Будоражащий (ЛП) - Виктория Джулиана

К моему ужасу, на этом все не заканчивается. Не то чтобы я ожидала этого. Хотя, конечно, это все же пожелания.

— Вы правы. Это не было беспричинным, ни с вашей стороны, ни с моей. В опубликованных записях о вашем состоянии здоровья указано, что ваша девушка была вашим лечащим врачом. И вдруг вы поменялись врачами и начали встречаться с ней. Все это выглядит очень неожиданно, ведь она только что переехала сюда. Может быть, это совпадение, что у нее и ее брата есть какая-то очень липкая история?

Мой желудок опустился до пальцев ног, мысли закружились, а к горлу подступила тошнота. Я была так сосредоточена на экране, что даже не услышала, как одна из врачей зашла выпить кофе, пока не оказалась рядом со мной, наблюдая за ходом конференции.

— Это не ваше дело. Больше никаких вопросов. Вы придумываете всякую чушь, и ни один из них не имеет под собой никакой основы.

Он выглядит разъяренным, искренне взбешенным. Я никогда не видела его таким злым, даже когда он оттаскивал Анте от меня в баре.

— Держите имя моей девушки подальше от своего рта и от своих дурацких выдуманных историй. Я безумно люблю Катарину Нарваэс и планирую сделать ее своей женой. Между нами нет ни шантажа, ни недоверия. Наша личная жизнь не для вашего удовольствия.

Он встает, чтобы уйти со сцены, и его агент провожает его.

Я замечаю, что Лука завис неподалеку, ожидая, когда он утащит его, но прежде чем он успевает уйти, репортер бросает бомбу на всех, и остальные репортеры стоят, перекрикивая друг друга, чтобы задать вопросы, щелкая фотографиями и записывая все происходящее. Казалось бы, спокойная обстановка пресс-конференции превратилась в какофонию чистого хаоса.

— Вау, настоящая любовь должна быть настоящей, если вы готовы иметь дело со всем этим багажом. Я имею в виду, какой ребенок будет прятаться в шкафу, пока его брат будет свидетелем того, как его собственный отец стреляет в голову его матери, а затем направляет пистолет на себя? Подобные вещи делают взрослых очень хреновыми, но я уверена, что настоящая любовь долговечна, и все такое.

Она говорит это, подчеркивая каждое слово еще большим ехидством, а ее лицо искажается в самодовольную, однобокую ухмылку.

Каждый кусочек моего прошлого и настоящего был выставлен на всеобщее обозрение, и я чувствую себя голой. Обнаженной и сырой.

Мысли крутятся в голове, грудь сжимается, и это стало последней каплей. Другая туфля, которую ждал Але. Я люблю его так сильно, что мне физически плохо от одной мысли о будущем без него, но если быть с ним означает, что моя жизнь всегда будет выставлена на всеобщее обозрение, наброшена стервятниками и разнесена по новостным каналам для осуждения всеми, кто ее увидит, я не могу этого сделать.

Я думаю о Касе. Он, должно быть, в шоке или в бешенстве. Не знаю точно, но это и его реальность, и во всем виновата я. Мне следовало просто оставаться кормильцем Але и держаться от него на расстоянии. Но теперь? Я втянула в это дело своего брата, и ничего хуже я придумать не могу.

Моя мать еще жива, и я не уверена, что она вообще смотрит новости, но если смотрит, то информация о ней скоро распространится, я уверена. Последнее, что ей нужно, — это чтобы репортеры стучали в двери дома, где она живет, нарушая ее покой и усложняя ее существование.

Я чувствую, как мое тело дрожит, знакомое ощущение паники нарастает внутри меня, и я испускаю крик, когда доктор Ребекка Чанг кладет руку мне на плечо, сжимает и смотрит на меня с беспокойством.

— Кэт, я думаю, тебе нужно отправиться домой. У тебя ведь осталось не так много дел, верно? — спрашивает она с беспокойством.

— Нет, я просто хотела зайти и проверить своих пациентов, которые все еще здесь, а потом я закончу в полночь, — говорю я ей, дыхание у меня неровное.

— Я проверю их за тебя, хорошо? Но тебе нужно домой, Кэт. Ты не можешь находиться здесь в таком состоянии. Это вредно для тебя и твоих пациентов, и ты это знаешь. И судя по тому, что я только что услышала, скоро тебе будет нелегко добраться до дома. Может, мне заказать для тебя попутку?

