Тадеуш Доленга-Мостович - Знахарь
После очередного выступления адвоката Маклая суд удалился на совещание.
Спустя полчаса, уже поздним вечером, огласили приговор.
Антония Косибу приговорили к трем годам лишения свободы.
Прокурор Згерский принимал в кулуарах поздравления от своих близких и знакомых. Знахаря арестовали прямо в зале суда и отправили в тюрьму. Адвокат объявил о подаче апелляции.
Известие о приговоре и аресте Антония Косибы привезли мужики, возвратившиеся из Вильно. В первые минуты этому никто не хотел верить, а Марыся даже рассмеялась.
— Нет, люди! Вы что-то перепутали! Это совершенно невозможно!
— Может, на три месяца? — подсказал Василь.
— Нет, на три года, — стояли на своем мужики. — Уж очень страшно прокурор на него нападал.
И они пересказали, как сумели, ход процесса.
— Господи, помилуй, — воскликнул старый Прокоп. — Выходит, что тот, кто покалечил их, чуть не убил, осужден на два года, а тот, кто спасал, — на три. Как это так?
— Ну да, так получается…
Марыся расплакалась. Она как раз в этот день встала, хотя кашель еще мучил ее.
— Что делать, пан Мельник, что делать? — обратилась она к Прокопу.
— Откуда же я могу знать?..
— Нужно ехать в Вильно, чтобы как-нибудь помочь ему.
— Как тут поможешь? Тюрьму не разрушишь.
Василь рассудительно заявил:
— Я, панна Марыся, скажу так: ничем тут помочь нельзя, пока не будет апелляции. Наверное, адвокат попался плохой. От адвокатов многое зависит. Значит, нужен другой. Теперь нужно узнать, кто там самый лучший, и ехать сразу к нему.
Предложение Василя все похвалили.
— А когда может быть апелляция?
— Это нескоро, — заметил один из мужиков. — Когда на меня завели дело за те сосны из Вицкунского леса, то апелляция пришла через четыре месяца.
— Это еще быстро! — заметил кто-то. — Иногда до года нужно ждать.
Всю ночь Марыся проплакала, а наутро собрала узелок. Вложила туда белье дяди Антония, кожушок, запас табака, колбасу и сало.
За этим занятием ее и застала Зоня.
— Что это? — спросила она. — Передачу для Антония готовишь?
— Да.
— А через кого пошлешь?
— Буду искать. Сюда часто заезжают люди, которые собираются ехать в Вильно.
Зоня задумалась, а потом вынула платок, развязала узел и достала две монеты по пять злотых.
— Возьми. Деньги пошли ему тоже.
— Какая ты добрая, Зоня! — сказала Марыся.
Но Зоня ощетинилась:
— Для одних добрая, для других злая. Ему даю, не тебе!
Марыся давно заметила, что Зоня недолюбливает ее, но примирительно сказала:
— Значит, за него спасибо тебе.
Зоня пожала плечами:
— Ты ему такой же сват или брат, как и я. Можешь не благодарить за него. Он сам скажет спасибо, когда вернется. И за это, и за то, что буду смотреть за его хозяйством, все сохраню, чтобы ничего не испортилось.
— Зачем тебе, Зоня, этим заниматься?
— А кто должен?
— Я.
— Ты?.. Почему это ты? Или думаешь, что три года будешь сидеть на шее моего тестя?..
Кровь бросилась в лицо Марысе.
— Почему три года? Дядю Антония после апелляции освободят.
— Либо да, либо нет. А он тебе никакой не дядя. Как же ты собираешься жить здесь?.. На что?..
Она увидела в глазах Марыси слезы и добавила:
— Ну, не плачь. Никто тебя отсюда не гонит. Крыши над головой хватит… А еды тоже. Я только так сказала, ради интереса. Не плачь, глупая.
Несмотря на такие заверения, Марыся уяснила свое положение. Действительно, когда не стало дяди Антония, она лишилась права оставаться здесь. Ей дали понять это без особой деликатности, вполне отчетливо.
И, услышав приглашение к обеду, она не сдвинулась с места. При мысли о том, что вся семья Мельников будет присматриваться к ней за столом, считать каждую ложку дарованной ей пищи и каждый кусок, поднесенный ко рту, ее начинала бить дрожь… Между собой они станут называть ее приблудой, дармоедкой до тех пор, пока не осмелятся сказать это вслух.
— Я должна уйти отсюда, должна… Только куда?..
Она знала от людей, что в магазине пани Шкопковой работает уже другая девушка. Во всей округе она не могла рассчитывать ни на какую работу. Никто же не знал, что она обручена с Лешеком, да никто бы и не поверил, даже если бы она решилась объявить об этом во всеуслышание. Зато все знали, особенно после катастрофы, что она встречалась с ним и вдвоем они ездили в лес. С такой репутацией нечего было рассчитывать получить место.
Нужно уйти… Но куда?
Она бросилась на кровать и залилась слезами. Марыся плакала над своей жестокой судьбой, над своей единственной большой любовью, которая не принесла ей ничего, кроме боли, стыда и несчастья…
— Лешек, Лешек, почему ты забыл обо мне! — повторяла, рыдая, Марыся.
— Эй, панна Марыся, обед! — раздался за окном голос Василя.
Она даже не шевельнулась, а минуту спустя он вошел в избу:
— Почему панна Марыся плачет?
— Не знаю, — ответила она, всхлипывая.
— Как так?.. Кто-нибудь обидел панну Марысю?.. Я прошу сказать мне!..
— Нет, нет…
— Тогда зачем плакать?.. Не нужно… Он беспомощно потоптался на месте и добавил:
— Когда панна Марыся плачет, я не могу этого видеть. Ну хватит… хватит. А может быть, кто-нибудь сказал что?
— Нет, нет…
Парень вдруг вспомнил, что недавно видел, как Зоня выходила из пристройки. Он вскипел от злости.
— Ну хорошо, — буркнул он и вышел.
Вся семья сидела за столом. Василь остановился на пороге кухни и спокойно спросил:
— Почему нет Марыси?
— Я звала ее, не знаю, почему она не пришла, — пожала плечами Ольга.
— Не знаешь?..
— Не знаю.
— А может Зоня знает?
Зоня повернулась спиной:
— Откуда я…
Василь взорвался:
— Так я знаю, черт бы тебя побрал!
— Что с тобой, Василь, что с тобой? — удивился старый Прокоп.
— А то, что она там плачет! Из-за кого еще она может плакать, как не из-за этой ведьмы? Что ты ей там наговорила?!
Зоня уперла руки в бока и воинственно подняла голову:
— Что хотела, то и наговорила. Понятно?!
— Тихо! — не выдержал Прокоп.
— Так чего он ко мне цепляется!.. Я ей ничего такого не сказала, а если даже сказала, так что?.. Она здесь из нашей милости, пусть не будет такой гордой.
— Не из твоей милости! — рявкнул, уже не владея собой, Василь.
— Так пусть идет на все четыре стороны! — заявила возбужденная Зоня.
— Она?.. — рассмеялся Василь, стараясь придать своему голосу злорадное выражение: — Она?.. Первой уйдешь ты. Еще неизвестно, не станет ли она большей хозяйкой, чем ты, вожжа!.. Не забывай, что отец уже старый, а потом я хозяин. Тебя я с удовольствием вышвырну на все четыре стороны. А захочешь мой хлеб есть, то будешь ей сапоги чистить!
