Оливия Голдсмит - Фаворитка месяца
– А что если вам пойти работать у меня медсестрой?
– Вместе с мисс Хеннеси? Нет, спасибо! – мысль об этой даме вызывала у Мери Джейн неприятное чувство. Она понимала, что этой женщине не нравится их сближение с доктором Муром. Как будто бы в этом было что-то большее, чем профессиональный интерес. Однажды или даже два раза Мери Джейн тоже подумывала, не хотелось бы и ей чего-то большего. Может быть, сестра Хеннеси сама хочет доктора?
– Ну, она не так уж плоха.
– Вы так говорите, потому что она обожает вас.
– Но ведь это прекрасно, если кто-то вами восхищается, даже если это всего лишь мисс Хеннеси! – Мур рассмеялся. – Я хочу предложить вам работу в клинике с детьми.
– С Раулем и другими?
– Да.
– Вряд ли я справлюсь…
– Думаю, для них это было бы очень хорошо. Хотелось бы, чтобы ребята видели людей, удачно прошедших операции. Конечно, ваш случай не такой тяжелый, как у них, но как ролевая модель, вы бы подошли. А они бы к вам хорошо относились. К тому же мне нужна помощь, а вам нужна ринопластия. Хороший обмен, во всяком случае.
– Но все равно ведь долго придется копить деньги.
– Знаете что, мы пока что продолжим процедуры, а вы заплатите мне из вашего наследства или будущим заработком. Кроме того, если вы – служащая клиники, то я могу добиться отсрочки.
И снова у Мери Джейн выступили слезы на глазах. Мур так добр! Это просто жалость? Или профессиональная гордость за всю программу, которую он хотел завершить? Мери Джейн решила не задаваться вопросами, а просто быть признательной. Так состоялась сделка.
Сегодня вечером Мери Джейн собиралась впервые на работу в клинику Брюстера, и поэтому волновалась. Ведь ей придется иметь дело с самыми тяжелыми увечьями лица. Что подумают эти несчастные пациенты, если увидят ее – такую нормальную, которая прошла серию операций? Она посмотрела на тарелку. Еда всегда служила для нее подавлением тревоги, не более. Сейчас порция состояла из вареных овощей и небольшого количества коричневого риса. На клеенке был изображен китайский гороскоп. Мери Джейн родилась под знаком Собаки: «Щедрость и терпимость, у вас есть возможность хорошо взаимодействовать с другими. Совместимость с Лошадью и Тигром. Ваш антипод – Дракон. 1910.1922.1934.1946.1958.1970.1982.1994». Она родилась в 1958 году. Ну да, пожалуй, она была щедрой и терпимой, и хорошо работала с другими, например, с Брюстером, если не с ревнивой мисс Хеннеси. Мери Джейн посмотрела год рождения Сэма. 1952. Да, он был Драконом. Значит, китайцы знали, что их отношения были обречены с самого начала. Сказано, что он сильный и страстный, а жизнь его полна сложностей. Дракон совместим с Обезьяной. Несмотря на долгие месяцы разлуки, на боль и одиночество, его улыбка, медленные движения его длинных рук, его смех, когда он качал головой… Как бы там ни было, Мери Джейн все еще скучала по Сэму, как в первый день. А он скучал о ней? Интересно, когда родилась Крайстал Плинем? Годы Обезьяны: 1944, 1956, 1968. Эта сука двумя годами старше ее или десятью годами младше? Какие у нее были операции? Как она умела лгать? Итак, Мери Джейн решила, даже изменив возраст, остаться Собакой, если не по виду, то по китайскому гороскопу. Но она будет Собакой не 1958 года, а 1970 года. Да, может позволить себе остановиться на двадцати четырех годах. Проделанная работа и радикальное изменение лица уничтожили морщины, а коже придали эластичность, и она уже не кажется растянутой! Теперь Мери Джейн пугал только нос. Как всегда, она страшно не любила смотреть на себя в зеркало. Мери Джейн казалась более уродливой, чем когда-либо. Она избегала зеркал. Обратная стена в ресторане как раз была зеркальной, и женщине пришлось отвернуться.