Я ценю ее заботу, она всегда была очень добра ко мне, но это неловкая ситуация. Тем более что недавно появились обвинения в законности моих отношений с Алессандро.

Глава 48

Катарина

Вторник, 16 января 2024 года

Я возвращаюсь домой в оцепенении — даже не знаю, как мне удалось добраться до своего этажа, когда я, спотыкаясь, вхожу в свою комнату. Я раздеваюсь донага, оставляя одежду в куче на полу, и переодеваюсь в пижаму. Я слишком измучена, чтобы принимать душ, хотя знаю, что должна. Все мои чувства онемели и в то же время обострились.

Я чувствую себя как провод под напряжением, гудящий от избытка электричества, которое некуда направить.

Я выключаю свет и забираюсь в постель под толстое одеяло. Грудь сжимается, когда я понимаю, что кровать все еще пахнет Але, когда он обнимал меня прошлой ночью, чтобы я уснула.

От этого я задыхаюсь, и рыдания сотрясают мое тело. Я едва слышу легкий стук в дверь, прежде чем чувствую, как Айяна проскальзывает за мной, окутывая меня надежными объятиями. Она держит меня, пока я плачу. Я плачу до тех пор, пока мне кажется, что я больше не могу плакать, а потом я плачу еще.

Мое лицо опухло, голос охрип, а кожа покрылась тонким слоем пота. Наконец мне удается разжать руки Айяны и подняться с кровати.

Я отправляюсь в ванную, чтобы привести себя в порядок, хочу почистить зубы и ополоснуть лицо холодной водой. Отражение, глядящее на меня сзади, я не узнаю.

Прошло много времени с тех пор, как у меня были такие дни. Сразу после того, как все случилось с нашими родителями, Кас надолго замолчал. Потребовались месяцы уговоров Лолы, прежде чем он наконец снова заговорил.

Он не хотел ни с кем общаться, его оценки в школе ухудшились, а в школьной хоккейной команде его поставили на испытательный срок за плохое поведение и драки со всеми, включая свою собственную команду. Наша бабушка отправила его к детскому психологу, а после того как увидела, как хорошо это на него подействовало, отправила к нему и меня. Я страдала от тревоги задолго до того, как все это произошло с нашими родителями, но после этого все стало намного хуже.

Терапия помогла нам обоим, но в итоге мне пришлось принимать лекарства от тревоги. Я принимаю его каждый день, и это изменило мою жизнь. Я больше не пытаюсь просто встать с постели из-за страха, что меня что-то заденет. У меня больше нет чувства постоянного страха или нависшей тревоги. У меня также есть лекарства от панических атак, которые я держу под рукой на случай подобных моментов, но я принимаю их только тогда, когда чувствую приближение приступа; это не повседневное явление.

Я уже смирилась с посещением психиатра, потому что нам с Касом поставили диагноз "синдром дефицита внимания и гиперактивности", когда нам было около двенадцати лет. Хотя я была более спокойной, нам обоим было трудно сосредоточиться, мы получали неприятности за то, что сбивались с темы на уроках, а учителя часто звонили домой и жаловались, что мы не обращаем внимания. Кас дрался с детьми, которые смеялись надо мной, говоря, что я просто "медлительная", и не понимая, что в моем мозгу мало химического вещества, которое определяет мою способность концентрироваться.

Конечно, в то время я тоже этого не понимала. Когда нам поставили диагноз и назначили стимулирующие препараты, все стало налаживаться. Наши оценки улучшились, способность концентрироваться на уроках повысилась, мы перестали отвлекать других учеников и наконец-то могли сидеть спокойно, не дрыгая ногами и не отскакивая от стен.

Я думаю, что терапевт смог так быстро повлиять на нас, потому что мы уже были знакомы с подобными кабинетами и не считали их пугающими.

Я давно не чувствовала себя так. Прошли годы с тех пор, как я испытывала такое постоянное беспокойство, и у меня не было полноценной панической атаки уже несколько месяцев, даже когда все пошло кувырком с Анте. Теперь я стою здесь, с опухшими глазами, заложенностью и болью после третьей панической атаки менее чем за неделю.