Простить и поверить (СИ) - Эн Вера

Она ласково провела пальцами по его свободной руке, потом подняла ее и прижалась к его ладони щекой. Дима почувствовал ее прикосновения, открыл ничего не понимающие глаза, посмотрел на Лену так, как будто не узнавал.

Хорошо же они вчера пообщались с Михаилом.

Лена улыбнулась и быстро поцеловала его в ладонь.

– Привет! – лукаво проговорила она и чуть подалась вперед. – Соня…

Димка пару раз моргнул, а потом вдруг резко сел и без единого слова впился губами в Ленины губы. Она сдавленно охнула – то ли от неожиданности, то ли от его напора – но тут же сама вцепилась в его плечи и жарко ответила на поцелуи.

Корнилов…

– Леночка!..

У нее перехватило дыхание от такого Димкиного голоса. Немного сонный, но уже жгучий, вибрирующий страстью, совершенно магнетический, и Лена ощутила, что теряет голову. Этот парень имел над ней какую-то колдовскую власть, но Лена больше не хотела от нее избавляться. Напротив, жаждала погрузиться в нее всей своей сущностью – и снова испытать то потрясающее наслаждение, что Дима дарил ей без всякой скупости.

– Димка… – шепнула она, прежде чем притиснуться близко-близко и покрыть короткими горячими поцелуями его шею: из-под уха – до самого плеча. Димка между тем с силой гладил ее спину и дышал все короче, а потом снова нашел Ленины губы своими и каким-то неуловимым движением проник руками ей под блузку и обжег ладонями кожу. Лена прогнулась, слишком сильно соскучившись по этим его прикосновениям, и запустила пальцы ему в волосы, притягивая к себе еще сильнее и не позволяя останавливаться.

Он обхватил ладонями ее талию, подтянул к себе на колени, не прекращая поцелуев, и Лена бедром ощутила его желание. Тут же вспомнила, как оно – когда Димка внутри, и задрожала в сладком предвкушении. Тоже спустила руки к поясу его джинсов, провела по нему многозначительно, задирая тонкий свитер, и ощутила сдавленный Димкин стон.

– Дим… – не зная, что хочет сказать, жалобно попросила Лена, и он, словно бы поняв все лучше нее, дернул ремень, освобождая ей путь для следующего шага. Лена зажмурилась, шалея от собственной смелости, и ткнулась носом Диме в ухо. – Где у тебя ключ? – перехваченным голосом спросила она. – Надо запереть дверь.

Он замер, да так откровенно, что Лена даже недоуменно отодвинулась. Что она такого сделала, чтобы глазеть теперь на нее, как на фею-крестную? Или Корнилов хочет сказать, что она все неправильно поняла?

– Черт, Ленка! – наконец выдохнул он. – Я же думал, ты мне снишься!

В его голосе было столько изумления, что Лена прыснула. Вот, значит, какие он видит сны? Что ж, ее это весьма устраивало.

– Тогда и ты мне снишься, – заявила она и потерлась щекой о его щеку. – А во сне мы можем делать все, что нам заблагорассудится.

Он несколько секунд смотрел на нее с таким недоверием, словно всерьез ожидал подвоха. Потом, не отводя взгляда, протянул куда-то в сторону руку и следом вручил Лене то, что она просила.

Лена вскочила и бросилась к двери.

Запирала осторожно, чтобы чересчур бдительный Кирилл не услышал и не озаботился ее действиями, решив, что его отцу угрожает опасность. Не скажешь же ему, что если Димке что-то и угрожало, то исключительно Ленина ненасытность. И он-то как раз отлично это понимал.

– Сумасшедшая! – только и выдохнул с восторгом Дима, когда Лена снова повернулась к нему. Глаза у него горели одной ей понятым огнем, и Лена, приблизившись, завороженно выдала:

– Я хочу тебя, Корнилов!

Дима сорвал дыхание. Даже не думал, что собственная фамилия в Ленкином исполнении может так накрыть. В мгновение ока из головы вылетели все посторонние мысли, и он притянул Лену к себе, обхватив ее лицо ладонями.

– Давай, Черемуха, это так сладко, когда против правил, – что-то совсем дебильное выговорил он, но Лена даже не поморщилась. В глазах у нее читалось то самое желание, которое она только что озвучила, и все остальное перестало иметь значение.

