Диана Палмер - Трилби
— Да, — призналась Трилби. — Говорили, что только плохие женщины испытывают наслаждение с мужчинами.
— Ты едва ли плохая женщина, — Торн взял ее руку и нежно поцеловал ладонь. — Спасибо тебе за наслаждение, которое ты мне дала.
— Торн…
Он наклонился и поцеловал ее в закрытые веки.
— Я хочу тебя снова, — прошептал он, приближаясь к ее губам.
— Но это неправильно! — воскликнула она неистово.
— Почему нет?
Его губы медленно прижались к ее губам, и пока она соображала, что значат его слова, он снова проник в ее тело и овладел ею с искусным умением. И когда ее ум снова начал работать, она уже лежала рядом с ним, удовлетворенная во второй раз.
— Я даже мечтать не мог, что это может быть так хорошо, — он чувствовал себя, как в тумане.
Торн положил ее рядом с собой, прижал к себе, укрыл.
— А теперь поспи, маленькая моя.
— А моя одежда, — запротестовала она.
Перед тем как погасить лампу, он повернул ее лицо к себе и заглянул ей в глаза.
— Утром мы захотим друг друга снова, даже сильнее, чем сейчас. Без одежды это будет сделать легче.
Она покраснела и слегка задрожала от ожидания.
— Это совсем не грех, хотеть заниматься со мной любовью, — прошептал он, улыбаясь. — Бог дал нам наслаждение, чтобы увеличить радость брака, и это приносит нам детей. Наслаждайся мной, Трилби, и позволь мне насладиться тобой. Никакого стыда в этом нет.
Она чувствовала слабость от того, что желала его так сильно. Это было не очень-то благоразумно. Конечно, где-то внутри она возражала против того, как Торн привел ее к замужеству. Но, когда он держал ее в своих объятиях, Трилби чувствовала удовлетворение всех своих чувств, своего тела. Он был для нее всем, чего она желала, как только он приближался к ней.
Со слабым вздохом она прижалась к нему, уткнувшись в его широкое теплое плечо, и закрыла глаза.
— Да, так хорошо, — прошептал он. — Засыпай. Я тебя измучил, да?
Она подумала, что это было самым замечательным мучением, которое она когда-либо испытывала.
Она прошептала это ему на ухо, когда он погасил лампу, и, наконец, уснула.
Далеко от ранчо Вэнса два человека, укрывшись одним пончо, наблюдали, как поднимается луна. Один человек был очень высокого роста, он играл на флейте. Другой была женщина, тонкая и женственная. Ее голова лежала у него на груди. Она наслаждалась последним вечером с человеком, которого любила.
— О чем была последняя песня? — спросила она, когда он закончил.
— Это одна из многих песен о любви, — сухо ответил Наки. — У нас их бесчисленное множество. Мужчины всегда стараются уговорить женщин в своих вигвамах развести огонь, приготовить еду и родить детей.
Дети. У нее никогда их не будет, потому что дети двух разных рас нежелательны в этом мире. Эта мысль опечалила ее.
— Если бы я была женщиной-апачи, я могла бы жить с тобой.
— Мне нужно было бы заплатить за тебя несколько лошадей, — напомнил он ей, — а твой брат никогда бы не согласился.
— Мой брат ужасный человек.
— А твой отец похож на него?
Она вздохнула.
— Боюсь, что да. Но моя мама похожа на меня. Она противница старых взглядов. Она считает, что у женщин есть ум и что женщинам должны разрешить голосовать, — добавила Сисси.
— Апачи тоже не голосуют, — он коротко рассмеялся — Это наша земля, наша страна, а нам отказали в праве голоса.
— Многие несправедливости следует исправить.
— Да, действительно так.
Сисси спокойно стояла в его объятиях, между ними царил мир и спокойствие.
— Я должна уехать завтра.
— Мудрое решение. Мне становится все труднее уходить от тебя, когда мы расстаемся.
— Для меня это так же трудно.
Он приподнял ее подбородок, чтобы видеть ее глаза при свете луны.
— Ты бы хотела спать со мной, да? — прошептал он.
— Да, — честно ответила она.
— И я тоже, — Наки вздохнул. — Как было бы хорошо, если бы ты была апачи.
— Или если бы ты был белым, — она потянулась к нему и поцеловала в уголок губ. — Наки, не мог бы ты поехать в Луизиану со мной?
Он приложил палец к ее губам.
— Никогда не произноси мое имя. Это табу у нас. Имя имеет власть.
Сисси улыбнулась.
— Ты слишком суеверен.
— Это досталось мне по наследству, — он погладил ее длинные волосы. — Я не могу уехать отсюда. Я не смогу жить на Востоке. Это невозможно. Я принадлежу этой земле.
— Тогда бы могла остаться я, — храбро сказала она.
— И жить в примитивной лачуге в резервации? — грустно спросил он. — Где к тебе относились бы, как к заразной больной? У нас ненавидят белых.
Сисси застонала.
— Почему все так получается?
Он пожал плечами.
— Кто может ответить? — голос его был печальным. — Мы с тобой похожи, ты и я. Как мы нашли дорогу друг к другу, не знаю. Но моя жизнь будет пустой без тебя.
— Как и моя без тебя.
Наки наклонился к ее губам, нежно целуя ее.
— О, не так, — умоляла она, — потянув его за густые длинные волосы.
Он разжал ее пальцы.
— Только так, чтобы мы смогли расстаться, не рискуя переступить черту договора.
— Я готова рискнуть всем…
— Платить придется ребенку, который появится потом, — напомнил он ей. — Это будет слишком высокая цена.
Она уступила.
— Ты, конечно, прав. Почему ты всегда прав?
— Потому что я очень умный, умнее всех.
Сисси засмеялась и шутя ударила его кулаком в грудь.
— Ты слишком самонадеян.
— Это неизбежный результат того, что прекрасная и умная женщина бросается на меня, — прошептал он в ответ.
Сисси приподнялась на цыпочки и нежно поцеловала его.
— Так и есть.
Сиси прижалась к нему, стараясь сдержать слезы. Ей казалось, что сердце разрывается у нее в груди. Наки, очень чувствительный к ее эмоциям, ощутил такую же боль. Отказ от нее — это единственный благоразумный выход. Но от этого не легче. Он никогда не знал раньше, что такое одиночество. Он никогда не ощущал его так сильно. Даже после смерти Кончиты. Но теперь он понял, что это такое. Жизнь без этой женщины будет сплошной болью.
Через минуту он поднес флейту к губам. На этот раз песня, которую он играл, была не о любви. Теперь он играл песню, которую его соплеменники исполняли после смерти любимого человека.
Глава 15
На следующий день Сисси уезжала. Ей хотелось плакать, но она сдерживала себя. Торн и Трилби отвезли ее на вокзал на своей машине. Наки нигде не было видно, но Трилби была готова поклясться, что он где-то рядом.
И действительно, едва поезд отошел от станции, как на холме недалеко от железной дороги возникла фигура всадника. Он неподвижно сидел на лошади, говоря последнее «прощай» женщине, которую любил всем сердцем.
