Элли и арфист - Прайор Хейзел

Эд попросился первым войти в амбар; ему не терпелось увидеть, как он преобразился.

Когда я предложила нарисовать арфы, он с восторгом подхватил эту идею.

Он так напоминал мне своего отца.

Я ходила по помещению, пытаясь запомнить, вобрать в себя все вокруг, и не зная, одобряю ли я эту новую версию моего сказочного места. Внутри амбара было аккуратно и чисто, но непривычно пусто.

Я спросила Джо, все ли в порядке, не упустила ли я что-нибудь.

Она сказала:

– Мне все нравится! – На мгновение мне показалось, что она собирается меня обнять, но она этого не сделала. Вместо этого она легонько похлопала меня по спине. – Молодец, Элли. И спасибо тебе. И, если уж на то пошло, я считаю, что ты приняла правильное решение.

– Насчет амбара? – спросила я.

– Насчет всего.

Насчет всего. Очевидно, это включало в себя решение уйти из жизни Дэна даже не попрощавшись. Несмотря на мои усилия и потраченные деньги, меня считали деструктивным элементом. Мне были больше не рады. Дэн стремился от меня избавиться. Джо ясно дала это понять. Это была горькая правда.

Солнце мерцает над лагуной, рисуя на поверхности воды тысячи золотых петель и изгибов. Я наблюдаю за этим с балкона виллы, в которой остановилась. Прежняя я непременно сочинила бы стихотворение, но теперь я могу только смотреть. Меня завораживают формы медового цвета, вечно разделяющиеся и соединяющиеся в яркие, беспокойные узоры. Над ними сверкает Венеция. Что-то в этих зданиях напоминает мне старинное кружево. Они так замысловаты в своем исполнении и так совершенны. Они горделиво стоят, накрахмаленные и подтянутые на фоне голубого неба, зато их перевернутые отражения – совсем другое дело: они небрежно переплетаются и покачиваются, неуверенные в себе.

Я живу в многолюдном городе, но остаюсь грустным, одиноким существом. Несмотря на то, что я каждый день сталкиваюсь с людьми, я не чувствую связи с остальным человечеством. Я почти ни с кем не разговариваю. Быть незаметной для меня – облегчение.

Этот пейзаж с палаццо, гондолами, мостами и колокольнями создает живописную обстановку, но их красота не находит во мне должного отклика. Я провожу дни, блуждая по бесчисленным извилистым улочкам. Я часто теряюсь, и мне все равно. Я мало ем: изредка панини [13] из бара или густой горячий шоколад для поддержания сил. Каждая мелочь – почистить утром зубы, одеться, даже дышать – требует огромных усилий. Себе я предрекаю только темное будущее. Пустое и лишенное смысла.

Стройная, загорелая женщина за стойкой регистрации с интересом смотрит на меня.

– Синьора Джейкобс всегда одна, только одна. Она ждет своего мужчину?

– Нет, – говорю я ей. – Нет никакого мужчины.

Она в ужасе вскидывает руки.

– Тогда она должна найти его здесь, в Италии. У нас здесь много замечательных мужчин!

– Так и есть, – соглашаюсь я.

Может, это и есть та самая возможность начать все с чистого листа. Может, я забуду свое прошлое в объятиях какого-нибудь итальянца. Кратчайшего пути к забвению – вот чего я жажду.

Моя прежняя жизнь никак не оставляет меня в покое. Воспоминания терзают. Образы в голове то всплывают, то снова исчезают: Клайв смотрит футбол, Клайв дарит мне украшения, Клайв целует меня в шею. Клайв с газетой, Клайв с бутылкой виски, Клайв с кочергой. Я все пытаюсь понять: любила ли я его когда-нибудь? Можно сказать, что да. Можно сказать, что и он меня любил. Никто из нас не сомневался в этом на протяжении долгих лет совместной жизни. Но теперь я вижу все в ином свете, в свете, окрашенном в жадный, мерцающий оранжевый свет. Я вижу другого Клайва. Он совсем не похож на того, кем я его считала. Все качества, которыми я восхищалась, оказались фальшивыми. Его бурная реакция на все подряд (которую я принимала за силу характера) оказалась проявлением обыкновенного детского эгоизма. Клайв нуждался во мне, но я никогда не нуждалась в нем. Отнюдь. В наших отношениях я была скалой, была опорой. Но это открытие не принесло мне радости. Скалы тяжелые. А камни легко тонут.

