Анна Милтон - Будь ты проклят, Зак Роджерс!
Я сделала небольшой шаг назад, не сводя взгляда с лица Роджерса, которое стало каменным.
— Я же сказал, все изменилось, — прохрипел он.
Я замотала головой.
Да что с ним такое?
— Твое отношение ко мне не может измениться за одну ночь, — настаивала я.
Зак издал тяжелый вздох и сжал кулаки. Его веки медленно обрушились на глаза.
— Это была не обычная ночь.
Он окончательно ввел меня в заблуждение, и я раздраженно фыркнула.
— Ха! Как же… — я перевела взгляд к потолку и вернула его обратно на Роджерса. — Мы просто переспали. Это был просто секс, — я интонационно выделила слово «просто».
Зак резко распахнул глаза и обрушил на меня мрачный взгляд. Мне вдруг стало холодно, и я сжалась, инстинктивно вцепившись пальцами в полотенце.
— Не говори так, — сказал он неожиданно ледяным тоном.
Боже. Я точно схожу с ума.
Как? Как ему удается выводить меня из себя, даже не прилагая к этому усилий?
— Я сожалею, что это произошло между нами, — вспыхнувшая злость не позволила мне заткнуться, и я продолжила изливать все самое плохое, что крутилось в моей голове, на Зака. — Я. Очень. Сожалею. Об этом, — повторила я, буквально проговаривая каждое слово по буквам. — Я чувствую себя паршиво оттого, что теперь нас то-то связывает. Ты мне не нравишься, Зак. Та ночь была чудесной, но я не хочу, чтобы это всплывало в будущем. Потому что это ничто для меня.
— Не надо, Наоми…
Его беззащитный вид и робкий голос заставили мое сердце дрогнуть.
— Чего ты этим добиваешься? — спросила я. — Я не понимаю.
— Я честен с тобой, — процедил Зак, опустив голову. — Я хочу, чтобы и ты была честна со мной.
Он просил о невозможном.
Он вообще не должен сейчас просить меня быть честной с ним, потому что между нами пропасть. И она никогда не исчезнет.
— Я вел себя, как осел, я знаю, — сказал Зак. — И сейчас мне очень стыдно…
Мое сердце екнуло в груди.
Он говорит неправду.
— Я не верю тебе, — прошептала я очень тихо и не была уверена, что Зак услышал меня.
— Прости меня, — громче произнес он, и внутри меня что-то оборвалось.
— Остановись! — неожиданно для себя и для него выкрикнула я. — Прекрати так говорить! Мы ненавидим друг друга! И между нами ничего не может быть. Никогда, Зак. Никогда. Ты ведь… О господи, — я закрыла лицо руками.
Я, должно быть, сплю. Мой бедный разум не готов принять такие изменения. Зак Роджерс сейчас пытается извиниться? Пытается быть… человеком? Нет. Это что-то из ряда вон выходящее.
И я не верю в это.
Я не видела, что делал Зак. Но он молчал, и воцарившаяся тишина душила меня. Стало нечем дышать, и я раскрыла рот, жадно ловя раскаленный воздух.
— Ничего не изменилось, — сказала я.
Я крепко зажмурила глаза, и в сознании всплыли картинки всех тех моментов, когда я и Зак проявляли свою ненависть друг к другу. Но вслед за ними понеслись образы наших поцелуев и близости. Мое сознание отлично помнило все прикосновения и сейчас вырисовывало на коже призрачно-пламенные следы, оставленные когда-то руками и губами Зака.
Я резко убрала руки от лица и посмотрела на Роджерса, который был похож на статую. Он не двигался, его взгляд был устремлен куда-то вдаль. На восковом лице застыло вдумчиво-огорченное выражение. Светлые глаза выглядели печальными, и это возродило во мне чувство вины.
Но я не виновата перед ним. Ни в чем.
Это он все начал. Это он сказал, что не желает видеть меня и мою маму в этом доме. Это он поливал меня грязью, издевался надо мной и смеялся. Не я.
Не я.
И он вправду думает, что одна ночь, один секс способен все изменить? Он думает, что после этого я должна кинуться ему на шею и желать быть с ним? Нет, черт подери. Да. Я дала своим чувствам волю. Да. В этом моя оплошность. Но это не повторится. Зак Роджерс внес в мою жизнь слишком много дерьма, и я не могу просто взять и забыть об этом.
— Значит, сделаем вид, что ничего не было? — наконец, вопросил Зак.
Он по-прежнему не шевелился, только его губы и плечи, когда он вдыхал и выдыхал.
Я коротко кивнула, но Зак не смотрел на меня, поэтому я произнесла свой ответ вслух:
— Да.
Его глаза безошибочно впились в мои, и я слабо вздрогнула — они были холоднее арктических льдов.
— Хорошо, — спокойно сказал Роджерс.
— Хорошо, — повторила я, не знаю, почему.
Глава двадцать первая
Этот день не заслужил бы почетное звание: «Самый сумасшедший денек из жизни Наоми Питерсон», если бы не случилось кое-что. Точнее, кое-кто.
Я до последнего не хотела открывать входную дверь, в которую так настойчиво и громко колотились, что слышно было даже в моей комнате, но эти раздражающие звуки отдавались в голове с большей силой, отчего я была готова выброситься с балкона.
Мне пришлось оторвать свою задницу от мягкой постели, которая казалась невероятно уютной в минуты абсолютной потерянности, и идти вниз.
Конечно, я же одна здесь живу. Зачем еще кому-то шевелиться и открывать дверь (это я о Заке, которого не видела с момента нашего разговора днем)…
Я просто онемела и утратила дар речи, когда увидела перед носом огромный шикарный букет красных роз. Через секунду из-за него показалась светлая макушка, а следом за ней — виноватая улыбка и ярко-зеленые глаза, в которых застыла щенячья мольба.
— Я очень сильно перед тобой виноват, — сходу начал Джейсон, и я едва успевала следить за его неудержимым словесным потоком. — Я набрался наглости и смелости, чтобы прийти к тебе. Я звонил тебе сорок шесть раз и написал тринадцать сообщений, но ты не отвечала и не откликалась. Поэтому я здесь, с этими замечательными цветами, чтобы вымаливать у тебя прощение за свой ужасный поступок, за который мне всю жизнь будет непреодолимо стыдно, — в конце своей эмоциональной яркой речи Джейсон издал глубокий громкий вдох.
Я все еще отходила от сильнейшего шока, вызванного неожиданностью и бешеным волнением.
Джейсон ожидающе смотрел на меня, а потом вдруг встрепенулся, вытянув вперед руки, в которых крепко держал букет.
— О, прости, — он приглушенно ухмыльнулся. — Это тебе.
Я автоматически потянула руки навстречу, хоть и не сразу, и приняла цветы. Они пахли потрясающе.
— Спасибо, — глухо отозвалась я, пялясь на букет.
Мне хотелось улыбнуться, и при других обстоятельствах я бы обезумела от счастья, потому что мне еще никто и никогда не дарил таких красивых букетов. Но сейчас я чисто физически не была способна хоть как-нибудь проявить свою радость.