Джули Дэм - Сломя голову
— Ох, — туманно выразилась я, застигнутая врасплох, в то время как пыталась придумать метафору для моих текущих проблем. Что же, спрашивается, сопоставимо с обнаружением того, что твоя пылкая любовь — продукт реалити-ТВ? — Гм, — произнесла я, заставляя работать свой мозг на два фронта. — Ну… О! Выходила, чтобы принести немного льда. Ну, для… ну, что-то типа укуса насекомого. Действительно, странно, я думаю, вот почему мое лицо все в пятнах, а глаза распухли.
О, это было здорово и в то же время ужасно.
И это привлекло внимание мамы, которая опустила пузыречек с лаком и пошла мягко и неуклюже, поскольку между пальцами ее ног были вставлены розовые распорки, которые мы купили оптом на складе средств по уходу за ногтями в последний раз, когда я приезжала домой.
— Дай посмотрю, — сказала она, рассматривая мое лицо. — Не вижу никаких следов укуса, — заключила она через минуту. — Но я привезла с собой каламиновый лосьон. Он в моей сумочке…
— Я принесу, — сказала я, отправляясь кратчайшим путем в мамину спальню. Хуже не будет.
Бросила на себя еще один мимолетный взгляд в зеркало, когда возвращалась назад в ванную комнату с большой бутылкой лосьона от солнечных ожогов, предназначенной для путешествий, в одной руке и ватными палочками в другой. Я была в ужасном состоянии. Моя мама, должно быть, действительно слишком возбуждена, если этого не поняла.
Но она поняла.
— Итак, — сказала она, пожалуй, чересчур небрежно усаживая меня напротив себя на полу и начиная намазывать мое лицо, — что на самом деле произошло, милая? Это из-за мальчика, не так ли?
Я перешла Рубикон, смирилась с ударами, назвала оранжевое черным. Другими словами, пути назад не было.
Я задыхалась, давилась, глотала слова и не могла остановиться. И сразу начала хлюпать носом, внутри ничего не осталось. Вопреки моему рассудку и двум десятилетиям практики, я выболтала все. Ни разу не взглянув маме в глаза, рассказала все — ну, может быть, лишь сократив чуть-чуть поцелуи и одно или два объятия, — и к тому времени, когда через двенадцать с половиной минут закончила, чувствовала себя совсем маленькой, совершенно раздетой и до костей промерзшей. Как бывает, когда ведешь совершенно нормальную беседу с разговорчивым, даже не очень близко знакомым человеком и вдруг неожиданно, прежде чем даже успеваешь осознать это, выбалтываешь некую неприятно смущающую, очень личную проблему.
Да, конечно, то была моя мать. Женщина, которая меняла мне пеленки и мыла за мной ванную, которая научила меня всему — и все же ничему. Со времени юности мама никогда не пыталась втянуть меня в беседу по душам. Мы обе проводили политику «Не спрашивают — не говори» задолго до того, как ее начал Билл Клинтон. А теперь посмотрите, что я сделала, распахнула потайную дверь.
А что сделала она? Вздохнула. И в ту же секунду я отважилась посмотреть на маму, и могу поклясться, что заметила слезу, вытекающую из левого глаза.
— Солнышко, — начала она, — ты представить себе не можешь, как долго я ждала момента, когда ты будешь делиться со мной, рассказывать про мальчиков и все такое прочее. Но мне очень-очень жаль, что так все получилось. Иди ко мне, родная.