Они оба слишком изголодались друг по другу: то ли за пропущенные двенадцать лет, то ли за последние неполные сутки – и думать могли только о том, чтобы поскорее добраться до желанного тела, потрогать его, погладить, попробовать на вкус, обжечь жадные до ласок ладони, с силой стереть влагу с кожи, теряясь в дыхании, захлебываясь в поцелуях, ненавидя мешающуюся одежду, сходя с ума от близости, от запаха, от жара, от такой нужной отзывчивости. Эта отзывчивость придавала уверенность, уничтожала последние сомнения и толкала на самые отчаянные шаги. И Диме не надо было объяснять, чего именно она хочет; и Лена не стеснялась больше проявлять инициативу, зная, что ему это будет приятно. И никакого терпения не хватало, чтобы все делать красиво и правильно. Просто потому, что от этой близости зависело все на свете, и черная туча вожделения испепелит своими молниями, если не удовлетворить ее жажду обладания, и Лена, не в силах с ней бороться, сама забралась Димке на колени и приняла его в себя с длинным томным стоном, от которого у Димы помутнело в голове.

Он знал, что девчонкам как воздух нужна прелюдия, что без нее они не получают того удовольствие, дать которое Лене было для него жизненно необходимо, потому и тянул, как мог, подводя свою Черемуху к пику, прежде чем присвоить ее себе, как хотелось уже до какого-то умопомрачения. Но Ленка все решила за него, и эта ее жадная поспешность всколыхнула внутри совершенно дикие инстинкты, и Дима, стиснув ее бедра, почти с рыком принялся вбиваться внутрь, шалея от приглушенных Ленкиных вскриков и спаиваясь с ней каждой клеточкой своего тела. Она впивалась ногтями в его плечи и, кажется, оставляла болезненные следы ртом на шее, но она хотела его, и получала его, и он ее получал – всю, до самого сокровенного, до самого чувствительного и сладкого. И туча все-таки упала на них, но не задушила, а вспыхнула тысячами блаженных искр, а потом укутала в свою мягкую негу, вырвав из времени и оставив лишь вдвоем в своих объятиях и в объятиях друг друга.

Надо было отдышаться.

– И правда сладко, – преступно хрипло проговорила Лена Димке в шею. Он усмехнулся, чувствуя, что и у него напрочь пересохло горло. Где-то в тумбочке была бутылка минералки, припасенная на случай утреннего похмелья, но для того, чтобы ее достать, требовалось отодвинуться от Лены, а Дима не мог этого сделать. Ему надо было чувствовать кожей ее кожу и впитывать ее жар – еще хоть несколько минут, пока реальная жизнь не вступила в свои права и не разбила эту сумасшедшую близость с Черемухой. Близость, ради которой не страшно даже умереть от жажды.

– А ты надеялась подловить меня на вранье? – все же сумел выдавить он несколько слов. Лена мотнула головой и уткнулась обратно ему в шею. Кажется, тоже не хотела размыкать объятия. И это радовало до какой-то эйфории.

– Ты же никогда не обманывал меня, Дим, – чуть более спокойно припомнила Лена и с ощущаемой нежностью поцеловала его за ухом. У Димы начали затекать ноги, но какого черта? Пусть хоть вообще онемеют – Ленку он от себя не отпустит. – Но некоторая правда оказывается куда более яркой, чем я ожидала, – лукаво добавила она, и Дима расплылся в широкой глупой улыбке. Он никогда не жаловался на собственную состоятельность в постели, но получить признание в Черемухином удовлетворении было сродни главному призу во всей его интимной эпопее. Таким гордым он себя, кажется, никогда еще не чувствовал.

– Когда дело касается тебя, любая правда оказывается куда более яркой, чем я ожидал, – вернул он Лене комплимент и по раздавшемуся неловкому смешку понял, что смутил ее. Погладил ее по спине – узкой, гладкой, восхитительно нежной. Вряд ли Черемуха представляла, каким сокровищем на самом деле была. Несмотря на гонор, она всегда себя недооценивала. А исправить такое положение, кажется, было некому.

– Спасибо, – пробормотала она. – И за признание, и за то… что у нас только что было…

От ее голоса впору было самому покрыться краской.

– Это я должен сказать спасибо, Лен, – снова решил не оставаться в долгу Дима. – Я, честно говоря, уже начал забывать, какой это кайф – когда без оглядки. Но с тобой все как в юности. И от этого просто сносит крышу.