По льду (СИ) - Кострова Анна

— Прекрати!

С саркастичностью Александр Юрьевич продолжал, уложив приборы на полупустую тарелку:

— Отчего же? Ты впустил ее в наш дом, а я не могу и поговорить с ней?

— Не можешь. Тема этого человека под запретом.

— Юноша, сбавь темп, а лучше притормози! — Литвинов-старший поднял руки с развернутыми ладонями вверх. — Никогда не знал, что тебе свойственны такая нежность и чуткость. В кого тебя превратила эта девчонка? — хитрые глаза метнулись в сторону Ани. — Раньше твои глаза горели исключительно хоккеем.

— А твои сияли любовью к моей матери, и не было в тебе той желчи, что льется изнутри сейчас.

— Замолчи! — отец стукнул по столу, и приборы, так аккуратно уложенные на тарелке, соскочили на скатерть.

— А ты не превращай наш ужин в поле боя. Для этого больше подходит твой кабинет. Нравится тебе или нет, но, придет время — мы с Аней обручимся и построим наш дом! Если ты хочешь, чтобы там было место для тебя, как гостя, то тебе лучше полюбить ее и принять в нашу семью.

Лицо Александра Юрьевича раскраснелось от злости, а щеки раздулись, словно воздушные шары. Его грудная клетка заполнилась воздухом настолько, что выпирала вперед. Он пытался сдержать воинственный пыл, но выходило это очень слабо.

— Спасибо, что испортил нам спокойный ужин, — сказал Николай и поднялся со стула, бросив салфетку на стол.

Аня поняла, что Коля хочет ее увести, и, снисходительно посмотрев на его отца, встала вслед за ним. Как только они перешли в левое крыло таунхауса, Аня сбавила шаг и остановила Николая за руку. Слова, слетевшие с его уст в момент перепалки с отцом, обескуражили ее, поэтому, когда Коля обернулся, она спросила:

— То, что ты сказал, — это серьезно?

Николай подцепил указательным пальцем ее подбородок и прошептал почти в губы:

— Более чем. Я испытываю это чувство впервые, и оно нравится мне. Не хочу, чтобы наше время заканчивалось.

Коля наклонился вперед, и их губы слились в нежном поцелуе. И в окутавшей таунхаус тишине слышалось учащенное сердцебиение. Такое, какое бывает в момент осознания чего-то важного. В это мгновение Николай открыл для себя одну ценность: ему не хотелось отпускать Аню никогда и никуда. Вкладываясь в чувственный поцелуй, он видел будущее, в котором все пространство, свободное время и вся жизнь принадлежали ей. Его сердце теперь принадлежало только ей.

Отстранившись, Коля на короткий миг призадумался, а затем, неожиданно взяв Аню за руку, направился к выходу, захватив по пути верхнюю одежду.

— Мы куда?

Но Николай не объяснился. Махнул охраннику рукой и попросил выгнать мазерати за ворота. Он был настолько охвачен значимостью нахлынувших чувств, что слова не собирались в предложения. Все мысли заполонило безумие.

— Пристегнись, пожалуйста, — заботливо попросил Коля. — Ехать придется очень быстро.

— Мы куда-то сильно спешим? — поинтересовалась Аня, пристегивая ремень безопасности. Она по-прежнему находилась в легкой растерянности и не понимала, к чему такая спешка. Импульсивность ранее была Коле не характерна.

— Можно и так сказать.

Эти слова стали единственными, что прозвучали в салоне, пока автомобиль находился в движении. Высотные здания, подсвечиваемые салоны, бутики и рестораны стремительно проносились мимо них. И Аня не поспевала рассматривать ночную столицу на такой скорости. Хотя в этом и не было особой нужды: она уже гуляла по этим улицам.

Когда шины заскрипели и двигатель затих, Аня осмотрелась вокруг. В глаза бросилась яркая неоновая вывеска тату-салона. Обратив взор на Колю и изогнув бровь от удивления, она спросила:

— Это и есть то место, в которое мы так спешили?

Освободив себя от давящих оков ремня безопасности, Николай взял ее руку и перевернул ее навзничь. Пальцы коснулись ее хрупкого запястья.

— Хочу, чтобы это, — он принялся указательным пальцем прорисовывать полумесяц, — отпечаталось здесь навсегда. Знаю, что все это сумасшествие, но разве не ты сделала полумесяц символом нашей любви?

