Бетти Махмуди - Пленница былой любви
– Откуда ты? – неожиданно спросила она на ломаном английском языке.
Я растерялась и даже испугалась, а потом с недоверием спросила:
– Почему вы спрашиваете?
– Потому что знаю, что ты иностранка. Отчаяние развязало мне язык, и я разразилась потоком слов. Я не задумывалась над тем, кто она: друг или враг.
– Меня держат под замком в этом доме, – торопливо говорила я. – У меня забрали дочку, а меня закрыли в этом доме. Прошу вас, помогите мне.
– Я сочувствую тебе, – ответила она. – Я сделаю все, что смогу.
Но что же она может сделать? Замужняя женщина в Иране, по существу, была немногим свободнее меня. Потом, однако, мне пришла в голову мысль.
– Я бы хотела послать письмо своим близким, – обратилась я к ней.
– Хорошо. Напиши. Я перейду улицу, и ты бросишь его.
Я молниеносно написала письмо, которое, я уверена, было нескладным и весьма непоследовательным. Как сумела, я описала события и предупредила маму с папой, чтобы не тревожили посольство или Департамент штата, пока я не найду Махтаб. Я написала, что очень их люблю. Слезы заливали страницу.
Я снова сняла оконную раму и с конвертом в руке застыла в ожидании. Прохожих было немного, однако я не была уверена, удастся ли мне узнать среди других закрытых чадрой женщин ту, что обещала помочь. Я пыталась уловить какой-либо подаваемый мне знак.
По улице быстро шла женщина, одетая в черное манто и русари, как бы погруженная в свои ежедневные проблемы. Но когда она приблизилась ко мне, то посмотрела вверх и едва заметно кивнула головой. Письмо выскользнуло у меня из руки и полетело на тротуар, как опадающий лист. Моя новая союзница тотчас подняла его и спрятала под манто, не меняя даже темпа.
Я никогда больше ее не встречала, хотя проводила на балконе много времени в надежде, что снова увижу ее. Вероятно, она не хотела больше вступать со мной в контакт.
Как я и надеялась, мое участие в молитвах несколько смягчило Муди. В награду он принес мне издаваемую на английском языке газету «Хаян». Все статьи были иранской пропагандой, но я наконец могла читать на своем родном языке что-то большее, чем религиозные книги или словарь. А кроме того, сейчас я могла понять, в каком времени нахожусь, я знала число. Трудно мне было поверить, что я пребывала в этой изоляции всего лишь полторы недели.
Появление газеты внесло и некоторую перемену в отношении Муди ко мне. Домой он приходил теперь каждый вечер, принося мне «Хаян», а иногда и какие-нибудь сладости.
– Клубника, – сообщил он, вернувшись как-то под вечер.
Я знала, что она дорогая и ее трудно достать.
Прошел почти год, как последний раз я лакомилась этими душистыми ягодами. Они здесь были мелкие и сухие, да и на вкус не лучшие, но тогда они показались мне необыкновенно вкусными. Я проглотила три ягодки и не без усилия сдержалась, чтобы не съесть еще.
– Отнеси ее Махтаб, – попросила я.
– Хорошо, – согласился он.
Временами он был относительно спокойным и даже расположен к разговору, а порой держался на расстоянии и возбуждал во мне страх. И хотя я постоянно спрашивала у него о Махтаб, он оставался глух к моим вопросам.
Мрачные дни сменяли друг друга…
Однажды среди ночи нас разбудил звонок у входной двери. Всегда готовый к защите от преследовавших его демонов, Муди вскочил с постели и подбежал к окну. Пробудившись от тяжелого сна, я услышала голос Мостафы, третьего сына Баба Наджи и Амми Бозорг.
– Что случилось? – спросила я, когда Муди вернулся в спальню и стал торопливо одеваться.
– Заболела Махтаб, – ответил он. – Я должен ехать.
Сердце у меня тревожно забилось.
– Позволь мне поехать с тобой! – умоляла я.
– Нет, ты останешься здесь.
– Прошу тебя, привези ее домой.
– Нет, я никогда ее сюда не привезу.
Когда он шел к двери, я выскочила из постели и побежала за ним, готовая мчаться по улицам Тегерана в ночной сорочке, чтобы только очутиться рядом с моей девочкой.
Муди оттолкнул меня и закрыл дверь на ключ. Я была в близком к панике состоянии. Махтаб больна! Моя дочурка так больна, что пришлось среди ночи послать Мостафу за Муди. Отвезет ли он ее в больницу? Неужели она так серьезно больна? Что это за болезнь? «Моя девочка! Моя девочка! Боже, помоги нам!» – рыдала я.
В течение этой бесконечной ночи, проведенной в слезах и отчаянии, я пыталась проанализировать новую информацию о Махтаб. Но почему Моста-фа?..
Потом я вспомнила, что ведь Мостафа и его жена Малюк живут через три дома от нас. Видимо, Муди это место показалось подходящим, чтобы спрятать Махтаб. Моя дочурка была знакома с ними и хорошо играла с их детьми. В конце концов, Малюк была несколько более доброжелательной и более симпатичной, чем остальные члены семьи. При мысли, что Махтаб у них, мне стало легче, но не настолько, чтобы успокоить мое исстрадавшееся сердце. Больше всего ребенку во время болезни нужна мать. Я предпринимала усилия, чтобы хоть мысленно передать ей мою любовь и принести облегчение. Я надеялась, молилась, чтобы она услышала меня, почувствовала мое беспокойство о ней.
На протяжении прошедших недель я считала, что мои горести достигли предела, но сейчас я поняла, что это не так. Время остановилось. Наконец начало светать, а я была в полном неведении. Утро тянулось еще медленнее. С каждым ударом мое сердце разрывалось, кричало от отчаяния: Махтаб! Махтаб! Я не могла есть, не могла спать.
Делать я тоже ничего не могла.
Перед глазами стояла моя бедная девочка, испуганная, брошенная, в больничной кровати.
Тревожная и мучительная вторая половина дня превратилась в бесконечность. Это был, пожалуй, самый длинный день моего заключения.
Вдруг меня охватила ярость. Я вскочила с постели, выглянула в окно спальни, и на соседнем дворе увидела женщину. Это была служанка, старая женщина в чадре. Она наклонялась над бассейном декоративного фонтана, чтобы помыть одной рукой посуду. Я видела ее за этой работой уже не раз, но мы никогда не разговаривали.
Я молниеносно приняла решение. Я убегу из этой тюрьмы, доберусь до дома Мостафы и спасу моего ребенка. Слишком ошеломленная, чтобы мыслить логично, я не задумывалась о последствиях. Что бы ни произошло, я должна немедленно увидеть мою девочку!
На выходящем во двор окне не было решетки. Я подвинула к нему стул, встала на него и прошла по подоконнику, ища узкий выступ, который выходил на пять сантиметров от внешней стены дома.
Стоя на выступе, судорожно сжимая руки на раме окна, я была только в шаге от крыши одноэтажного дома, находящегося рядом.
Я повернула голову и позвала:
– Ханум!
Старая женщина быстро повернулась ко мне.
