Эдера (СИ) - Гридасова В.
— Этот Давила недавно перенёс полную амнезию. Теперь он вроде бы оправился от болезни, но, представь себе, играет в художника.
— Я пока не поняла, куда ты клонишь, — заинтересованно спросила Мелоди.
— Такой тип мог бы стать лёгкой добычей. Тебе ничего не стоит увлечь его и вертеть им, как захочешь.
— И это говоришь мне ты? — изумилась Мелоди.
— Я не вижу в этом мальчишке серьёзного соперника, — улыбнулся Франц. — Но он владеет контрольным пакетом акций «Недвижимость Сатти». Ты вполне можешь уговорить его продать эти акции нам. Тогда твой Ральф сможет перекачивать в Италию все свои сомнительные деньги, прикрываясь безупречной репутацией фирмы Сатти. При этом наш с тобой доход неизмеримо повысится!
— Я поговорю с Ральфом, — пообещала Мелоди.
Андреа много раз пытался восстановить в памяти все мельчайшие подробности их первой встречи с Мелоди, но вспоминалась почему-то лишь на диво обворожительная атмосфера и тот трепетный интерес к его персоне, какого Андреа никогда не видел даже со стороны самых близких людей — матери и жены. Это, конечно же, льстило ему, и в то же время казалось невероятным, чтобы такая восхитительная женщина, как Мелоди, у которой наверняка множество самых блистательных поклонников, удостоила своим вниманием какого-то мальчишку. Андреа хотелось понять, что же это всё-таки было — каприз избалованной красавицы или действительно внезапно открывшееся обоим родство душ? Ведь они почти не говорили о делах, а сразу стали рассказывать друг другу о своих привязанностях и увлечениях. Возможно, причиной для такой откровенности послужило то, что беседа происходила не в строгом офисе, а в полуофициальной обстановке: изысканно обставленный кабинет Мелоди, тихая, приятно обволакивающая музыка, безмолвный, услужливый человек, появлявшийся откуда-то в нужный момент и подававший то шампанское, то кофе, то десерт.
Иногда в памяти Андреа всплывали какие-то обрывки их довольно долгого разговора. Например, узнав, что гость женат, Мелоди заметила:
— Я предпочитаю иметь дело с женатыми мужчинами, поскольку они должны быть осмотрительны в своих связях, а, стало быть, и вынуждены вести себя тактично.
Андреа несколько смутился от такого заявления, и она тотчас же добавила, что не хотела его шокировать.
— Я вовсе не шокирован, — заверил её Андреа. — Простите, однако, если невольно оказался бестактным. Но вы — действительно очаровательная женщина, которая не может не вызывать интереса у мужчин.
— А вы мне представляетесь мечтателем и романтиком, которого привлекают изящные искусства.
Андреа был просто изумлён её прозорливостью.
— Но скажите, как такой человек может заниматься недвижимостью? — выразила, в свою очередь, изумление Мелоди.
И Андреа рассказал о своей главной страсти — живописи, с которой связаны все его творческие устремления и которая, может быть, станет вообще делом его жизни.
Всё, что потом говорила Мелоди, произвело на Андреа потрясающее впечатление. Можно без преувеличения сказать, что из этого гостеприимного дома он вышел совсем другим человеком — преисполненным уверенности в собственных силах и желания немедленно отправиться к своим холстам и краскам, чтобы работать день и ночь, и стать когда-нибудь знаменитым художником!
«Я помогу вам устроить выставку, — звучал у него в ушах проникновенный голос Мелоди. — Среди моих друзей много критиков, продавцов живописи, владельцев галерей… Тот, кто посвящает себя искусству, должен твердо верить в себя… Я не сомневаюсь, что вас ждёт успех. Мы скоро увидимся в Риме!..»
— Идея выставки кажется мне замечательной, — говорил Андреа Эдере, вернувшись из Испании, — хотя и немного пугает. А как ты думаешь?
— Я не очень в этом разбираюсь, — уклончиво ответила Эдера, — но в любом случае выставка была бы для тебя полезной.
— Знаешь, у Мелоди большие знакомства…
— Она, эта Мелоди, очень красива? — прервала мужа Эдера.