Гораздо больнее другие мысли. Мысли о моей арфе и арфисте, который запустил череду событий, приведших меня сюда. Чувства глубоки, эмоции зашкаливают. Слава богу, мне удалось отремонтировать его амбар! Это хоть немного смягчает мои страдания, но они ни на секунду не отпускают меня, я всегда погружена в темный овраг вины, боли и печали.

– Синьора Джейкобс найдет красивого итальянца и снова будет счастлива! – восклицает обеспокоенная администратор.

– Думаете, найдет? – Я избегаю ее взгляда. – Посмотрим.

53

Дэн

Томас делает глоток сидра.

– Итак, дружище: что с твоей личной жизнью?

Я отхлебываю из своего стакана.

– Ничего.

– Ничего? – хмурится он.

– Ничего, – подтверждаю я.

Он делает еще один глоток; сидр шумно булькает у него в горле.

– Косуля? – спрашивает он.

Я качаю головой.

– Элли Джей, эксмурская домохозяйка? – продолжает он.

Я снова качаю головой.

– Значит, она ушла?

– Ушла, – говорю я.

От нее не поступает никаких вестей. Я не знаю, что мне чувствовать или думать.

– Значит, тебя больше не посещают милые дамы?

Я признаю, что так оно и есть.

– Вот так поворот, прямо как в романе, приятель! – восклицает он.

Я спрашиваю, о каких романах он говорит.

– Книга Мрачного Отчаяния, – отвечает он, старательно подчеркивая каждое слово.

Некоторое время мы сидим и молча пьем, пока наши стаканы не пустеют.

– Ох, женщины! – говорит Томас, со вздохом встает, идет к бару и просит еще одну порцию сидра. Барменша с нарисованными бровями улыбается, а бармен с лоснящимся лицом говорит:

– Легко.

Томас приносит сидр и продолжает докладывать мне о последних ссорах с женой.

Мы с Томасом часто ведем такие разговоры.

По дороге в паб и обратно его собаки вылизывают мне шею.

Мне нужно срочно изготовить и продать арфы, чтобы оплатить счета и внести свой вклад в содержание Эда. Я работаю над четырьмя арфами одновременно. Моя сестра Джо сказала, что нам требуется больше рекламы. Она сделала много листовок с фотографиями арф, информацией о сайте и словами: «Хочешь арфу? Приезжай сюда!» Изначально она поставила в конце три восклицательных знака, но я сказал, что это уже перебор.

– Ты так считаешь? – удивилась она. – Ну, может, ты и прав. Чем меньше, тем лучше.

Я указал, что в ее словах есть противоречие в терминах, на самом деле меньше означает меньше, а лучше означает лучше. И, на мой взгляд, меньше трех восклицательных знаков – это было как раз то что нужно. И даже меньше двух. Один восклицательный знак – вот адекватное решение. Хотя я не уверен, что и он был нужен.

– Ладно, ладно, как хочешь, – пробурчала она.

Я благодарен за то, что вернулся сюда, и рад, что снова делаю арфы. Но для восклицательных знаков у меня нет настроения. Совершенно.

Я гуляю, делаю арфы, кормлю Финеса и ем бутерброды. Все как обычно. Теперь я не ем так много острого, и в моей жизни не так много разнообразия. Однако моя сестра Джо наведывается ко мне чаще, чем раньше. Она привозит рагу и суп и дает мне ценные указания касательно разных сфер жизни. Мой сын Эд по-прежнему навещает меня по субботам.

Работа над нашей арфой продвигается хорошо. Мы долго обсуждали, какой она будет, но теперь уже все решили. Мы выполним ее из орехового дерева, потому что Эду нравится зернистая структура древесины и цвет, который, по его словам, настолько темный, насколько необходимо. Я рассказываю ему об особом глубоком резонансе, который дает орех. Он говорит, что не любит есть грецкие орехи, потому что на вкус они как кирпичи, но он считает, что арфа из них получится хоть куда. Мы отправляемся на долгие прогулки в поисках мелких и гладких камешков, надеваем резиновые сапоги и вместе идем по руслу ручья.