Уголки ее губ вздернулись вверх. Аня, приблизившись к Николаю и накрыв ладонью его пальцы, прижалась к его разгоряченной щеке и прошептала:

— Знаешь, что самое лучшее в тебе?

— И что же?

— Твоя чувственность. Раньше ты был так безразличен к таким мелочам, — припомнив командный выезд за город, сказала Аня.

— Ты сделала меня таким. Ты научила меня проживать эмоции, и теперь я поистине счастлив, хотя вокруг нас творится настоящий хаос.

— Когда ты рядом, хаос не страшен.

— Я всегда буду рядом, — оставив влажный след от губ на щеке, Николай отпрянул от Ани.

— Тогда нам действительно стоит поспешить, ведь набивать татуировку нужно обоим.

Тату-салон оказался необычайно светлым местом. Уже с порога забрезжил свет подвесных ламп и зажужжала контурная машинка. На одном из белых кресел, какие бывают в кабинете стоматолога, лежала девушка и осматривала стену с ажурным граффити. Мастер без остановки наполнял очерченное пространство на ее ключице синей краской, и Аня напряглась, заметив, как из глаз незнакомки текут слезы. Она постаралась перевести внимание с девушки на неординарный дизайнерский интерьер, однако картины с черепами на холстах отнюдь не уняли ее тревогу.

— Вы к нам? — уточнил свободный мастер, достав стерильный набор с иглами.

— Да, — без колебаний в голосе ответил Коля. — Хотим набить парное тату.

Мастер, на коже которого не было свободного места от многочисленных татуировок, похлопал по креслу, приглашая жестом одного из них. А затем, выкрикнув кличку — так, по крайней мере, показалось Николаю — вскрыл крафтовый пакет. Из-за двери подоспел другой мастер, отозвавшийся на странное прозвище. Его рост был чуть ниже, чем у напарника, и, к удивлению Коли, забита была только левая рука. Его лысина блестела в холодном свете ламп, а короткие полноватые ноги еле-еле тащились по матовому напольному покрытию.

— Приляг, красавица, — позвал тот, и Аня, сглотнув, прилегла на кресло-кушетку. — Напряжена ты до предела. В первый раз что ли?

Аня мотнула головой. Николай к тому моменту уже закатал рукав черной водолазки, и его мастер обеззараживал запястье правой руки. На лице Коли даже не промелькнул страх, будто бы набить тату — плевое дело. Он обладал той выдержкой, которая не была присуща Ане, но ей хотелось бы иметь столько мужества и храбрости, сколько есть у него.

— Тоже на правом запястье? — осведомился мужчина и получил положительный ответ. — Тогда выбирайте эскиз.

— Полумесяц, — в унисон пропели они.

К удивлению мастеров, это было самое быстрое решение, которое когда-либо принимали их клиенты. По обычаю выбор растягивался на пятнадцать, а то и двадцать минут, если в салон захаживали эстеты. Но это решение было принято за долю секунды. Мастера пошептались между собой, со вздернутыми бровями поглядывая то на Колю, то на Аню. А затем их машинки завизжали, а иглы принялись набивать контур полумесяца.

Минуты летели одна за другой, пока на запястье отпечатывался символ светлой и чистой любви. Мужчины мастерски выводили контуры полумесяца, периодически делая паузу, и заполняли пустое пространство специальной краской. Николай не чувствовал боли, так как привык и не к такому, и все это время следил за Аней. Он не ведал, действует ли у нее наружный анестетик так же, как у него. Не знал, высок или низок у нее болевой порог, но Аня старалась быть непоколебимой, и взгляд ее был блуждающим.

Когда контурные машинки остановились, а иглы перестали пробивать запястья, на небе рассыпались мелкие звезды. Их было так много и светили они так ярко, будто бы алмазное мерцание. Серебристая луна взошла, прочно закрепившись на темно-синем полотне. А вместе с ней прочно закрепилась та первая любовь, считавшаяся сродни чуждой и порочной.

— Не могу поверить, — обнимая Николая за шею, лепетала Аня. Прохладный ветер трепал ее волосы, но это было незначительным в момент, когда внутри разгоралось пламя. — Неужели мы правда сделали это?