— Да, красива. Но причём тут это? Она приедет в Рим, посмотрит мои работы, а затем, если ей понравится то, что я сделал… Понимаешь, я должен работать! Мне надо написать что-то новое, значительное…
О чем-либо другом, кроме живописи и Мелоди, Андреа отныне и говорить, и думать не мог.
Разговор между Манфредом и Хильдой, который в тот злополучный вечер не дослушала Чинция, ничего не прояснил. Хильда внезапно почувствовала себя плохо и поспешила удалиться, пообещав позвонить, как только ей станет лучше. Звонка, однако, всё не было, и чета Дресслеров жила несколько дней, словно на вулкане. Когда же Хильда, наконец, позвонила, у Чинции окончательно сдали нервы, и она предложила Хильде встретиться, твёрдо решив навсегда уйти от Манфреда.
Хильда пришла опять не одна, а с Лоттой, и то, что они услышали от Чинции, похоже, озадачило обеих. К такому повороту событий ни Хильда, ни её подруга явно были не готовы.
— Поверьте, я вовсе не намеревалась разрушить ваш брак, — призналась Хильда.
— И, тем не менее, вы — единственная законная жена Манфреда, — повторила ранее сказанное Чинция. — Поэтому я должна уйти.
— Это безумие! — воскликнул присутствовавший здесь же Манфред. — После стольких лет разлуки мы с Хильдой стали… чужими.
— Манфред прав, — вмешалась Лотта. — Он должен оставаться с вами. Но у нас к нему есть одно предложение…
— Это вы обсудите без меня! — заявила Чинция. — Я только хотела сказать Хильде, что не держу на неё зла. Прощайте, Хильда. Прощай, Манфред!..
Чтобы не разрыдаться на глазах у всех, Чинция выбежала из гостиной. Манфред бросился за ней, но она уже вошла в лифт, и дверь захлопнулась.
Манфреду пришлось вернуться к гостям, а Чинция, поблуждав без цели по городу и выплакав, кажется, все слёзы, сняла номер в гостинице.
— Я возьму Эдерину, и мы немедленно к тебе приедем! — отреагировала на звонок Чинции Эдера.
— Нет, не сейчас, — попросила та. — Поцелуй мою доченьку. Я очень по ней соскучилась. Но мне надо немного побыть одной. Я буду вам звонить.
Между тем Манетти не терял времени зря и вскоре с загадочным видом появился в доме Эдеры.
— Вы наверняка знаете, где можно найти синьору Чинцию, — обратился он к Эдере. — Позвоните ей, пожалуйста, и скажите, чтобы никуда не уезжала. Я завтра буду у неё.
Затем он попросил разрешения позвонить своему кельнскому приятелю, занимавшемуся розыском Хильды.
— Филиппо, слушай меня внимательно! Завтра в номере синьоры Чинции мы устроим званый ужин. Ты должен позаботиться о спагетти. Самое главное — как можно больше масла и помидоров! Ты меня понял? Много-много масла и помидоров!
На все расспросы Эдеры Манетти отвечал лишь таинственной улыбкой, предлагая потерпеть до завтрашнего вечера.
— Обещаю после ужина сразу же вам позвонить из Кельна.
— Манфред, получив приглашение от Чинции навестить её в гостинице, пришёл с надеждой на примирение и был обескуражен, обнаружив там Манетти.
— Ваша жена устраивает небольшой ужин на итальянский манер, — пояснил тот, — а я приехал, чтобы помочь ей. Знакомьтесь, это Филиппо, официант. Он тоже будет нам помогать.
— Ужин? — изумился Манфред. — Ничего не понимаю!
— Вам всё объяснит синьора Чинция. А я, с вашего позволения, отправлюсь на кухню.
— Чинция, что происходит? — обратился Манфред к жене. — Я думал, ты хотела со мной поговорить, а ты устраиваешь какое-то представление.
— Манфред, дорогой, я люблю тебя, — улыбаясь, ответила Чинция. — Это всё, что пока тебе надо усвоить. Сейчас сюда прибудут Хильда и Лотта.
— Для чего?! — изумился Манфред.
— Ну… — замялась Чинция. — Это что-то вроде акта передачи во владение. Хильда твоя жена. А я даю прощальный ужин по-итальянски.
— Чинция, если б я не знал о твоей любви ко мне, то подумал бы, что ты решила довести меня до безумия…
Когда все приглашённые расселись за столом, Чинция подняла бокал за здравие Манфреда и Хильды.