Татьяна Герцик - Самое ценное в жизни
Лето подходило к концу. Все ягоды в саду были собраны, варенье сварено, овощи законсервированы. В теплицах вовсю зрели твердые мясистые помидоры и хрустящие огурчики. Днем еще припекало солнце, но прохладные ночи были уже губительны для нежных растений, а по утрам падала холодная роса.
Татьяна каждый день ходила рисовать в рощицу недалеко от дома, беря с собой сынишку в летней легкой коляске. Он рос спокойным увальнем, не требующим особого внимания. Единственное, чем он бывал недоволен – задержкой, пусть даже минутной, его провианта. И тогда он уже свое недовольство докладывал окружающим зычно и недвусмысленно.
У нее накопилось несколько неплохих полотен. Она ждала звонка от Юрия Георгиевича с известием об очередной выставке, но его всё не было. Не выдержав, позвонила сама. Профессор был озабочен и даже, как ей показалось, огорчен.
– Понимаешь, дорогуша, до сих пор ничего не известно. Похоже, наш мсье Дюваль чем-то здорово недоволен. Все наши предложения и вопросы как в песок уходят – ждите решения, ждите решения! И ждем, а что нам еще остается?
Татьяна осторожно предположила:
– А что, других путей нет?
Профессор фыркнул в трубку.
– Да есть, наверное, но ведь их разведывать надо! А здесь всё выяснено, утрясено, да и привычно уже. Да и где гарантия, что новые пути достаточно надежны? Ты и сама, наверное, знаешь, как легко попасться в лапы мошенников.
Опечаленная Татьяна долго размышляла, что же могло произойти? Шарль решил, что она обманула его надежды, поэтому вычеркнул ее из списка знакомых, а за компанию с ней и всех остальных? Он такой злопамятный или просто не хочет травить душу, встречаясь с ними?
В принципе, ей выставка не особенно нужна, но друзья так надеялись на новый вояж. Переживая за всю их дружную команду, решилась позвонить Шарлю. Но сделать это было непросто.
Визитка с телефоном Дюваля осталась в сумочке, а сумочка – в городской квартире. В середине сентября попросила Владимира свозить ее в город, проверить квартиру. Дождалась, когда он уедет навестить дочь, достала визитку и непослушными пальцами набрала напечатанный золотой вязью номер. Уже слушая длинные гудки в трубке, испугалась: как же они будут говорить? Она не понимает по-французски, а Шарль – по-русски. И электронный переводчик им понять друг друга на сей раз не поможет.
Решила положить трубку, но тут раздался знакомый голос:
– Charles Duval est à l’appareil.
Татьяна несколько растерялась. Она ожидала услышать секретаршу или дворецкого, который всегда подходил на телефонные звонки сам. С трудом сообразив, что Дюваль дал ей свой личный телефон, застенчиво проговорила, медленно проговаривая слова, стараясь, что бы он понял:
– Здравствуйте, мсье Дюваль! Это Татьяна Нестерова.
Голос стал тверже:
– Attendez, Tanya, je vous telephonerai![2] – и в трубке раздались короткие гудки отбоя.
Она разочаровано положила трубку, ничего не поняв из его быстрой скороговорки. Что ж, ее предположения оказались верны. Именно с ней он не хочет общаться. Пригорюнившись, села за письменный стол, и печально подперла голову руками. Особенно горевать, конечно, не о чем, но неудобно перед друзьями, ведь это именно из-за нее сорвались их наполеоновские планы покорения Европы.
Минут через двадцать зазвонил телефон. Удивляясь, кто бы это мог быть, ведь никто не знает, что она здесь, Таня быстро схватила трубку, боясь, как бы от шума не проснулся сынишка.
– Алло, это Татьяна Нестерова?
Она сконфуженно подтвердила, нервозно пытаясь припомнить владельца голоса:
– Да, но кто вы?
Голос в трубке мягко пояснил:
– А мы с вами не знакомы. Я Глеб, сотрудник одного из торговых представительств в Дувре. Меня пригласил господин Дюваль и попросил перевести вашу беседу.
Тут же раздался глубокий голос Шарля. Тане показалось, что он несколько взволнован. Глеб синхронно переводил, видимо, слушая по параллельному аппарату:
– Таня, я очень рад вашему звонку. У вас всё в порядке?
– Да. Правда, есть новость – у меня родился сын.
Ответ прозвучал печально.
– Знаю. Я интересовался вашей судьбой. Сожалею, что это не мой сын, но рад за вас.
Запинаясь от смущения, Татьяна неловко попросила:
– Я понимаю, вам это неприятно, но состоится ли в этом году наша выставка? Если вы не хотите, я не буду в ней участвовать, но другие так на нее рассчитывали.
Дюваль разочарованно проговорил:
– Вы звоните поэтому? – Ей послышался тяжелый вздох. Глеб хмыкнул, но вздох озвучивать не стал. Перевел дальше: – Я не знаю, что там с выставками, им занимается одна из моих фирм, там свой патрон, то бишь руководитель. Но, насколько я знаю, их никто не отменял. Я никогда не путаю личные отношения с бизнесом. Выясню, но с условием – ваше участие в них обязательно! Я понимаю, что в этом году вы не сможете приехать, но в следующем, я думаю, это будет не так уж сложно.
Помолчал, ожидая от нее каких-то слов, но она смогла лишь выдавить из себя:
– Благодарю вас!
В голосе прозвучала легкая ирония:
– До скорой встречи, Таня! Помните, что всё, что я вам говорил, остается в силе!
Она жалко пробормотала, отчаянно покраснев и радуясь, что говорит с ним по телефону и ее стыдливый румянец ему не виден.
– До свидания!
Положила трубку и долго сидела, тупо глядя на телефон, не в состоянии прийти в себя от напряжения.
В комнату зашел вернувшийся Владимир. Кинул быстрый взгляд на ее возбужденное лицо.
– Кто тебя так расстроил? Ты с кем-то говорила?
Она необдуманно ответила:
– Да, с мсье Дювалем.
Владимир сразу потемнел и уточнил:
– Это тот, кто подарил тебе машину?
Она посмотрела на него с удивлением.
– Да, а ты откуда знаешь?
– Да пока сидел за пальмочкой на юбилее Юрий Георгиевича, много чего о вашем вояже услышал. Вы ведь жили у него в поместье?
– Да… – и она снова покраснела, как будто ее застали на месте преступления…
– И он тебе что-то предлагал?
Она разозлилась.
– Не что-то, а руку и сердце. Но я сказала, что замужем.
Он ядовито поинтересовался:
– И после твоего отказа он подарил тебе Пежо? В знак вечной дружбы?
Она вскочила и гневно посмотрела ему в лицо.
– Что ты хочешь этим сказать?
Он мгновенно опомнился, подошел и взял ее ладони, крепко сжал и поднес к губам. Она с недоверием смотрела на него, ожидая очередной пакости. Он с раскаянием наклонил голову.
– Ничего плохого. Ревность – дурацкая штука. Но я хорошо запомнил твои слова о доверии. Поверь, урок не прошел даром. Я тебе верю. Если мои слова прозвучали грубо – прости! Просто я так люблю тебя, что одна мысль о другом мужчине делает из меня неврастеника. Но больше я не буду, клянусь!