Доктор Мур настаивал на том, что ринопластия должна быть последней. Мери Джейн доверяла ему, но несмотря на маленькое тело, которое хорошо выглядело в облегающих джинсах, на более женственные брови, скулы, исправленную линию волос, работу с зубами, и даже на цветные контактные линзы, выглядела она отнюдь не привлекательной. Может ли операция носа привести все это в порядок? Мери Джейн вздохнула. Быть может, работа в палате придаст ей чувство равновесия? К концу первой ночи Мери Джейн поняла, что так оно и будет. Доктор попросил ее поработать ночной сестрой. Обязанности были немногочисленны: своевременно давать болеутоляющее детям, недавно поступившим после операции, и ухаживать за всеми детьми, особенно за теми, кто плохо спал. Мур говорил, что с ними необходимо разговаривать, что прежде всего им нужно внимание. А кроме того, надо на них смотреть. Ведь люди обычно избегают этого. Не надо на них глазеть, но пусть взгляд будет как подарок. «Взгляд как подарок». Да, когда на тебя хорошо смотрят, это как подарок. Располагая новым изящным телом, Мери Джейн иногда слышала восхищенные свистки, только сзади и только от некоторых здоровых строительных рабочих. Но было бы неправдой сказать, что это не заставило ее приятно поволноваться. Сколько времени ее не замечали? Тридцать шесть лет – слишком долгий срок! Мери Джейн будет смотреть на детей и дарить им приветливые взгляды. Она поклялась, что не будет вздрагивать.
Детей было несколько десятков, и у всех у них были страшные травмы лица. И как все другие дети, они были невинны, ранимы, любопытны и оживленны. Конечно, у Мери Джейн появились любимчики: четырнадцатилетняя Саали, жертва краниосиностоза. Она перенесла более дюжины операций, чтобы исправить страшные деформации головы и челюстей. Дженнифер, негритянка трех с половиной лет, которую брахицефалия сделала пучеглазой, как бывает при болезни Крузона. Но больше всех с первой же ночи ее привлек Рауль. Двенадцать лет Рауль мог разговаривать только глазами. Он родился без нижней челюсти, его нельзя было кормить грудью, ведь бедный мальчик своим исковерканным ртом не мог сосать. Рауль был брошен после рождения, и сейчас, с новым ртом и новой челюстью, мальчик старательно учился говорить. Рауль умел смешить Мери Джейн. Ему было двенадцать, и он был очень живым ребенком. Мальчик перенес уже шесть больших операций рта и языка и готовился к седьмой. Три первых года он провел в больнице, потом еще два в приюте, но, несмотря ни на что, в нем была сильная искра жизни и любви. Рауль мог произнести еще мало слов, но зато почти все мог писать и рисовать. Мери Джейн без конца играла с ним в крестики-нолики и приносила ему книжки, где надо было соединять точки. Это Раулю так нравилось, что он сам стал делать такие рисунки.
На вторую неделю работы Мери Джейн мальчик дал ей картинку, где надо было соединить точки. Она взяла карандаш и стала чертить. Выходила медсестра в полной форме и с биркой имени, но когда Мери Джейн дошла до лица, она поняла, что это ее портрет, ее щеки, ее глаза, ее ужасный и смешной нос. Она кивнула и попыталась улыбнуться, а Рауль взял карандаш и написал: «Линда Мери Джейн», глядя на нее глазами, полными любви. На минуту женщина смутилась, а потом вспомнила, что «Линда» по-испански значит «хорошенькая». Она посмотрела на его искалеченное лицо, но не увидела в нем никакой иронии. Это был первый мужчина, который ее так назвал. «Не надо так себя жалеть, – думала она. – Посмотри на Рауля». И Мери Джейн продолжала дежурить ночь за ночью. Со временем рубцы на лице мальчика перестали казаться ей ужасными, она воспринимала его как нормальное и добродушное. Часто по вечерам доктор Мур заходил к детям или встречался с перепуганными, ошеломленными родителями и обязательно старался найти время для Рауля. Потом он обычно пил кофе с Мери Джейн. Она уже ждала этого. Когда Мур не появлялся, Мери Джейн испытала странное разочарование. «Замечательно, – думала она, – моя жизнь настолько сузилась, что мне постоянно действует на нервы мой нос, и я влюбилась в хирурга. Ну и что же тут такого? И все-таки мне следует думать о том, чтобы бороться за жизнь». Впервые Мери Джейн привязалась к работе медсестры, к доктору Муру и к детям. Ее одолевало беспокойство, что с ними придется расстаться. «Лучше уйти, – говорила она себе, – пока ты не попала в ловушку. Лучше не ждать, пока не выдержат нервы».
