костя.
– Думаешь? – спросил Сеня. – Пискля при умных речах?
Они говорили обо мне, не обращая внимания на моё присутствие, как о вещи, которую им принесли на примерку.
– Рискнём, – принял решение Костя. – Голос-то нежный, душевный.
– Обязателен интерактив, – сомневался Сеня.
– Делов-то, попросим знакомых: пусть велят своим детям послушать, заранее ответы подскажем.
Потом они повернулись ко мне, сказали, что берут на несколько пилотных, то есть пробных, программ, объяснили, что за передача требуется. Для меня это была не просто мечта. О подобном я и грезить боялась, проглотила их полухамское поведение, не подавилась. Костя, добрая душа, взялся вести мои передачи.
После второй или третьей, когда я выползла из студии трепещущая от волнения, правда, уже несколько поднаторевшая, он сказал:
– Пропадают вздохи, но это неизбежно.
– Чего-чего? – не поняла я.
– Когда ты волнуешься, то подхватываешь воздух в неожиданных местах фразы. Вкупе с твоим голосом это создаёт потрясающий эффект. Услада!
– Для специалиста по звуку или для детей? – уточнила я.
– Для тех, кто имеет уши. Ася, у тебя мощный старт. Рейтинги ракетные, звонков больше, чем в коммуналке.
Под «коммуналкой» он имел в виду передачи, в которых чиновники объясняли, почему плата за жильё растёт с вечера на утро.
Продюсер Сеня, для простых смертных Семён Викторович, встретил меня осуждающим покачиванием головы:
– Что же вы, Ася? Четыре с половиной минуты перебора.
«Во время которых народ сделал звук погромче, – подумала я. – И капризное божество твое – рейтинг – подскочил».
– Извините, Семён Викторович, но вы ведь сами слышали, оборвать ребёнка на полуслове было невозможно.
– На первый раз прощаю, устное замечание без штрафных санкций. А может, нам запустить программку вроде телефона доверия? Звонят психи, выворачивают душу, им в прямом эфире советуют, как крышу на место поставить? Идея не нова, – рассуждал он вслух, – но нужен ведущий большого публичного авторитета. Ты не подходишь. Мы на «ты» переходили? – осёкся продюсер.
– Не переходили.
– Тогда извините. Ася! С риском для финансов и рейтингов я хочу предложить вам...
И он рассказал о передаче про книжные новинки, на которую хотят меня поставить. Потом, предваряя мои просьбы, то есть те требования, о которых говорил Костя, Семён Викторович поплакался на экономический кризис. В газетах, на телевидении и радио сокращения, урезания зарплаты. Скоро по улицам нашего города будут бродить толпы безработных журналистов. Взять меня в штат, когда других увольняют, в данной ситуации непорядочно и платить по высшей ставке невозможно. Я кивала, потому что это было правдой – и кризис, и сокращения. Хотя осознавала, что есть две правды: одна – для наёмных работников, другая – для владельцев.
Я даже могла бы дать определение каждому этапу обработки меня продюсером. Вот сейчас он надавил на сострадание, теперь жмёт на интеллигентскую благородность, вот радуется ответной реакции, вот цинично минусует гонорар. Мне было неловко и стыдно за продюсера и жалко его – неужели две-три тысячи рублей, при его доходах, стоят подобных усилий? Стыд и жалость – гремучая смесь эмоций, которая действует на меня парализующе. Правда, раньше такое случалось только на рынке. Вижу, понимаю, что торговец азартно обманывает меня. Для продавца эти лишние ворованные рубли – как орден на грудь. И мне становится стыдно и неловко, я покорно переплачиваю. Если человеку хочется ордена, пусть получит.
