Татьяна Герцик - Роман в утешение. Книга первая
В один из таких деньков, желая отдохнуть от витавшего в воздухе напряжения, я взяла лыжи и поехала размяться по накатанной вокруг участка лыжне. Встречающиеся мне секьюрити и убирающие снег мужики провожали меня пренебрежительными взглядами, а кое-кто даже сплевывал вслед.
Признаться, меня это задевало. Вот ведь не знают, в чем дело, а туда же. Их поведение только укрепило мою решимость удрать отсюда как можно быстрее. Проездив пару часов под недремлющим оком поворачивающихся мне вслед видеокамер, устала и хотела уже возвращаться, но меня остановил послышавшийся невдалеке звеневший от злости голос Пронина. Я осторожно подъехала поближе и насторожила ушки.
– Убрать немедленно! Это просто безобразие! Не потерплю! – это были самые мягкие его высказывания.
Выехав из-за подрастающей голубой ели, я увидела то, по поводу чего бесновался босс. Это была довольно внушительная гора свежеубранного снега. И лежала-то она вовсе не в центре, а с краю участка, явно приготовленная для вывоза.
– Всем соседям виден этот срам! – это была уж вовсе откровенная ложь, потому что кучу не было видно ни с соседних участков, ни с общей дороги.
Рассчитывая, что наконец-то получу категорический отказ и, соответственно, очередной повод для обиды, я подъехала к Роману и лукаво спросила:
– А нельзя из этой кучи сделать катушку, хоть немного покататься? А то зима скоро кончится, а я ее и не видела.
Прерванный на середине фразы Пронин молча закрыл рот. Окружавшие его мужчины в зеленых утепленных комбинезонах саркастически посмотрели на меня. И почему эти дурные бабы вечно лезут на рожон? – это ясно читалось на их ехидно насупленных лбах. Все, и я в том числе, считали, что сейчас последует сокрушительная отповедь.
Но Роман, вспомнив мой предыдущий не слишком удачный опыт катания, только спросил:
– А ты будешь тепло одеваться, когда тебе вздумается покататься?
Я быстро закивала головой, подражая послушной маленькой девочке.
Пронин обернулся к впавшим в ступор мужикам и сурово приказал:
– Делайте горку! Но только совершенно безопасную, с бортиками, снеговой подушкой безопасности и всем, чем полагается! – и, обращаясь уже ко мне, серьезно предупредил: – И чтоб никаких катаний на ногах! Я куплю тебе санки!
Посмеиваясь, я молча развернулась и поехала дальше, спиной чувствуя потрясенное молчание. Ага, поняли, кто в этом доме главный! После демонстрации этой шатии-братии своих беспредельных возможностей настроение у меня резко поднялось, и я, весело насвистывая, обогнула дом и подъехала к центральному входу. Я была так довольна собой, что мое радужное настроение не смог испортить даже саркастично глядевший на меня Самый Главный Охранник.
– Что, на катушке покататься захотелось?
Я мило согласилась:
– Ага! Мне же нельзя кататься на общественных горках. Так что у меня будет персональная. – Видя, что от моих слов ему захотелось плеваться, я милостиво разрешила: – Но вы с Мариной тоже можете на ней кататься. Я не жадная.
Несомненно собираясь сказать мне очередную гадость, Вадим оглянулся в поисках ненужных свидетелей, но тут я нагло продемонстрировала ему разницу в нашем положении, сняв с ног лыжи и сунув их ему в руки.
– Будь добр, поставь их на место, а то я так устала! – изо всех сил стараясь, чтобы мой голос прозвучал с нужной долей пренебрежения к жалкой прислуге.
Не дожидаясь ответа от опешившего от такой наглости Лучшего Друга, я непринужденно впорхнула в дом, и, негромко напевая, отправилась к себе.
Сзади раздался грохот. Это взбешенный Вадим швырнул лыжи на каменный пол.
Унизив своего врага, я с чувством хорошо исполненного долга прошла в комнату и снова укоризненно посмотрела на не запирающиеся двери. А если тот же доведенный до белого каления Попов решит наказать меня по-свойски и ворвется за мной следом, что мне делать? Звать на помощь? Но когда эта самая помощь подоспеет, то, вполне возможно, она мне уже и не понадобится.
Сев у окна, печально вгляделась вдаль. Скоро я увижу своих мальчишек. Всё-таки так надолго мы ни разу не расставались. Раз в месяц либо мы с Георгием приезжали в Москву, либо парни домой в Нижний, или мы всей семьей, включая Шуру с Настей, встречались в Паланге.
Вспомнив о муже, я вдруг остро поняла, насколько мне не хватает общения с ним. Его спокойных дельных советов, его умных суждений, его крепких ласковых рук. Почувствовав, как из глаз сами собой закапали горючие слезы, я даже не пыталась их останавливать.
Будто почувствовав, что я расклеиваюсь, Роман вошел в комнату, в которой мы теперь жили вместе, и бодро отрапортовал:
– Горка уже готова. Можешь кататься.
Я кивнула головой, не поворачиваясь к нему лицом. Сразу заподозрив неладное, он подошел ко мне и развернул. Увидев слезы, немедля кинулся на защиту:
– Кто тебя обидел?
Это было настолько в духе домостроя – сильный мужчина защищает свою слабую женщину, – что было смешно. Но настроение у меня стало таким упадническим, что я даже не улыбнулась.
– Просто соскучилась. По детям. По дому. По мужу. – И, глядя в потемневшие глаза Романа, тихо призналась: – Я его люблю, как ты не понимаешь? И хочу к нему.
Он прижал меня к себе и стал успокаивающе гладить по волосам, отрицательно качая головой. Потом, будто и не прозвучало никаких жалоб, спросил:
– Когда приезжают твои дети?
В ответ я смогла лишь тяжело вздохнуть. Роман, явно пересиливая себя, предложил:
– Мы можем сходить на спектакль или на концерт.
Я даже подпрыгнула, моментально вспомнив, что в Москву приезжает Шарль Азнавур. Сказала ему об этом, и он с видом страстотерпца согласился:
– Хорошо, давай сходим на Азнавура.
На следующий день мы сходили на концерт, где мое сердце так тронули пронзительные песни Азнавура, что я молчала весь следующий день, ни разу не ответив на язвительные подначки Вадима. Потом мы побывали в Большом на «Лебедином озере», во время которого бедный Роман уснул и даже сладко посапывал, привлекая к себе насмешливое внимание соседей.
Потом еще последовали утешающие меня спектакли и концерты, и жизнь уже не казалась сплошной серой полосой. Хотя искус удрать от Пронина на одном из спектаклей был достаточно большим, но я сдерживала нетерпение, прекрасно понимая, что далеко уйти мне не дадут – у входа всегда бдительно караулили несколько наших охранников.
Подозреваю, что пара человечков стояло и у служебного входа. Так, на всякий случай. Устраивать же скандал и обращаться за помощью мне не хотелось, я все-таки надеялась вырваться на волю без лишней шумихи.
Но вот в очередную субботу я поговорила с сыновьями и, узнав, что они наконец-то в Москве, условилась с ними о встрече. В том самом итальянском ресторанчике на Преображенке. Этот разговор для меня оказался достаточно сложным: мне пришлось ограничиваться осторожными намеками, чтобы мои бдительные стражи не заподозрили, что парни живут где-то поблизости.
