Светлана Полякова - Белый кот
Она отчего-то вспомнила холодную, равнодушную тетку в ЗАГСе, с высокой прической и большим животом, и подумала: если бы вместо этой тетки был священник, может, в самом деле все вышло бы по-другому? Но сейчас ей даже нравилось, что все так и случилось.
Потому что ее больше не волновал Панкратов. Перестал занимать ее воображение. И боль, причиненная им, утихла сама собой. Она даже пожелала ему мысленно счастья и простила. Отпуская, простила.
— Пойдем?
Он уже был перед входом в храм, и Женя тоже подошла, все еще немного побаиваясь.
«Чего я боюсь? — задала она самой себе вопрос. — Я же с ним рядом…»
И ответила самой себе: «Я боюсь, что нас не благословят». Она уже поняла, что для него это очень важно и — как ни странно! — для нее тоже. Если сейчас им не дадут благословения, придется расстаться. Разойтись в разные стороны. И как же она, Женя, сможет без него жить дальше?
Это открытие показалось ей еще более удивительным. Потому что, когда она ушла от Панкратова, была боль, была обида, но этого вопроса не было. Она просто не спрашивала себя, как она будет без Панкратова. Ни разу!
Она просто ждала, когда утихнет и боль, и горечь обиды. Но такой вопрос не возникал в голове!
«Господи, — попросила она, зажмурившись от страха, такой невероятной дерзостью казалась ей собственная просьба, — пожалуйста, благослови нас! Потому что я и сама не знаю, что со мной сейчас происходит, только если его в моей жизни не будет, я умру».
И так вдруг ясно ей стало и спокойно, как будто, решившись на эту дерзкую просьбу, она и сама все для себя решила…
Они вошли внутрь. Женя и раньше заходила в храмы, но больше просто так, из праздного любопытства, не отдавая себе отчета в важности и значимости происходящего.
Теперь все было по-другому.
Ей уже не казалось, что она здесь чужая… Хотя бы потому, что она впервые пришла сюда по делу.
Александр остановился перед одним из образов, слегка наклонив голову. Женя не рискнула подойти ближе, остановившись в отдалении, — в конце концов, она же не знает, о чем он сейчас просит!
Она просто смотрела на него, и сердце ее затопило нежностью, похожей на теплое молоко, зеленую траву и солнечные зайчики. Если все это смешать, вкус у Жениной нежности был бы именно таким.
Потом ей показалось, что луч солнца, с трудом пробившись в высокое окно, осветил его голову, сделал из седой серебряной, и Женя даже задохнулась, таким чудесным показалось ей это видение.
А потом она вдруг услышала внутри себя голос, повторивший несколько раз почему-то слова из старой песенки «Наутилуса». «Видишь, там, на горе, возвышается крест, под ним десяток солдат, повиси-ка на нем, а когда надоест — возвращайся назад, гулять по воде со Мной…»
Она поймала себя на том, что действительно стоит возле распятия и почему-то плачет, точно и в самом деле осознав, что все это очень важно понять, потому что без этого она никогда не пойдет по воде вместе с Александром, да и по земле будет ходить неправильно…
Ее жизнь показалась ей пустой, глупой и никчемной, да и сама Женя вдруг разделилась надвое. Одна, прежняя, Женя смотрела вслед новой Жене испуганно и спрашивала: «Куда ты?» И новая Женя, куда более сильная, отвечала ей, улыбаясь: «Прости, но мне очень надогулять по воде». И прежняя Женя пыталась ее, новую, остановить. «Это опасно, — говорила она. — Ты же наверняка утонешь… Ты что, этого не понимаешь? Все ведь в жизни уже устроено, надо жить по людским законам…» Но новая Женя уже не хотела жить по этим глупым законам. Она уже хотела по другим, Божьим, потому что только так она и сможет остаться рядом с этим человеком. И прежняя Женя, поняв, что все ее доводы будут отвергнуты, смирилась. Устало махнула рукой и пробормотала несусветную глупость: «Все из-за этого дурацкого белого кота». А Женя новая рассмеялась, потому что кот-то был тут явно ни при чем.
Или все-таки при чем?
Может быть, она просто пока не понимала?
Свечи вокруг успокаивали ее едва уловимым запахом. Она очнулась от собственных мыслей и тут же увидела Александра. Он разговаривал со священником, иногда оборачиваясь, точно боялся, что Женя сбежит.
Женя не могла услышать, о чем они разговаривают, но догадалась, что говорят о ней. Невольно покраснев, она поспешила снова отвернуться, но они уже шли к ней.
— Вот, отец Андрей, — сказал Александр, — это и есть моя невеста… Благословите, батюшка…
Отец Андрей посмотрел на Женю — и ей показалось, что этот человек сейчас все-все про нее понял и узнал. Самую ее душу — непостижимым образом — почувствовал. Ей даже пришло в голову, что он и про ее недавнее смятение знает!
— Хорошая у тебя невеста, — сказал он, мягко касаясь ее головы ладонью. Потом то же самое он сделал и с Александром. — Благословляю… Все ты правильно решил, а то так и будешь в одиночку со своими бесами бороться… И в конце концов они тебя могут осилить.
Женя почти ничего в их беседе не понимала и молчала. Она потом спросит у Александра. Потом — когда она решится об этом спросить.
— Когда венчаться собираетесь?
— Летом, — почему-то весьма решительно ответил Александр.
И она снова удивилась: откуда он взял эту уверенность, что надо венчаться именно летом?
А вдруг она не успеет развестись с Панкратовым к этому самому лету?
Но снова промолчала, потому что ей совсем не хотелось разрушать своими разговорами ту спокойную тишину, которая сейчас была в ее душе.
Точно кто-то провел по ее голове ладонью, стирая все плохие мысли.
Уже на выходе, не выдержав, она снова обернулась, чтобы посмотреть на распятие.
— Возвращайся назад, — почти явно услышала она тихий голос, — гулять по воде со Мной…
— Я… вернусь, — прошептала Женя одними губами, неслышно. — Я обязательно вернусь. Только немножко разберусь со своими… бесами и вернусь!
Она держала себя в руках до тех пор, пока этот парень не назвал имени Костика.
Костик… Каждый раз, когда она о нем думала, душа плакала, и все-таки, все-таки…
— Он гад, — прошептала Ирина. — Он просто гад… Я его ненавижу…
«Ненавижу.
Или — люблю? До сих пор?»
Он же принадлежал ей! Безраздельно принадлежал… Красивый мальчик с длинными ресницами. С мягкими руками…
Он был ее мальчик…
И еще был Стык… Она даже гордилась своей дружбой с ним — потому что ей нравилось, черт побери, когда все таращили глаза и говорили: «Да ты знаешь, Ирка, ведь он голубой…» А она презрительно смотрела на них, потому что, в конце концов, какая разница? «А вы все — серые», — говорила она.