Она притянула меня к себе и крепко обняла, мое лицо касалось ее волос и щеки. И голова лежала на ее плече, я вдыхала знакомый запах — смесь «Шанель № 19» и масла «Ойл оф олэй»[64], которым она по-прежнему пользовалась на ночь, независимо от того, сколько бы баночек «Морского крема» я ей ни покупала. Это вернуло меня на двадцать с лишним лет назад, к тем самым историям, рассказанным перед сном, которые для принцессы Алекс всегда имели счастливый конец, даже тогда, когда не было никакого принца. И тут слезы хлынули неудержимо. Спустя минуту я оторвалась от мамы, чтобы взять бумажный носовой платок и высморкаться. Когда вернулась, то увидела, что мамины лицо и волосы в совершеннейшем беспорядке, перемазанные розовым каламиновым лосьоном. И тут впервые за все последнее время я засмеялась. Все еще продолжая шмыгать носом, я показала ей интернационально понятным жестом «у тебя что-то с лицом», а затем указала на волосы и шею.
Мама повернула голову к зеркалу и ахнула.
— О небо! — произнесла она, вытирая розовое пятно на левой щеке. — Как же ты будешь воспринимать меня всерьез, если я выгляжу подобным образом?
При других обстоятельствах такое не показалось бы мне забавным, но в том состоянии, в котором я находилась, я нашла это столь умопомрачительно веселым, что начала истерически хохотать и не могла остановиться — что, в свою очередь, заставило рассмеяться и мою маму. Так мы обе буйно хохотали — до слез. Что вернуло нас к тому, откуда мы начали.
— Мамочка… — Я опустила голову, в то время как мама вытирала мне слезы. — Просто я никогда не думала, что ты хочешь знать. Я боялась, ты разочаруешься во мне… из-за того, что попусту трачу свою энергию и так глупо веду себя из-за мужчины… А ведь я выбрала очень хорошее место для начала, не так ли? И безусловно, мне нелегко было расстаться с тобой…
Моя мама развязала мои волосы и бесшумно начала расчесывать эту путаницу щеткой.
— Милая, — спросила она, наконец, — что, скажи на милость, заставило тебя думать, будто я считаю мужчин пустой тратой времени? — Она сдавленно хихикнула. — Разве я не вышла замуж за твоего папу?
Я обернулась, чтобы посмотреть на нее.
— Конечно, вышла. Но не обижайся, ладно, разве ты не повторяла мне все время, что я могу добиться большего? Я не имею в виду папу. Я говорю о том, что разве не ты воспитывала меня, чтобы изменить мир или что-то в этом роде? Изменяющие мир не имеют времени на каких-то там глупых мальчишек… или мужей и семью, в этом смысле…
— О мой Бог, — проговорила она. Глубокая морщина пролегла между ее бровями, как будто мама тяжело заблуждалась в чем-то, — в чем-то, что час то приводила как пример, но чего никогда не делала. — И об этом ты думала все эти годы, Алекс? Если так, я надеюсь, что ад в твоей душе не заставил тебя возненавидеть меня.
Я заметила слабую улыбку на ее лице, когда мама говорила это. Она, возможно, не спрашивала, а я не должна была отвечать, но она знала, что я дочь моей матери.
— Ну, возможно.
— Алекс, заявляю совершенно откровенно: я смирилась бы даже, например, с таким ударом, как если бы ты выскочила замуж сразу после колледжа.
— Правда?!!
— Хотя, может быть, была бы не очень рада, — добавила она, застенчиво улыбаясь. — Но если бы это сделало тебя счастливой, то, да, действительно правда. Солнышко, я никогда не хотела, чтобы ты почувствовала, что поставлена перед необходимостью сделать выбор, как пришлось сделать мне, когда мне было двадцать. Я желала, чтобы ты делала то, что хочешь, — все, что захочешь. Я горжусь тем, что ты живешь насыщенной жизнью, что ты повидала мир. Но точно так же, я буду гордиться, когда наступит день и ты решишь объединить свою судьбу с кем-нибудь. Это не значит «осесть», не значит не жить полной жизнью и перестать ездить по миру. Возможно, «осесть» — не совсем подходящее слово. Так много дополнительных нюансов… — Мама вздохнула. — Милая, я просто никогда не желала быть типичной мамашей, оказывая давление на дочь, чтобы ПОЛУЧИТЬ ВНУКОВ…
